Сон 10

— Ты его опять продал? — невольно вырвалось у Гарда. — Зачем?!

— Продаж больше нет. Как и рабов. Есть опекаемые и передаваемые другому опекуну. Запомни и не путай. Может слишком дорого обойтись. Рыжего мобилизовали. В счёт патриотического долга.

Гард растерянно смотрел на отца.

— Но... но как это, отец? Патриотический долг — это десять процентов. У нас восемь раб... опекаемых. Это восемь десятых, а всё что меньше единицы выплачивается в гемах. По закону...

— Ты ещё скажи: по справедливости, — раздражённо перебил его Коррант. — Запомни, справедлив только Огонь. А государство всегда даёт по минимуму, а забирает по максимуму. У нас в опеке двадцать... особей. Поэтому забрали двоих. На Рыжего был конкретный запрос с указанием его номера и прозвища, а второго по моему выбору. Я отдал Сизаря, — Коррант вздохнул. — Это ещё они про Орешка не знают.

— А то бы забрали троих, да?

— Троих и забрали. За Джаддом приехали отдельно и из другого ведомства. Понял?

— Но...

— Джадд был у меня в пользовании, — неохотно пояснил Коррант. — А то потеряли бы четверых. Ну, с моим эгоизмом разобрались? Теперь давай о втором. Это почему я паникёр?

— Потому что они не посмеют!

— Кто?

— Да все! Айгринам мы так врезали...

— Угу. Так что еле уцелели. Дипломаты молодцы, свели потери к минимуму.

— Да?! — не выдержал Гард. — Однако это у тебя в усадьбе пленный айгрин работал, а не ты там! — и осёкся, только сейчас вспомнив, что отец строго-настрого приказывал молчать о Джадде и вообще... не вдаваться в подробности.

Но, к удивлению Гарда, отец не вспылил, а только невесело усмехнулся.

— Могло быть и такое. На войне всякое бывает. И не всё война списывает.

Гард озадаченно посмотрел на отца. Так он об этом никогда не думал, но... но это получается... Додумывать он не стал: слишком страшно. И потому спросил уже почти по-детски:

— И что теперь будет?

— Война. Она уже есть. Пока только с согайнами, — Коррант говорил без оглядки на возраст и уровень собеседника, как сам с сбой, но и без ненужной сейчас и здесь терминологии. — Алеманы вряд ли вмешаются, им невыгодно расширение ТВД на море. Айгрины будут ждать и присоединятся к победителю. Это всё как обычно. А вот что будет после... Победа бывает тяжелее поражения. Посмотрим по результатам, — Коррант усмехнулся. — Если нам будет чем и на что смотреть. Согайя... это серьёзный противник. Очень серьёзный.

— Эти таракашки?! — возмутился Гард. — Да мы их...

— Заткнись, — не приказал, а раздражённо попросил Коррант.

Гард удивлённо — так с ним отец ещё никогда не разговаривал — замолчал. Коррант заставил себя усмехнуться и продолжил, уже объясняя.

— У них лучшая на континенте авиация и очень сильные десантники. Мы можем держать фронт на земле, но если они подавят наше ПВО и сбросят десанты... Если, упаси Огонь, на плотины... Если они возьмут контроль над плотинами, Дамхару конец.

Гард посмотрел на отца с ужасом, сглотнул, но справился с собой. И. помолчав с долю, сказал уже почти "по-взрослому".

— Отец, но если всё так... серьёзно, то сейчас надо не домой.

— Да, — сразу кивнул Коррант. — Ты прав. Заедем сейчас к маме.

И Гард опять сорвался.

— Опять?! Ну что ты как... Рыжий!

— А тут Рыжий при чём? — удивился Коррант.

— Ну, он тоже... Поедем к маме. Вот сколько раз, ты меня с ним посылал, а ночевать ни в посёлках, ни в заведениях не разрешил.

Гард невольно заговорил с совершенно детскими интонациями. Коррант кивнул

— Правильно. Значит, Рыжий не нарушал.

