Хырымпырым

— В смысле? Почему только денек? — заинтересовался солдатик — А потом что?

— А потом меня похоронят — еще горестней вздохнул я — Сперва зарежут, ну, наверное зарежут, а может палкой пришибут..., а потом похоронят... а денег в доме даже на хлеб нет... дров и то нет, печку топить нечем! Как подумаю, где мать медяки на похороны искать будет, так ум за разум заходит. Эх... судьба моя злодейка... даже мертвым и то родным хлопот доставлю!

— Зарежут? — пронзительно пропищал солдатик — Но-но-но! Ты что?! Если ты помрешь, то и я того... куклой стану.

— Ты и так кукла! — буркнул я, протискиваясь между двумя заборами и перешагивая здоровенную лужу — Из липы выточенная.

— Да нет, дубина! — еще громче завопила кукла, потрясая крохотными кулачками — Настоящей куклой! Игрушкой бессловесной, забавой для детей! Понимаешь? Я же с тобой магией до конца дней твоих связан! Ты помрешь — и я помру! В одном гробу хоронить будут!

— Если не заткнетесь, то я вас прямо щас похороню! — проревел злой голос из-за левого забора — Середина ночи, чего орете, ироды?!

— А похоронялка не надорвется? — заорал в ответ солдатик — Спи дальше! Это тебя еще спросить надо, чем ты там ночью в огороде занимаешься! Пугало совращаешь, шалун блудливый?

— Тихо! — прошипел я, наощупь пытаясь заткнуть сварливой кукле рот и тут же сам заорал во всю глотку, когда точеные из липы зубы сомкнулись на моем пальце.

— Да я вас! — не унимался басистый голос — Да я из вас сейчас... А ну ловите, чтоб вам поперек хребта попало!

Послышались тяжелые шаги, что-то загрохотало, будто рассыпалась поленница дров, а затем через забор со свистом пролетело что-то темное и грохнулось на землю, угодив аккурат в середину зловонной лужи. Нас окатило брызгами и я, вжав голову в плечи, прижался к забору, не дожидаясь пока прилетит следующий снаряд от разъяренного хозяина дома, чей покой мы нарушили.

— Ты в кого полено кинул?! — заверещал солдатик, первый разглядевший чем именно в нас метнули — Нет, ты чего поленьями швыряешься, папа Карло чертов?!

Свистнуло еще раз и под рев разъяренного мужика в нас полетело сразу два полена. Видать кидал на звук пронзительного голоска куклы.

— Не попал, не попал! — запрыгал солдатик у меня на плече — Косуля! Пугалосовращатель зазаборный!

— Заткнись! — завопил я, в красках представив, что именно сделает со мной хозяин знакомого мне дома, если решит перебраться через на такой уж и высокий забор — широкоплечий каменотес Корн, по прозвищу Каменный кулак — Он же нас размажет!

— И опять мимо! Косуля слепая! — словно не услышал меня солдатик, когда очередная пара поленьев просвистела над забором и шлепнулась в грязь в опасной от меня близости.

Каменотес взревел дурниной и, судя по топоту, помчался к калитке, с шумом что-то обрушивая на своем пути.

— Все... — выдохнул я онемелыми от ужаса губами — И впрямь сегодня похоронят...

— Чего встал столбом? — зло прошипел сквозь зубы солдатик, как оказалось уже успевший спрыгнуть с плеча и копошащийся в грязи у моих ног — Подбирай!

— Что это? — спросил я, прислушиваясь к стремительно приближающемуся топоту и ругани. В соседних домах зажглись жидкие огоньки жировых светильников, по занавескам запрыгали тени. Соседи тоже уже проснулись от нашей перебранки и сейчас готовились насладиться зрелищем смертоубийства ненормальных решившихся разбудить местного забияку и силача Корна.

Вместо ответа кукла впихнула в мои руки несколько увесистых и шероховатых предметов со знакомыми очертаниями, взгромоздилась поверх них и заорала:

— А теперь ходу, ходу! Мчись!

И я помчался по темному закоулку, шлепая по лужам и вздымая вокруг себя фонтаны брызг. Мчался до тех пор, пока не оказался за пять улиц от дома Корна и пока его разъяренный рев окончательно не затих вдалеке. Лишь затем я решился остановиться и прислониться спиной к шаткому забору, с всхлипами заглатывая воздух в горящие огнем легкие.

