Последняя из рода Блау

Я была готова поставить свое родовое кольцо, что это не более чем большая игра. И Айша, и ее мамаша, моя драгоценная тетушка, совершенно не случайно затеяли ремонт менора именно этим летом, когда сира Квинта отпустили на каникулы из Академии. Как же — соседи, ну что стоит пососаться так, по-соседки, с богатым и перспективным молодым сиром, а то, что 'почти-жених-почти-сестры' это дело десятое.

По крайней мере это многое объясняло. Поведение Квинта в прошлом всегда было отвратительным, но не всегда было объяснимым, но если в игру вступила Айша, это меняет всё.

Голубки нацеловались.

— Айша, милая, ты всё помнишь? — из рук Квинта в кармашек девичьего плаща перекочевал небольшой мешочек.

— Дарин, любимый, я сделаю всё, как ты сказал, — лекий робкий вздох, — но я очень боюсь....

— Не бойся, я с тобой. Если что, ты всегда можешь отправить мне вестника. Главное убедиться, что ваша служанка справится и сможет продолжать незаметно подсыпать этой в еду.

— Не беспокойся, я давно придумала, какое дело у нашей служанки на кухне — мне нужна изысканная еда, в этой провинции все просто отвратительно готовят, — Айша сморщила носик и усмехнулась.

Выходишь из образа, дорогая, выходишь из образа.

— Пообещай мне, что это ненадолго. Я уже не могу смотреть, как она везде говорит о том, что ты ее жених.

— Обещаю, милая, обещаю... Ты же видишь — ничего ее не берет. И даже стаю скорпиксов, тварь, пережила. Этот мусор не стоит, чтобы ты о ней думала, я всё улажу, нам нужно успеть..., — шептал между поцелуями, Квинт.

Пальцы так и чесались чем-нибудь их шарахнуть. Из того особого ассортимента чар с тонким целительским юмором. Например, спонтанное очищение кишечника. А что? Входит в базовую программу чар — очищение перед сложными полостными операциями. Я поморщилась. Эти спонтанные порывы и эмоциональные качели мне совершенно не нравились. Может быть и правда возраст накладывает такой сильный отпечаток, гормоны.

Великий, что в мешочке? Если они хотят подставить нашу кухарку, это слишком глупо. Все слуги поместья приносят кровную клятву роду и никто в здравом уме не поверит, что у кого-то получилось навредить Блау и остаться в живых. Клятва карает сразу. Значит это что-то условно опасное, что позволяет обойти запрет.

Хорошо, хотите сыграть? Сыграем. Только немного повысим первоначальные ставки. Все-таки Великий хранит меня!

Возвращалась в поместье я огородами, миновав садик Виртаса, с его особо целебными растениями, которые ну никак не могут произрастать нормально в нашем вредном, отравленном темными ядовитыми испарениями климате долины. Скользнула в маленькую калитку в стене и оказалась около конюшни.

Снаружи неярко горел ночной свет. В конюшне было тихо. Конюший спал, лошади фыркали и переступали копытами, шуршало сено. Я поладила по бархатному носу норовистого дядиного райхарца, почесала гривастого крепкого мохнатого иноходца, любимца Акселя, и нырнула в самое дальнее свободное стойло.

Зарылась в свежее сено, согреваясь, наслаждаясь родным запахом, который всегда дарил мне спокойствие. Мои лошадки. Это стойло скоро займет КисКис. Завтра придет вестник, что Хэсау задерживаются на декаду из-за прорыва грани, но ситуация окажется гораздо серьезнее, чем они сейчас считают, и мой норовистый подарок приедет только к середине зимы.

Сейчас КисКис ещё не знает про меня, и наверняка свободно носится на перегонки с ветром на высокогорных пастбищах Хэсау. Моя дикая прелесть, очень надеюсь, ты приснишься мне сегодня.

* * *

Старый конюх старательно делал вид, что его сморило. Но в своей конюшне мимо него и мышь не проскочит, шутка ли, проворонь кого — по голове не погладят. Поэтому, появлению маленькой госпожи он не удивился — слышал её шаги ещё от калитки, да и кони почуяли и взволновались.