— И Тихоне тоже ты запретил, так он с Рыжим и в лесу, и у озера там... А меня... Как маленького, к маме... — возмущался Гард. — Я ему сколько раз говорил, что давай, дескать, заедем, вот же по карте озерко там или родник, а он только смеётся, — Гард попытался передразнить низкий хриплый голос. — Зачем под кустиком, когда можно под одеяльцем.

Коррант, уже улыбавшийся, с удовольствием рассмеялся.

— И тут Рыжий прав.

Гард вздохнул.

— Ну... ну, да, отец. Я понимаю. И, — вдруг пришла ему в голову новая мысль. — Отец, раз мы едем к маме, пристрожи её рабынь, тьфу ты, опекаемых. Пушинка совсем разленилась.

— Пушинка? — искренне удивился Коррант. — Всегда была...

— Ну, отец, ну, посуди сам. Вот приехали мы, Рыжий на кухню ушёл, я к маме. Ужин Старая подаёт, Малявка ей помогает, комнату мне Старая готовит, Пушинки не видно и не слышно. Утром кофе мне в постель Малявка приносит, — Гард смущённо покраснел. — И по-наглому лезет, пинком вышибал. Завтракаем, Пушинка опять же не показывается, всё на Старой с Малявкой. И уже уезжаем, уже Рыжий за рулём сидим, жмурится, мама на крыльце, и вот тут Пушинка вылезает. Босая, волосы распущены, в одной рубахе, даже хоть бы платок накинула, глаза заплывшие, губы распухли как... как оладьи. Рыжему узелок суёт. "Пирожки на дорожку".

Коррант, улыбавшийся в начале рассказа, остановил машину и, бросив руль, зашёлся в неудержимом хохоте. Гард смотрел на него с удивлением и даже обидой.

— Отец, ты... ты мне не веришь?

— Верю, верю, — с трудом выговорил сквозь смех Коррант. — Рыжий, говоришь, сидит и жмурится?

— Да, как... ну, как кот, после сметаны.

— Ай да Рыжий, ай да котяра! Пушинку умотать это... постараться надо. Она — баба ловкая, сильная, чтоб её до такого... — хохотал Коррант.

— Он... он с ней спал?! — изумился Гард. — Отец, она же старая!

— Это тебе она старая, — хохотал Коррант. — А Рыжему очень даже под стать! — и с явным искренним сожалением. — Жаль, не знал я, а то бы договорился, чтобы Пушинку с таблеток сняли, родила бы от Рыжего. От него, мне уже не раз говорили, хорошие рыжики получаются, крепкие.

— Отец... — потрясённо выдохнул Гард.

— Да, — кивнул Коррант. — Дело уже прошлое, а оно всегда непоправимо. Ладно. Едем к маме.

— Отец, нет, — Гард постарался взять себя в руки и стать серьёзным. В конце концов ничего такого... нового он не узнал, анекдоты про "Капитанова Рыжего" по всему Дамхару ходят, а надо о деле. — Я подумал, что если... раз ты говоришь, что так серьёзно, то надо на склады ГСМ, взять там и договориться о маслах, горючем, ну, пока и там всё не мобилизовали.

Коррант с весёлым одобрением посмотрел на сына.

— А вот в этом ты прав. Молодец сынок. Туда и побыстрее.

И резким рывком бросил фургончик вперёд.

Аргат

Воздушные тревоги повторялись теперь несколько раз за сутки. И если днём согайны охотились за армейскими колоннами, то по ночам упрямо рвались к Аргату. Зенитчики и истребители старались перехватить армады ночных бомбардировщиков на дальних подступах, но иногда над Аргатом разыгрывались настоящие воздушные бои, и сбитые — и свои, и чужие — падали на те же дома. Согайны стремились, даже умирая, выполнить приказ уничтожения вражеского потенциала. Тщательно продуманная и пунктуально выполняемая светомаскировка нарушалась пожарами, высвечивая мишени следующей волне бомбардировщиков. Днём развалины убирались и, по возможности, ремонтировались. "Шустряки" из Арботанга споро обшаривали развалины и обломки, утаскивая всё, что могло как-то продаться и, как негромко болтали, добивая раненых. Пойманных полиция расстреливала на месте, но меньше их не становилось. Война же. Кому война — тётка злая, а кому — мать родная. Каждый сам за себя, только Огонь всем светит, и то... кого греет, а кого и сжигает.

Жизнь, конечно, изменилась, но не настолько, чтобы уж совсем. Прошлую войну помнили многие и пока особых отличий не замечали. Как был Аргат глубоким тылом, так — спасибо Огню — и остаётся.

Моорна теперь забегала домой только поспать. И то не каждую ночь. Потому что к обычной работе — беготне-писанине — добавились дежурства в придомовом убежище и квартальном госпитале. Правда, от дежурств в наблюдательном пункте на крыше её освободили из-за зрения. В прошлую войну она была девочкой, но кое-что и тогда замечала, и сейчас, вспоминая, сравнивала. Да, Аргат изменился. Хотя бы тем, что в ремонтных бригадах стало много... называть их рабами уже фактически запретили, правда, ещё не наказывая, а только устно осуждая, а быстро распространившимся прозвищем "лохмачи" не хотелось. И в госпитале три клеймёные санитарки-уборщицы и один такой же санитар, и в убежищах — и домовом, и в госпитальном, и в тех общедоступных, куда её загоняла внезапная тревога — она всё чаще сталкивалась с... клеймёными и напряжённо вглядывалась в мужчин, надеясь и страшась, увидеть... его. Ловила себя на этом, смущалась и отворачивалась, сердилась, даже злилась на саму себя, но снова и снова... Ведь на всё воля Огня, и самое невероятное, невозможное станет возможным. И вообще. Имеющий глаза видит, имеющий уши слышит, а имеющий мозги — сопоставляет и понимает. Занесло же её в музей "Войн и оружия". А там... пустячок, но как она понимает, многозначительный...

...Музей этот она знала хорошо, их гимназию каждый год на осенний праздник водили сюда на экскурсию, конечно, не такую подробную, как мальчиков, а весьма поверхностную и, ну, очень обзорную, с обязательным поклонением всем павшим в боях в центральном зале, да и потом в университете на практикуме по музейному делу бывала здесь не раз и не два, и в общем она экспозицию знала хорошо, почти на полуавтомате, и потому, уже начав подниматься по центральной парадной лестнице, остановилась, едва не упав, и вернулась вниз на первую площадку перед раздвоением. Что её остановило? Картина... картина не та! Там, где в обычных замках располагалось от пола до потолка и во весь простенок огромное зеркало, здесь всегда было столь же большое, многофигурное и многоцветное полотно. Оно и сейчас было, но... другое! Почему? Нет, зачем?! Саму картину она за пять мигов вспомнила, хотя раньше видела её только на иллюстрациях в энциклопедии по истории живописи. Воины-ургоры всех времён в едином строю, от самых древних и уже легендарных до вполне — на момент написания картины — современных, от вооружённых копьями и луками конников до... За её спиной негромко рассмеялись, и она обернулась.

— Здравствуйте, ург, — она запнулась, вспоминая имя экскурсовода.

— Приветствую вас, урге, — смягчил он улыбкой церемонность приветствия. — А вы первая, кто обратил внимание. И что вас так удивило?

— Я задумалась о причинах перемены в экспозиции, — честно ответила она.

— Конъюнктура, — вздохнул тот и не слишком весело улыбнулся. — Вы помните, что тут было раньше?

— Да, — она уверенно кивнула. — Огненное Очищение.

— Вот-вот. Очень реалистичное вплоть до натуралистичности. Как наши кони попирают дикарей-аборигенов, а фоном Огонь Очищающий карает их жалкие бревенчатые хижины и мерзких идолов.

Она начала догадываться, но молча ждала продолжения.

— И вот на осенний День Поминовения как каждый год все училища привозят к нам первые классы на обзорные экскурсии славных побед. Всё как обычно. А тут... — он опять усмехнулся. — Вы знаете, что теперь в военных училищах, в каждом, есть класс "лохматиков"? Да-да, готовят подсобников. И с ними дядьки, тоже лохмачи. Нет, форма, выправка, дисциплина... всё, как должно. И вот стоят они перед этим полотном, коллега тарабанит заученный текст, а они... молча смотрят. Дядьки ещё держат лица, а малышня... не все, но многие заплакали. А один вовсе... рукой тычет, там одна с распущенными белыми волосами под копытами, и в голос... "Эту мою мамку так, да?".

— Мамка это...

— Ну, догадаться нетрудно. Потом уточнили. Да, на поселковом жаргоне — мать, при этом именно родная, то есть родившая. Вот так, урге. А мы единство армии и преемственность с традиционностью должны формировать.

— Скандал замяли...

— Ну, особого скандала и не было, их всех быстренько увели, картину завесили, а потом в запасниках подобрали... соответствующее текущему моменту. И чтобы, — он хитро подмигнул, — больше менять не пришлось. И говорят, — снова подмигивание, — уже заказали новый аналог, с дополнением нового ряда войск. А зал Огненного Очищения вовсе пока закрыли. На реставрацию с пересмотром концепции...

... Моорна тряхнула головой, озабоченно оглядела подготовленный обзор театральных постановок и концертов под общим заголовком: "Наперекор войне". Да, смена концепции — это серьёзно и перспективно. Огонь всемогущ и всё в его власти, так что... ладно, доживём и тогда увидим. И примем волю Огня...

Резиденция

Этот кабинет был рабочим только во время войны и потому полностью приспособлен для понимания и решения как стратегических, так тактических задач.

Глава Ургайи прошёлся снова взглядом по оперативной карте повреждений материальной базы и удовлетворённо кивнул. Пока потери нападающих превышают потери обороняющихся, и потому можно считать задачу первого этапа если не выполненной, то выполняющейся. Если нападение не даёт победы в первые три дня, то война становится затяжной с проблематичным для обеих сторон исходом. Нынешний крюиракл согайнов считает себя уже победителям, а его генштаб с ним, разумеется, не спорит, а, значит, тактику менять не будет. Что нас — Ургайю — вполне устраивает. Пока, да. А потом... посмотрим по результатам первого этапа. Пусть как следует увязнут, потратят невосполнимый, быстро невосполнимый, жизненно важный запас аппаратов и лётчиков, потому что любые ресурсы не бесконечны, а вот тогда посмотрим и выберем, какой из вариантов контрдействий наиболее оптимален. Чтобы самим не оказаться в такой же ситуации. Как учили древние: ни в наступлении, ни в обороне нельзя сражаться до последнего воина, своего воина. А вот врага, да, до последнего, чтобы самое малое на два поколения обезопасить себя от реванша.

Ещё раз оглядев карты, он перешёл к столу со справками о состоянии людского ресурса. Потери пока... в рамках допустимого. Ведомство Крови перестроилось на новую — он ухмыльнулся — концепцию сбережения и максимально эффективного использования ресурсов. Первое... приемлемо, второе... традиционно. Материал от Ригана использован полностью, ну, это по традиции, в погребальный костёр кладут останки, а не ресурсы. Армия... отклонения от графика формирования особых подразделений незначительны и — пока — несущественны. Мобилизация... так же вполне и так же пока. Толпе уволенных за ненадобностью надзирателей деваться было некуда, и их загребли почти поголовно, пока они не успели опомниться и пристроиться в Трудовой Фронт. Что вполне логично. Выпускные курсы училищ, университета и академий... военных доучиваем, технари проходят практику в Трудовом фронте, малоперспективные в своих специальностях пошли добровольцами в армию, университетские... с гуманитариями вечные проблемы, но... пока в пределах нормы, к тому же там хватает наивных идеалистов, рвущихся на защиту Родины от наглых и так далее. Но опять же с присмотром и дифференцировкой. Так... Королевская Долина, как и следовало ожидать, откупилась. И очень хорошо. Тамошние психи, извращенцы и многознающие, хоть в ошейниках, хоть без оных, не нужны. А вот финансы их весьма и весьма кстати. Война — дорогое удовольствие, и далеко не всегда трофеи покрывают расходы. Спецвойска... раскиданы малыми подразделениями по фронту. Пополняться не будут, пусть сгорают, на этот год их хватит, а остатки... там уже практически индивидуальный подход будет. Наметки есть, а конкретизировать рано.