— Молодец! — поощрил меня солдатик, с удобством усевшись поперек моей ноши и свесив ножки — Хорошо бегаешь.

— Ч... ч-что это? — еле выдавил я из себя, тыкая подбородком в тяжелые предметы у себя в руках.

— Как что? Дрова! Ты же говорил, что дома даже дров нет, чтобы печь разжечь? Говорил! Вот тебе целых шесть хороших поленьев! Пока ты с тем бугаем ругался, я все поленья, что он в нас кидал, собрал потихоньку. Хорошие у вас здесь люди живут — щедрые!

— Да я тебя... ох... да я тебя щас...

— Благодарить и целовать не надо — с пафосом произнесла кукла — Ну? Далеко еще до нашего дома?

— Нашего дома?! Это мой дом!

— Был твой, стал общий — отмахнулся солдатик, отряхивая изрядно потерявшую блеск кирасу — Пошли! Надо бы перекинуться с тобой парой слов о твоей грядущей смерти, о безымянный хозяин. Кстати, как тебя зовут?

— Одри — вздохнул я, отлепляясь от забора и шагая по направлению к дому, до которого осталось всего-то ничего.

— А дома есть чего пожрать?

— Нету. Если только остатки похлебки из котла выскрести...

— Нет, ты не Одри, хозяин, ты Одр... — печально молвила кукла, покачиваясь на поленьях — Про глоток вина и не спрашиваю даже.

— Ты вообще кукла, тебе ни есть, ни пить не положено!

— Тебя спросить забыли, что мне положено, а что нет! От твоих щедрот я только плевок в лицо и получил!

— Ладно, не ори на всю улицу. До дома доберемся там и поговорим. Все равно поспать уже не получится — мне чуть свет в трактир на работу бежать надо.

Глава четвертая.

Как все начиналось или история о человеческой глупости.

Умудрившись перебраться через забор не поднимая шума, я шустро пересек крохотный дворик и нырнул в дощатый сарайчик, где в лучшие времена жила наша кормилица корова, давно уж издохшая. Теперь сарай пустовал и я часто использовал его для ночлега, чтобы не тревожить покой заснувших родных. Ведь зачастую возвращался я очень поздно.

Осторожно прикрыв за собой сколоченную из трухлявого горбыля дверь, я со вздохом облегчения плюхнулся задом в выдолбленное из бревна корыто, в котором было расстелено мое старое одеяло. Внявшая моим просьбам и наконец-то замолкнувшая кукла сползла с моего плеча и уселась рядом, свесив ноги с края корыта. Подождала пока я запалю фитиль светильника и лишь тогда нетерпеливо спросила:

— Ну? Рассказывай, давай!

Вздохнув, я почесал макушку собираясь с мыслями и начал рассказ с самого начала — со вчерашнего полдня, когда я не разгибая спины драил пол в главном зале трактира "У Жирного Пита"...

Как раз закончилась обеденная трапеза и большая часть посетителей сыто отрыгивая отправилась по своим делам. Зал был почти пуст и никто не мешал мне оттирать от пола разлитую похлебку и плевки. Лишь в самом темному углу заведения сидело пятеро незнакомых мне мужчин, угрюмо смотревших друг на друга и цедящих из глиняных кружек кислое вино. Четверо молчали и лишь изредка несогласно качали головами, а пятый, пытался их в чем-то убедить, в запале переходил с приглушенного и неразборчивого бормотания на злой рык и тогда, до меня долетали обрывки его слов.

— ... а я говорю — бояться нечего! Ну маг, и что с того?! Всего то делов...

— Рискованно, Бойл! — это раздраженный ответ склонившегося над кружкой Тощего, водящего пальцем по залитой вином столешнице.

— Так за это такие деньжища и платят — за риск! Сам подумай — чуток пошуметь и сразу...

— ...тоже самое, что самолично башку в петлю сунуть! Не пойдет, Бойл! Ищи дураков!

— Дело тухлое, Бойл!

— Дрын верно говорит! Ты нас знаешь, Бойл — мы что хочешь для тебя сделаем. Но это же маг! Как-то нет желания доживать свой век ослом или...

