Лес проснулся

Тощая, в сетчатой майке на футболку с прорезью на груди. Очень вызывающе и модно. Смысл в том, чтобы продемонстрировать полушария. Вот только пискле демонстрировать было нечего. А маечка делала ее похожей на запутавшуюся в сетке селедку.

— Чего молчишь? — продолжала пищать она, — это ты из леса?

— Я из лесу вышел, был сильный мороз, — задумчиво ответил я.

— Сейчас же сентябрь еще, — удивилась пискля, — ты с Игарки, что ли? С фотовольтаической станции?

— Почему именно со станции? — уже удивился я. — Игарка большой город.

— