Двое и старуха. Записки некроманта

— Знаю, но...— Вацлав как-то нерешительно оглянулся на Юргена.

— Если я вам понадоблюсь — звоните, — без тени обиды, сказал Юрген и вышел из кабинета.

— Сообразительный малый, — ухмыльнулся Вацлав и, подойдя к одному из гобеленов, откинул край полотна и нажал на ничем не примечательный камень. Тотчас секция стены за моей спиной бесшумно отошла назад, а затем — в сторону. Перед моими глазами открылся тайник, все содержимое которого состояло из свернутых в трубочки нескольких кусков пергамента.

— Запомните, сир, третий с краю, второй снизу, — очень тихо сказал Вацлав.

— Так это и есть план замка? — недоверчиво спросил я Вацлава.

— Это полный план замка, сир, — все так же тихо сказал он. — Со всеми тайниками и секретными ходами.

— Спасибо, Вацлав, больше я вас не задерживаю.

Вацлав молча поклонился и вышел.

Я вынул свитки из тайника и принялся их тщательно изучать. Чертежи оказались простыми и доходчивыми. В правом верхнем углу был крупно обозначен номер этажа. Все помещения были подписаны. Потайные ходы, комнаты и тайники были обозначены пунктиром и тоже подписаны. Я отложил изучение потайных ходов и комнат на потом, и стал внимательно рассматривать явную часть второго этажа. Я без труда нашел коридоры, по которым сегодня ходил — от лестницы на третий этаж — в трапезную, из трапезной — в тренировочный зал, а вот — прямой путь от лестницы к тренировочному залу, а вот — к кабинету... Я тщательно запомнил все, что мне пока было нужно, свернул свитки, вернул их тайник, встал, подошел к гобелену, отогнул край полотна и нажал на третий с краю, второй снизу камень — тайник бесшумно закрылся.

Я вернулся к столу и стал изучать содержимое его ящиков. В левом нижнем я нашел то, что искал — ключи. Они висели на большой связке, и на каждом из них была прикреплена бирка. Я быстро нашел ключ от библиотеки, отделил его от общей связки и прикрепил на свою. Затем я взял стоящий на столе колокольчик на длинной ручке и позвонил. Дверь тотчас же открылась, появился Юрген, и мы направились в мои покои. На этот раз он шел позади меня.

Переодевшись в легкий хлопковый костюм, я и моя "тень" пошли в тренировочный зал. Йоген оказался на месте. Учитель фехтования отрабатывал восходящие рубящие удары. Заметив нас, он повесил меч на стену и направился к нам.

— В гости или как? — улыбнувшись, спросил он.

— Учиться, — в тон ему ответил я.

— В таком случае, позвольте задать вам несколько вопросов, — начал Йоген...

* * *

Мы занимались до удара колокола.

— Ужин, сир, — сказал Юрген, все это время сидевший в углу на небольшой лавочке.

— Сир, — окликнул меня Йоген.

— Слушаю вас.

— Чтобы достичь успеха, вам придется тренироваться каждый день. — И еще: у вас в библиотеке есть редкая книга — "Парадоксы атаки и защиты", очень советую ее почитать.

— Хорошо, Йоген, — сказал я и направился к себе переодеваться — вся рубашка была мокрой от пота.

Отужинав, я сделал знак виночерпию, тот наполнил мой кубок до краев, и пока я смаковал вино, Юрген успел поесть и вновь встал позади меня. Я поднялся, покинул трапезную и направился в библиотеку. Юрген молча и бесшумно шел за мной, ни о чем не спрашивая. Очень тактичный, знающий свое место, человек, идеальный слуга. Я поймал себя на мысли, что уже привыкаю к нему, к его ненавязчивой помощи. Единственное, в чем я не был уверен, так это в его верности. Я вспомнил слова Вацлава: "Пока вы им платите — они за вас умереть готовы, а стоит возникнуть какой-либо заминке с деньгами — они сразу исчезают, как будто их и не было".