— Хватит! Я сказал и точка — вы это дельце провернете — названный Бойлом мужчина окончательно раздраженный поднял голос и это позволило мне услышать все его слова до единого — Или один из вас — хотите жребий кидайте, кто именно пойдет, хотите вместе идите. Но дело сделаете! Всего-навсего шум поднять надо! Сегодня ночью! А если не сделаете — завтра вас всех в канаве найдут с перерезанными... — тут Бойл опомнился и, подавшись вперед что-то забормотал, постукивая сжатым кулаком по столешнице.

Через минуту он поднялся и смачно харкнув на пол, тяжело зашагал к выходу. Остальные остались за столом, безмолвно созерцая друг-друга. А я еще старательней завозил тряпкой по полу, не поднимая головы. Я хорошо помнил тот случай, когда один из местных клиентов недовольный отказом одной из кухонных девок выбил мне два зуба одним ударом — просто так, чтобы выместить злость на первом попавшемся. И этим самым попавшимся оказался я и вверх тормашками улетел за стол, вместе с уставленным тарелками подносом. Ладно два зуба — так с меня хозяин еще и стоимость разбитой посуды вычел...

Притвориться пустым местом мне не удалось:

— Эй, парень! Подтирала! — прогундосил Тощий, швыряя мне пару медных монет.

— Да, господин — поспешил я вскочить на ноги и согнуться в поклоне.

— Еще один кувшин вина, живо!

— Слушаюсь, господин — уже на бегу отозвался я, сжимая в кулаке деньги.

Залетев на кухню, я застал там своего неимоверно жирного хозяина — шарящего одной рукой под подолом смущенно хихикающей поварихи, а другой, удерживая у рта почти объеденную куриную ногу.

— Чего тебе?! — зло рявкнул жирный Пит, усыпая грудь волоконцами плохо пережеванного мяса.

— Там еще один кувшин вина требуют — отвесил я еще один поклон — Заплатили вперед.

— Клянусь всеми тремя поколениями Питов, так чего ты ждешь, дурило?! Подавай побыстрее! Да не забудь поинтересоваться — не желают ли чего еще. Скажи что мол заячья похлебка сегодня на диво хорошо удалась! Авось закажут. Верно Гнисса?

— Ой, верно хозяин — еще пуще захихикала повариха, не препятствуя руке хозяина путешествовать под платьем и ничуть не смущаясь моим присутствием.

Впрочем, на меня редко обращали внимание. За годы работы здесь я уже привык к тому, что меня звали "эй ты", "дурило" и лишь очень редко называли по имени Одри, обязательно добавляя к нему "вонючка" или "чудак".

Молча выложив монеты на стол перед хозяином, я подхватил с полки кувшин с узким горлом и вернулся в зал.

— Ваше вино, уважаемые — с этими словами я поставил кувшин на стол перед четверкой незнакомцев, постаравшись улыбнуться как можно приветливее — Хозяин просил передать, что сегодня у нас очень вкусная заячья похлебка. Если пожелаете, конечно.

— Пошел вон! — Тощий ухватил пустой кувшин и швырнул им в меня, метя в голову. Инстинктивно я прикрыл голову руками, но удара по моей многострадальной черепушке так и не последовало.

Вместо этого раздался звонкий звук оплеухи. Когда я приоткрыл один глаз, то с удивлением узрел держащегося за покрасневшую от удара щеку Тощего и зависший в воздухе кувшин, перехваченный Дрыном — если я правильно расслышал его имя.

— Ты чего руки распускаешь? — рявкнул Дрын, вскидывая руку для очередного удара — Парнишка услужливый, к нам со всей душой, супчика горячего похлебать предложил, а ты что?

— Дрын, да ты чего? Это же местный подтир... — начал было Тощий и тут же охнул от следующей оплеухи, пришедшейся по другой щеке.

А Дрын вновь обратил свое внимание на меня:

— Давай, парниша, неси свою похлебку на пятерых человек. И всего остального. Хлеба там, колбаски, сыра. Вот, держи — в мою протянутую руку упала тусклая серебряная монета — Тарелки и ложки тоже на пять человек тащи.

