Где рождаются снегороги

— Бабуля-смерть, не нуди, — сонно подала голос Проказа, и Эдуард увидел перед лицом тёмную тень ноткиной руки, потрепавшей её за щеку.

— Вообще, детям надо усвоить два простых правила, — Сириль поймала руку подруги и переплела с ней пальцы. — Во-первых, никогда не кормить на себе вампиров...

— Ты дерьмовый образец для подражания, — буркнул мальчик и дёрнулся, когда пальцы девушки отыскали под свитером его голый бок и пребольно ущипнули.

— А во-вторых, — устало пробормотала Проказа, — никогда, — она сглотнула, — никогда-никогда-никогда не позволять себе в кого-то влюбиться. Стоит нарушить хотя бы одно из этих правил, и лавину проблем уже не остановить.

Эдуард повернул голову и ощутил в её усталом, тяжёлом дыхании пары спирта и сливы.

5.

Киара проснулась от топота, звучащего во тьме. В комнату устремились волны стеклянно-морозного воздуха и очертили своим существованием пустоту окружающего пространства. Диссонанс чужого дыхания звучал непривычно: так близко и так мало грудных клеток мерно вздымалось кузнечными мехами, раздувая в горниле бессознательного краски снов.

— ...Пета, захлопни чёртову дверь, — хрипло простонала Саноте и укрылась одеялом с головой.

Поток холода иссяк вместе с негромким хлопком и поворотом ключа в замке. Водянка ещё раз притопнула, сбивая снег с ботинок.

— Ночь прекрасна, — заметила она и клацнула выключателем в прихожей, которая разветвлялась коридорами к комнатам и кухне, а потом выходила сразу в гостиную. Жиденькая белизна электрического света выплеснулась на полки и ковёр гостиной, сдвинув полумрак в дальние углы по обе стороны от окна.

— Ты же сказала, что разбудишь нас в шесть.

— Так и есть, семнадцать пятьдесят семь. Сириль, просыпайся!

Возле стены, где спала Проказа, раздалось невнятное бурчание. Эдуард вывернул голову и посмотрел на возящийся в бледном свете силуэт Петы. Пристальный взгляд зелёных глаз говорил о том, что мальчик вообще не спал.

Под боком у Ноты заворочались близняшки Браун, и одна из них громко зевнула.

— Просыпайтесь! — Водянка включила торшер и задёрнула на окне занавески.

Сириль задумчиво подвигала под одеялом ногой и произнесла:

— Пошли погуляем.

— А сможешь? — Пета взяла с края дивана плед и начала его складывать.

— Да, — впалые глаза девушки задумчиво рассматривали потолок. — Пошли в лес. Не хочу я ни в город, ни дома сидеть. До поляны со снежной бабой и обратно. Нэдди, пойдёшь со мной?

Мальчик кивнул.

— А вы, малышня? — Проказа повернулась к сонно трущим глаза девочкам, но те, поймав её взгляд, как одна повернулись к наставнице.

— Идём, — отозвалась Нота.

— Ты не можешь пойти, — серьёзно произнесла Сириль.

— Почему?

— В лесу для твоего обогревателя нет розеток.

Близняшки прыснули.

— Я похороню тебя в ближайшем сугробе, — рассмеялась Саноте и тяжело села.

— Посмотрим-посмотрим, — Проказа набрала в лёгкие воздуха и завопила. — Пета, молю-умоляю, свари кофе сейчас и в дорогу!

В ответ из глубин дома донеслось невнятное ворчание.

6.

Когда Сириль, прихрамывая, шагнула через порог кухни, Водянка как раз переливала кофе из кастрюли в термос. На столе стояли шесть бумажных стаканчиков с дымящейся чернотой.

— Ханна.

— М-м?

— Думаешь, это хорошая идея?

— Почему нет? Ничего же не случится.

— Ты прекрасно знаешь, что именно в таких ситуациях что-то случается.

— Хорошо, — Проказа набросила поверх расстёгнутой куртки простенькую ременно-плечевую систему с парой ножей, фонариком и подсумком, — тогда пойдём в лес, и пусть что-то случится.