— Скажи мне, Юрген, если бы у меня произошла серьезная заминка с деньгами, и я не смог бы платить тебе, сколько плачу сейчас, ты бы меня покинул?

— Нет, сир, просто заключил бы новый договор.

— И все? — удивился я.

— Но это, если у вас действительно произойдет серьезная заминка. Но пока у вас есть Вацлав, опасаться нечего. Это одновременно самый предприимчивый и честный управляющий, которого я когда-либо видел.

— За что же он тебя недолюбливает? — спросил я.

— Не знаю, но думаю, что это ревность.

— Ревность?

— Посудите сами, из всех ваших людей свободны только он, я и Йоген. Но контракт заключен только между мной и вами.

— И только это?

— А что? Этого мало? Вацлав честолюбив, знает себе цену, но и я тоже не вчера родился и тоже знаю цену своим услугам, — спокойно сказал Юрген.

— А ты не честолюбив? — поинтересовался я.

— Нет, сир, просто я очень хорошо знаю и люблю свою работу, — все так же спокойно ответил Юрген.

"Видать, эти двое просто не сошлись характерами, но будут служить мне несмотря не на что", — удовлетворенно подумал я.

Когда мы вошли в библиотеку, Юрген, первым делом, зажег все свечи, что были в библиотеке — слабого вечернего света, пробивавшегося через витражное окно, явно не хватало, завел большие напольные часы, как бы случайно провел пальцем по письменному столу и сказал:

— Если я буду нужен вам, сир — звоните, — и вышел.

Когда за Юргеном закрылась дверь, я осмотрелся — слева от двери — несколько книжных шкафов, напротив — пара кресел, книжный столик между ними. У правой стены — письменный стол — близнец того, что в кабинете, за столом стул — вот и все убранство. Я подошел к шкафам — большинство книг было на хирунте — рунном письме, принятом в Империи. Я принялся изучать содержимое библиотеки. В большинстве это были книги на военную тематику, а так же всевозможные справочники по магии. Я принялся искать книгу, о которой говорил Йоген, и обнаружил ее в третьем, предпоследнем шкафу. Она представляла из себя довольно большой свиток на внешней стороне которого значилось "Парадоксы атаки и защиты Джильвуаром Сильгейсом изложенные". По всему было видно, что ее читали и перечитывали. Я взял к стоящему на столике канделябру еще один со стола, поставил рядом с первым, сел и стал изучать книгу.

Первая часть состояла из описания всевозможного оружия. Приводилась краткая историческая справка, а так же его сильные и слабые стороны — все это мы изучали в Дзен Риэле, поэтому я пробежал эти строки, особо не задерживаясь. Вторая часть была посвящена теории фехтования. Я устроился поудобнее и стал читать уже внимательней: "Не существует совершенного боя без удара и укола. Нет никакого определенного правила, устанавливающего необходимость применения только лишь острия меча. И вот почему.

В бою существуют множество движений: кистью, телом, ногами. В каждом движении положение кисти меняется. Смена стойки, защиты, отражение укола — кисть иногда будет в положении удара, иногда — укола, иногда в положении укола после удара, иногда — после укола в положении, удобном для удара, а иногда в положении, из которого вы можете ударить, но не можете уколоть без потери времени, иногда наоборот. Может случиться и так, что не будет возможности атаковать вообще.

Пока вы не используете в бою равно удары и уколы, вы не в состоянии закрыться защитой или отступлением, так как ваше пространство будет слишком широким, а дистанция сломана. Бывают ситуации, когда вы уже нанесли укол, а защита или сбив клинком/кинжалом выполнены таким образом, что вы не в состоянии ни уколоть снова, ни защититься, а освободиться можете только лишь мощным ударом. Бывают и обратные ситуации, когда повторный удар невозможен и поможет только укол.

Поэтому и нет совершенства истинного боя без удара и укола, нет правила, требующего использовать только острие меча".