Странные, надо сказать, шаги.

Ровные, четкие, экономные. Ни одно лишнего звука, ни одно лишнего движения. Так ходят в Сером переулке, где собираются наемники и всякий сброд. Осторожно, наступая не на всю стопу, все время на чеку. Уж он то такого насмотрелся в свое время, пока Блау не перекупили беглого аларийца, за то, что всегда лошадок любил и чувствовал лучше, чем людей.

А маленькая госпожа всегда ходила шумно, сразу заполняя пространство капризами и слезами, если что-то было не по её. Не была злой, нет. Лошадки это завсегда чувствуют. Но невыносимо громкой.

Да и разве раньше можно было представить, чтобы райхарец, да подпустил бы ее к себе?

Старик покачал головой.

Райхарцы они самую суть чувствуют, стержень. Да и не пойдет такой конь не под чью руку, кроме Хозяина, если признал — сира Кастуса. А тут, гляди, сам башкой боднул, под девчачью руку подставился. Чудны дела твои, Великий!

Маленькой, Вайю часто сбегала в конюшню. Поиграть. Поплакать. Пересидеть бурю. Поспать. Ещё пару годков назад старый конюх всегда держал про запас кулёк сластей с кухни, проверенный Нэнс. Но уже пару зим, как госпожа не приходила. Выросла, кивала на это головой Нэнс.

И вот, глядишь ты — пришла.

Старик прислушался. В дальнем стойле привычно шуршало сено. Поздно уже — надо бы тихонько разбудить с утра, чтобы не проспала свои утренние беганья. Или сказать кому?

Старик с удовольствием причмокнул губами, вспоминая налитую соком, полную, статную фигуру аларийки.

Пусть госпожа спит. Шутка ли вторую луну ночами шастает, но не его это дело.

Его дело — следить, чтобы все хорошо было, вот он и проследит — и за лошадками, и за маленькой госпожой, чтобы никакая мышь...

А утром уж он постарается, пошумит ведрами погромче, чтобы госпожа успела незаметно уйти, ведь сильно не любят господа, ежели их слабость кто видит, сильно не любят...

Глава 6. Артефакты

Где-то недалеко от хранилища капала вода. Мерно, монотонно, звук вызывал плохие ассоциации и головную боль. Темно, сыро, паршиво, страшно.

Дядя увлеченно копался на полках, примеряя то одну вещь, то другую. Наитемнейшие и наиценнейшие предметы его коллекции были отложены рядом аккуратной горкой — возьмет к Хэсау. Защита. Нападение. Артефакты блокировки. Темный шторм.

На дяде уже были надеты два ремня, браслет малого щита и восемь перстней разной направленности. Одно слово — гильдейская душа. Те без своих цацок и шагу за порог не сделают.

Я слышала тихое бормотание и ругань. Браслеты не находились.

Узкую резную палочку из черного дерева я убрала в дальний карман — и считала, что этого артефакта защиты полного круга мне вполне достаточно. Время выиграть даст, при условии нападения, а там и помощь придет. Но дядя был непреклонен.

О том, что клан Хэсау не приедет, нам сообщили за завтраком. Вестник был темным, пах дымом, сгоревшим мясом и тем самым неуловим трупным запахом грани. Прорыв мертвых.

Хэсау собирали всех. Линия побережья тянулась вдоль всей горной гряды и прорыв в одном месте вполне мог спровоцировать цепную реакцию. Каждый род здесь, в пределе, был кровно заинтересован в том, чтобы защитная линия устояла. Спешно проверялись артефакты на сигнальных башнях и уровни подпитки источников.

От нас к Хэсау отправлялся дядя. Как трибун восьмого круга, и один из самых непредсказуемых гильдейских артефакторов нашего Предела. Если бы Аксель был здесь, он бы со всем максимализмом Блау рвался бы на передовую, почувствовать грань вживую, пожечь тварей, упокоить умертвий. Аксель все ещё воспринимал это как большую игру, которая может пощекотать нервы, и позволит потом щеголять на балах статусом защитника грани.