Открыв морозильную камеру холодильника, она вытащила оттуда тяжёлый, покрытый изморозью пакет и с грохотом опустила на столешницу. Из выдвижного ящика были извлечены пищевая плёнка и бечёвка.

— Вижу, ты всё-таки решила перестраховаться, — Пета поставила кастрюлю в раковину под поток холодной воды.

— Я всегда перестраховываюсь в таких случаях, — Сириль с хрустом раскрыла пакет и ножом для льда отколола от общей груды первое свиное сердце. — Ты помнишь, что случилось с Резистором?

— Спасатели нашли его в десяти километрах от поляны обмороженного с пустой брюшной полостью и разорванной грудной клеткой, — кивнула Водянка.

— И он был единственный, кто в ту ночь не взял с собой сырое мясо, — Проказа уложила сердце на двойной слой пищевой плёнки и обернула как трюфельную конфету, обвязав края плёнки куском бечёвки. — У нас остался керосин для лампы?

— Пойду гляну.

Перекрыв воду, Пета направилась к тайнику в другом конце дома. Сириль как кондитер продолжала упаковывать куски заледеневшей свиной плоти. Из чернильницы окна сквозь завесь дырявого тюля на неё таращилась пустота, в чьей утробе ветер заставлял переругиваться состаренные наготой деревья.

— Пришёл помочь?

Приблизившись к порогу кухни, Эдуард не взял с собой только одного: звуков. Задержанное дыхание, мерное биение сердца, осторожные шаги в перелатанных шерстяных носках — повернувшаяся спиной Проказа всё равно узнала о его появлении.

— Одно тебе, другие раздай Браун, — девушка не глядя протянула ему три жгуче-холодных комочка в коконах прозрачной плёнки.

Мальчик обошёл её так, чтобы не стоять у левой, ведущей, руки и потёрся виском ей о плечо.

— Надеюсь, это извинения за то, что опять сцепился с Браун, молокосос, иначе не подлизывайся. — Проказа потрясла рукой с тремя свиными сердцами, но за раздражением в её голосе пряталось что-то ещё. — Ну? Я долго буду держать?

Аккуратно приняв свёртки, мальчик вышел в коридор, где чуть не столкнулся с Петой.

— Керосина хватает, — произнесла она. — Так что бери расчленёнку и пойдём.

Сириль задумчиво кивнула.

7.

— Нет, говорю вам: Великий Магистр или кто-там сейчас — явно женщина, — весело тарахтела Проказа, рассыпая в полумраке дымку горячего дыхания. — Иначе как объяснить столько классных задниц у мужиков Иллюзиона? Даже психолог... Нотка, помнишь их психолога?

Она выглянула в хвост процессии, где за Эдуардом и сёстрами Браун спокойно шагала по сугробам девушка, изрядно прибавившая в объёме от зимних одежд.

— Который шатен или седой? — Саноте убрала со рта палантин, чтобы задать вопрос, и тут же вернула ткань на место.

— Оба. У обоих крепкие подтянутые задницы. Можно целый день только и делать, что пялиться на них.

— Наверно, ты единственная, кто обращал на это внимание, — хмыкнула Водянка и подняла керосиновую лампу выше — свет мазнул по глубине морщин в коре деревьев, зажёг искрящуюся белизну снежного покрывала, но дальше меж стволов канул в небытие, наткнувшись на неподъёмную тяжесть зимней ночи.

Шуршала и шелестела при ходьбе верхняя одежда, под ногами со дна продавливаемых следов доносился утробный скрип.

— Я не говорю, что Магистр только и делает, что таращится на их шопены, но эта изящность наталкивает на... — Сириль оборвала движения языка, ног, рук — но вниманием устремилась во тьму. Рядом встала Пета, за её спиной замерли во вспененном сугробе Эдуард и сёстры Браун, прикрываемые Саноте.

Однако шаги продолжали звучать — ближе, и ближе, и ближе.

— Ну, я же говорила, это он, — Проказа в один момент расслабилась. — У кого ещё в кегельбане серого вещества шаром покати.

В круг тёплого света шагнули её ровесники — полная девчушка, явно закоченевшая в парке с натянутым до носа капюшоном, весьма схожий с ней как чертами лица, так и степенью их обледенелости мальчик в серой, множество раз перештопанной куртке и миловидный подросток с узким лицом и длинными, разметавшимися по плечам тёмными волосами.

— Могильщик, — в голосе Водянки лязгнула угроза, — я сто раз говорила не разбивать камеры наблюдения на территории приюта: новые каждый раз ставят в другом месте, и я задолбалась уже выискивать их.

При первом её слове руки Могильщика в мешках варежек подались вперёд ладонями.

— Валюта ещё утром обработал её, когда с бодуна приполз из города, — проговорил он с лёгкой насмешкой в голосе, не обращённой ни к кому конкретно, а оттого ещё более раздражающей.

— Какого рожна он припёрся из Кварталов этой дорогой?

— Склон совсем замело...

— Так расчистил бы лопатой таза своей задницы вместо того, чтобы выискивать на неё приключения!

— Он обещал, что сам тебе скажет, — всё с той же мягкой смешливостью проговорил длинноволосый подросток и ребром ладони сдвинул наползающую на глаза шапку. Из-под расстёгнутой куртки и потрёпанного края шарфа выглядывало белое изображение клыкастого черепа и надпись "Danzig".

Одна из сестёр Браун потянулась ко второй и что-то чуть слышно шепнула на ухо. Та равнодушно пожала плечами, но всмотрелась в старшего внимательней.

— Никто ни хрена мне не сказал, — угроза в голосе Петы расшаталась в раздражение. — Значит, она уже день такая стоит?

— ...она показывает, просто не поворачивается: что-то заклинило, — хрипло подала голос девушка в капюшоне. — Давайте мы пойдём, а вы тут заканчивайте. У меня уже всё отмёрзло к чёртовой матери.

— А тащиться в лес траву курить ничего не отмерзало? — хмыкнула Проказа.

— Говёная была трава, я бы сажала за такую.

— Я никого не держу, — держа лампу повыше, Пета прошла между Могильщиком и мальчишкой в штопаной куртке — оба расступились, освобождая ей дорогу. Следом, задев плечом девушку в капюшоне, проследовала Проказа, по её следами пропрыгали сёстры Браун и Эдуард. Саноте плелась, взрыхливая снег старенькими уггами.

— Вы сами-то какого чёрта туда прётесь? — вопрос Могильщика раздался уже за её спиной. — За бабушкиными сказками?

— А хоть бы и за ними, — сквозь палантин отозвалась Нота, — не твоё собачье дело.

— Не рычи.

— Сначала побей меня на арене хоть раз, потом указывай, — устало, не повышая голоса и даже не оборачиваясь, пробормотала девушка. Едва она успела договорить, как Сириль сложила ладони рупором и прокричала через плечо:

— Мы идём ловить снегорогов, пошли с нами, нам как раз нужен баран на заклание для Ингдара!

Донёсшиеся над скрипом снега ругательства свидетельствовали о том, что Могильщик её услышал.

Взбивая сугробы берцами, Водянка уверенно провела компанию через гудящий туннель под фолькватской автомагистралью. И в тот момент, когда они вынырнули под бездыханно-мрачное небо, ощерившееся иглами звёзд, знакомая территория приюта закончилась — впереди за просекой начинался лес. Высокая тёмная стена волнения, шума и глухого стона, доносящегося как бы сквозь тонкую прослойку реальности из соседнего мира. Лес и казался другим миром — миром без людей и не для людей, что-то странное заполнило его чёрным морем, металось с ним, невидимое и неотличимое в путанице его крон, столпотворении древних шершавых стволов.

— Вот что, — Пета обернулась к младшим детям и оглядела каждого, ловя взгляд, а с ним и внимание, — есть простые правила, которое вам надо соблюдать сегодня и потом — всегда. Самое первое: не отходить далеко от меня, Ханны и Саноте. Второе: не сходить с тропы. Третье: не придавать значения тому, что вы увидите, глазея по сторонам.

— Зря ты это сказала, — проворчала Проказа, — ведь теперь специально будут высматривать.

С лиц Эдуарда и сестёр Браун не сходило хмурое, слегка озадаченное выражение.

— Скажи им прямо, они уже взрослые, — вздохнула Нота и, не дожидаясь ответа Водянки, пояснила. — В этом лесу живёт множество духов, которые ночью более активны, чем днём. Они привыкли, что в лес строго по определённым дорогам иногда приходят и уходят люди, и ничего плохого от них можно не ожидать. Некоторые из них — мы зовём их Слепками — копируют образы из вашего бессознательного и, как бы сказать...

— Сопровождают вас в виде теней этих образов, — продолжила Пета. — Они будут мелькать на самой границе света на самом краю зрения, в упор вы не увидите никого из них, но присутствие заметите сразу. Искать и ловить их бесполезно, вы просто потеряетесь и заблудитесь. Поначалу это нервирует и даже пугает, но к этому надо привыкнуть и приучить себя не обращать внимания, если вы хотите ходить в лес и возвращаться из него живыми.

— Если кто-то передумал идти, я провожу обратно в приют, — негромко заметила Саноте.

Близняшки переглянулись, а потом Кейни повернула к ней голову и недовольно произнесла:

— Ты просто ищешь повод вернуться к обогревателю.

Нота прыснула.

— О-о да-а, — многозначительно протянула Проказа, — бабуля-смерть ищет, не сомневайтесь. Вижу, ссыкунов сегодня нет, так что веди нас, о великий вождь и хранитель термоса с кофе!

— Не клянчи, ты и так выдула свою порцию и Нэда, — с этими словами Водянка опять подняла керосиновую лампу и устремилась к штормовому рёву лесной темноты. На этот раз Сириль и Нота вдвоём замыкали процессию.

За спинами какофоничным пульсом шумела автотрасса — последний Рубикон человечества. Фонари наполнили эту артерию, протянувшуюся от города к городу, жиром белого света, но боялись коснуться лесной опушки, как люди боятся погладить дикого зверя.

— Снегороги, — громко, ни к кому не обращаясь, произнесла Киара, — это ведь тоже какая-то приукрашенная старая страшилка? То есть, они же не всегда были детьми, которых бросили умирать в лесу?

— Неа, — отозвалась Проказа. — Я тебе больше скажу: снегороги даже не всегда были милыми сказочными лошадками типа северный вариант средневекового инрога. Маришка говорила, что до прихода сюда Однобожия, которое приволокло понятие греха и труля-ля, наши непуганые предки считали, будто в снегорогов превращаются души людей, которые не могут вернуться за реку, в иной мир, где души обычно отдыхали перед новым воплощением. Снегороги описывались очень сутулыми, но прямоходящими существами, что-то вроде фавнов с небольшой лошадиной головой и прямыми рогами. Говорили, будто они скитаются по лесам и горам и очень не жалуют счастливых людей. Когда сюда приволокли веру в Сиблингов, то снегорогов, ясное дело, начали считать просто душами грешников, потом отождествили с чертями, а потом как-то черти стали отдельно, снегороги отдельно, просто крестьянские суеверия и — да, души детей, замёрзших насмерть в лесу.

— То есть, никаких прототипов...

— Ну, бывают олени и горные козлы с дефектом: одного рога нет, потеряли в драке или иным способом, — пожала плечами Сириль. — Либо какие-то духи реально принимали вот такой коне-козлино-человеческий вид и являлись медиумам и путешественникам. Почему ты спрашиваешь?

— Обидно, если это просто сказочки.

— Смотря как их трактовать, — голос Проказы разносился над помпонами шапок младших ребят. — Молвен как-то сказала, что изваяние Снягини, которое сейчас хранится в краеведческом музее, раньше стояло на территории приюта. Есно, до того, как это всё стало приютом, во время застройки камни аккуратно вывезли.

Одна из сестёр недоверчиво обернулась и посмотрела на Саноте.

— Это чистая правда, — отозвалась та, — в отличие от историй про психиатрическую лечебницу.

— Вы обе, — продолжала Проказа, — попали в приют зимой, уже после первого снега?