Я хмыкнул — прописная истина, но изложена и обоснована безупречно, и, пропустив несколько глав, стал читать дальше: "Главная причина, по которым многие храбрые люди, считавшие, что они искусны в своём оружии, тем не менее много раз получали серьёзные раны, а часто и погибали от рук плохо обученных или не обученных противников — отсутствие четырёх правил..." "А вот это, пожалуй, интересно" — подумал я...

Но окончательно меня поразило следующее высказывание: "Бесспорно, я думаю, парень, который никогда не ходил в школу, использующий навыки, слепленные природой из его храбрости, силы и проворства, хорошими ударами и уколами, делая их, как подсказывает рука, положит кого-нибудь из этих несовершенных учеников. Кроме того, в наши дни в фехтовальных школах не находят применение захваты, сближения, борьба, удары эфесом, кинжалом или баклером (Баклер — маленький, круглый щит.). Наши крестьяне будут по зову природы выполнять эти приемы с огромной силой и проворством. А студенты не знакомы с такими приемами. Тот, кто быстро "подсаживается" на такое "школьное фехтование", теряет природные навыки, поэтому крестьянин оказывается лучше него." (Взято из книги Джона Сильвера "Парадоксы защиты" Лондон, 1599г).

Дочитав до этих слов, я взглянул на часы, они показывали без пяти минут одиннадцать. Я взял колокольчик и позвонил. В открывшейся двери появился Юрген.

— Юрген, распорядись насчет ванной.

— Будет сделано, сир, — ответил Юрген и вышел.

Я положил книгу обратно в шкаф, погасил все свечи, закрыл библиотеку и направился к себе в твердой уверенности, что когда буду на месте, меня уже будет ждать ванна. За этот день я успел убедиться, что мой камердинер свое дело знает отменно.

III

Один за одним потянулись дни. Дни неплохие и лишь постоянная мысль, что же стало причиной смерти дяди Кейна — простуда или проклятие — не давала мне покоя. Каждый раз, ложась спать, я опасался вместо обычных сновидений погрузиться в бездну кошмаров, но пока все обходилось.

Я вставал в восемь, умывался, Юрген меня брил, затем он помогал облачиться в выданные мне Йогеном "песочные доспехи" — множество мешочков с песком, пришитых к крепкой длинной льняной рубашке. Весило все это чуть ли не в два раза больше чем полный кольчужный доспех, но, как говорил Йоген: "Запас сил еще никогда не был лишним". Затем, накинув сверху легкий плащ, я шел к Йогену в зал, и — на утреннюю пробежку вокруг замка.

— Зачем мне это? — спросил я его, когда он ввел пробежку к тренировкам.

— Учителю виднее, — улыбнувшись, сказал Йоген и уже серьезно объяснил. — Пробежка развивает выносливость, необходимую в бою. Порой единственный способ одержать победу над противником — измотать его. Уставший, он начнет допускать ошибки, которые могут стоить ему жизни. Единственный способ не оказаться на его месте — быть выносливей.

Несмотря на свои сорок восемь лет, Йоген бежал легко и изящно, хоть и был облачен в точно такие же "доспехи". В первые дни я изо всех сил старался не отставать и делал вид, что мне нисколько не трудно, но к концу пробежки я задыхался, и у меня кололо в боку. Потом уже стало легче — в боку не кололо, дыхание выровнялось.

Пробежка была до завтрака — стоило раздаться удару колокола, мы добегали до подъёмного моста и расставались. Я несколько раз приглашал его разделить со мной трапезу, но он всякий раз вежливо отказывался без объяснения причин.

— У него там пассия — молоденькая горничная по имени Аннета, — сказал мне Юрген, когда я спросил его об этом. — Они помолвлены, и этой осенью поженятся.

Это все объясняло — действительно, не сажать же горничную за господский стол, а принять мое приглашение и пойти одному — это как бы лишний раз подчеркнуть свое благородное происхождение и своими руками уже начать разваливать еще не созданную семью.

После завтрака я шел к себе, переодевался в тренировочный костюм, и первый час до ланча отрабатывал удары и приемы — благо флегматично настроенных манекенов у нас хватало — боевым топором или двусторонней двуручной секирой.

— Настоящий мастер должен владеть нелюбимым оружием лучше, чем любимым, — сказал как-то Йоген, заметив мою кислую мину, с которой я, по его приказу, взял учебный топор. — Все истинные мастера — всегда универсалы.

— Как вы?

— Куда мне, — отмахнулся Йоген. — С проклятой деревяшкой справиться никак не могу, — Йоген указал на пику.

Весь второй час мы занимались метанием ножей. С правой руки, с левой руки, с разворота и прочих позиций

После ланча и до обеда — работа мечом. Одноручным, полуторным, двуручным, одноручным и баклером, одноручным и кинжалом, двумя одноручниками, одноручным и щитом, правильные и ошибочные приемы. Причем, Йоген делал это так: покажет два, с виду, одинаковых приема и спрашивает, какой правильный, а какой ошибочный и в чем ошибка. Это было трудно, но увлекательно.

— Думай, Кэвин, думай, — тренировки сблизили нас, и на них он переставал называть меня сиром, — В одном случае этот прием очень трудно отразить, а в другом — очень просто и даже можно ранить противника.

— Покажите еще раз, — просил я его.

— Хватит с тебя и подсказки, — одними глазами улыбался Йоген.

Я закрыл глаза и начал проигрывать в уме то, что мне показал Йоген, пока меня, наконец, не озарило:

— Нога! В первом случае вы пошли с правой ноги, и в итоге оказалось открыто бедро, которое можно атаковать как рубящим, так и колющим ударом.

— А затем?

— Разорвать дистанцию.

— И?

— Можно уйти в глухую оборону и дождаться, пока противник истечет кровью, а учитывая, что в бедре проходят два крупных сосуда — бедренная артерия и бедренная вена, это произойдет довольно скоро.

— Как я вижу, ты читал так же "Анатомию" Гиельса, — заметил Йоген.

— Читал. Еще в Дзен Риэле, — сказал я и спросил. — Скажите, Йоген, зачем это упражнение? Что оно мне дает?

— Оно учит просчитывать атаку противника еще до самой атаки, развивает в тебе воинскую интуицию, учит по одному движению рук, ног, корпуса просчитывать дальнейшие действия твоего соперника, а так же пополняет твою копилку полезных приемов. Покажи-ка, кстати, правильный...

После обеда я направлялся к себе соснуть часок, затем — новый сухой тренировочный костюм, благо мне их сшили штук пятнадцать, так что пришлось поставить еще один платяной шкаф, и — в зал на поединки.

На поединках закреплялось все, что изучалось раньше — вплоть до сегодняшнего дня. Работа мечом против меча, двумя кинжалами против меча, топором против меча, мечом против топора, мечом против пики, и прочие мыслимые и немыслимые комбинации. Йоген отлично знал сильные и слабые стороны каждого оружия и умело использовал сильные, когда работал им и слабые, когда — против него. Причем, он всегда стремился поделиться всем, что знал и умел. Он искренне радовался моим успехам — всякий раз, когда мне удавалось его достать, он кричал: "Молодец, Кэвин, продолжай так же", но все же чаще перепадало мне, а бил Йоген сильно, так что, несмотря на ученические доспехи из толстой кожи, синяки все же оставались.

— Лучше синяки сейчас, чем отсеченная конечность потом, — как-то сказал он, заметив недовольство, с которым я разглядывал сине-зеленые "трофеи" полученные мной на одной из тренировок.

К концу второго часа тренировки я приходил в состояние, когда руки все делали сами — меч делал финты, колющие и рубящие удары, ноги сами меняли стойки. Если мне раньше, чтобы провести прием, приходилось внимательно следить за каждым движением Йогена, то сейчас глаз сам замечал все предпосылки, отдавал приказ телу, и в большинстве случаев удар проходил.