В отличие от Акселя я не раз и не два была в центре ока прорыва. Армии мертвых, торнадо и раззявленная пасть ока в виде гигантской алой воронки в небесах, это не было красиво и героически.

Умертвия откусывали руки и ноги, крошили головы, сплющивали броню доспехов с нечеловеческой силой. Кровь, грязь, трупная вонь, вот на что похож прорыв грани. Полевые госпитали, которые торопливо развертывали целители недалеко от эпицентра, тоже зачастую страдали, мы потеряли стольких Мастеров, когда защитные артефакты просто не выдерживали натиска.

Я боялась.

Не того, что дядя не вернется, нет. Я помнила, что этот прорыв будет локальным, да, гораздо сильнее чем ожидалось, и уйдет много времени, чтобы потом латать прорехи, но защита предела справится. Дядя вернется домой, раненый, но живой и такой же бодрый. Хэсау приедут к середине зимы, я боялась не этого.

Этот обгорелый вестник с трупным запахом, был, как темный привет из прошлого, когда твари скалили свои морды, скребя когтями по периметру защитного круга, дожирали тех живых, кто вовремя не успел вернуться под защиту, и скалились, скалились, скалились...

Я боялась, что ничего не смогу изменить.

Где я и где грань. Возможно ли это, чтобы одна маленькая песчинка смогла развернуть колесо, смогла изменить поток целого мира. Я не элементальщик, не император и не волхв. Мое слово не имеет веса, и я никому не могу рассказать о том, что знаю. До этого я думала, что обет молчания является злом — если бы не он, единственная моя задача была бы добраться до императора или военных трибунов, рассказать, что будет, и просто переложить задачу на крепкие мужские плечи. Это задача мужчин, а не женщин — защищать. Но я не могу. Пока я вообще ничего не могу, кроме того, чтобы проводить дядю и попросить его беречь себя.

Очередное отделение хранилища мигнуло снятой защитой, и дядя, наконец удовлетворенно вздохнул, нежно оглаживая маленький кованный сундучок кончиками пальцев — найдено.

Хранилище располагалось справа. Немного выше уровня источника и алтарного зала, чтобы все артефакты рода всегда получали достаточное количество энергетической подпитки. Я не знаю как в других родах, меня никогда не посвящали в чужие тайны, а в нашем хранилось совсем не много предметов — около трехсот. Но каких предметов, каких. Думаю, Квинты отдали бы многое, чтобы запустить сюда руки. И темная библиотека, собирать которую начал один из первых Блау.

Для меня здесь не было практически ничего полезно. Светлая направленность силы всегда будет конфликтовать с темными, даже родовыми артефактами, а это мучительные головные боли, отток энергии, потеря ориентации, несоизмеримая плата за возможность потенциальной защиты. Я до сих пор ходила с маленьким детским колечком, где-то добытым матерью. Ничего серьезного, так, легкие чары левитации, простые яды, детская сигналка. Но дядя никогда не рассказывал, как и где темная леди смогла достать детский защитный артефакт светлых.

Единственные истинно светлые Реликвии, именно так, с большой буквы именовал их Мастер Вирт, принесла в наш род моя пра-пра, та самая первая Леди Вайю. Наставник рассказывал, что светлые долго не могли смириться не с тем, что светлым пришлось породнится с темными, а с тем, что в качестве контрибуции, род Блау потребовал не только невесту, но и светлые родовые артефакты. Замахнулись на святое. Они передавались по женской линии и только те, в ком текла кровь Арритидесов, могли использовать их.

Сейчас род Арритидесов поредел, но даже так, с учетом моей искренней нелюбви к ветвистым родовым древам империи, я могла навскидку перечислить двоих-троих светлых Леди, которые могли бы носить наши родовые браслеты.

Браслеты выглядели странно. Широкие и плоские, единственным украшением которых были четкие цепочки витиеватых рун по периметру. Больше похожи на кандалы или боевые наручи.