Судорожно кивнув головой, я вновь кинулся на кухню и уже не обращая внимая на сластолюбивую парочку, заметался от одного угла к другому. Нагруженный снедью поднос получился настолько тяжелым, что я едва вынес его в зал, не забыв положить перед хозяином Питом монетку и дождавшись его утвердительного хрюканья.

Пока тащил поднос до нужного стола, заметил, что теперь все четверо мужчин сверкали дружескими улыбками. Даже Тощий, у которого обе щеки полыхали красным и то, как мне показалось несколько натужно, но все же улыбался во весь щербатый рот. Да еще и похлопал меня по плечу, когда я начал разгружать поднос заставленный мисками и супницей.

— Вот молодец! — похвалил меня Дрын.

— А расторопный-то какой! — подхватил сидящий рядом с ним черноволосый мужчина, у которого недоставало большей части передних зубов.

— Вот тебе за труды, малый — к моему неописуемому восторгу и удивлению, Тощий всунул мне в ладонь еще одну серебряную монетку, точную копию предыдущей. Это же огромные деньжища!

— Тебе. Тебе — утвердительно кивнул Тощий, видя написанное у меня на лице неверие своему счастью — Ты уж не серчай, что кувшином в тебя кинуть хотел. Прости душевно.

— Спасибо, спасибо, уважаемые — склонился я в поклоне, едва не стукнувшись головой о край стола — Спасибо!

— Да не кланяйся ты через слово... как кстати тебя кличут-то?

— Одри, господин.

— Давай, садись рядом с нами, Одри, покушай. Устал, небось, полы выскребать?

— Что вы, господин, мне нельзя. Хозяин Пит не разрешает — замотал я головой, в испуге покосившись на неплотно прикрытую дверь в кухню.

— Не боись, с нами разрешит. Садись — похлопал Беззубый ладонью по скамье.

— Не могу, господин — отступил я на шаг — Хозяин прибьет. Как пить дать прибьет.

— Да что ты заладил, прибьет, прибьет! — зло рыкнул Дрын, но тут же растянул губы в примирительной улыбке — Садись, Одри, или ты нас не уважаешь? Аль брезгуешь?

— Что вы, господин! — воскликнул я и поспешно плюхнулся задом на скамью — Но хозяин...

— А с хозяином твоим я сам поговорю — пообещал Дрын, ставя передо мной наполненную до краев кружку с вином и, не теряя времени зря, повелительно крикнул — Пит! А ну тащи свою жирную задницу сюда!

Выскочивший из кухни хозяин, уставился на позвавшего и я едва не поперхнулся кислым вином — глаза Жирного Пита, обычно злобного и без раздумий пускающего в ход кулаки, сейчас светились добродушием и лаской. Приседая на каждом шагу, он просеменил к столу и выжидающе взглянул на Дрына. Тут заметил у края стола мою сжавшуюся в комок тощую фигуру и протянул было ручищу, чтобы ухватить меня за шиворот, но тут вмешался Дрын:

— Пит, ты же не против, если парнишка с нами посидит? А?

— Что вы, что вы — зачастил хозяин трактира, утирая выступивший на лбу обильный пот. Резко завоняло давно немытым телом — Если желаете.

— Желаю — широко улыбнулся Дрын, щедрой рукой швыряя на стол еще одну монету — И принеси-ка нам еще кувшин вина. Да получше той кислой бурды, что мы уже пили.

— Уже несу, уважаемый, уже несу — чуть ли не просюсюкал Пит и через мгновение бесследно испарился. Я только и услышал, как скрипнула кухонная дверь.

Такую прыть мой достопочтенный хозяин проявлял крайне редко и только в том случае, если к нам в гости заглядывал местный глава стражников Проксий, которого за глаза называли не иначе как Пузан — за его непомерно отвисший дряблый живот. Но и тогда, трактирщик хоть и улыбался услужливо, но самолично за вином не бегал, предпочитая отправлять в подвал меня или служанок. А тут вона как... воистину есть чему подивиться.

— Держи, Одри — об стол передо мной стукнула миска доверху наполненная наваристой похлебкой, а Дрын наклонившись поближе, сочувственно прошептал — Совсем тебя поди замучили, малой, да? С таким хозяином не продохнешь, всегда работу найдет.