Дядя осторожно передал мне шкатулку.

Наши скептические взгляды встретились, и он пожал плечами. Не только у меня вызывали большие сомнения их защитные способности, и был ли они таковыми? Единственное, что можно было подчерпнуть из семейной истории, это то, Вайю Блау, в девичестве Арритидес, умерла в своей постели и до последнего вздоха не снимала браслеты. Наверное, по мнению Наставника и дяди, мысль о том, что пра-пра умерла своей смертью, должна была убедить меня в целесообразности надеть это.

Спорить дальше я не видела смысла. Я и так выторговала достаточно, чтобы участвовать в этом сомнительном эксперименте. На время отъезда дяди я остаюсь за Старшую. Я считала это правильным, потому что прошлый раз тетя искусно превратила мою жизнь в подобие грани, своими постоянными указаниями.

Самый главный аргумент — тетя не Блау. Как любит говорить Аксель, только Блау могут указывать Блау. Но дядя оставил тете Право — возможность накладывать вето на любые мои начинания, кои могут повредить репутации Блау. Очень обтекаемая формулировка. Очень. Но это было лучшее, чего я смогла добиться. Наставник отвечает за жизнь, тетя — за репутацию.

— Вайю...Я не могу уехать и оставить тебя без защиты. Твой артефакт пока не готов, — я знала, что ради меня дядя уже несколько зим пытается создать особый объект, соединить светлые и темные потоки, чтобы они уравновешивали друг друга, как моя светлая сила и темная кровь. — Ты знаешь, я не уверен, во всех функциях браслетов, но их защитная сила абсолютно неоспорима. И это главное. Со всем остальным мы потом разберемся. И носить их может только дочь Арритидесов.

Эксперимент был так себе, если честно. В своей способности дожить до возвращения дяди я была уверена и так, а использовать древние неисследованные артефакты, которые вполне вероятно обладают определенными зачатками души, не хотелось.

— Дочь Блау, дядя, дочь Блау, — я нарочито покрутила родовую печатку на пальце. — Может быть, дочь Хэсау...но Арритидес?

— Разве тебе не нравится? — дядя откровенно соблазнял. Браслеты выглядели не дорого, а запредельно дорого. Из разряда тех предметов, ценность которых не имеет цены. Простые формы сами по себе просто кричали — мы прошли грань, мы старше, чем там земля, на которой вы стоите. — Подумай, как хорошо они будут смотреться с новым серебристым платьем, которое ты хочешь надеть на малый прием.

Мне нравилось. В этом и была проблема. Проведя шесть лет в военном минимализме боевых госпиталей, я ещё больше стала ценить редкие вещи. Мягкий миррийский ковер, в который так приятно зарываться босыми ногами, выдержанное золото арийских вин, нежные летящие ткани и кофе с Шелкового пути.

Обычно все, что мне нравилось, так или иначе, приводило к крупным и не очень неприятностям. И при виде этих браслетов мое чутье из прошлой жизни просто выло сигнальным артефактом.

Я настроилась и постаралась прощупать дядю эмпатией. Безусловно, до точечного управления даром мне ещё пару зим, и сейчас он срабатывал только тогда, когда заблагорассудится, но вдруг... Дядя был доволен, счастлив и предвкушал что-то грандиозное. Эмоции были чистыми и такой силы, что свободно протекали через дядин эмпатический щит. Это насколько же он доволен? Это почти как удовольствие от...от грамотно составленной и проведенной партии в Го. Не хочет же он выманить светлых на эти браслеты, которые не всплывали уже четыре сотни лет? Дядя, скажи мне, что вы с Наставником не используете меня, как наживку?

— Хорошо, — на самом деле я уже дала Слово и не могла отказаться. Теплый золотистый метал пел мне, когда я взяла один из браслетов в руки, он шептал что-то на своем странном языке, и я уже не могла сопротивляться этой силе. Я защелкнула их на запястьях, и это было самой огромной глупостью, которую мы могли сделать.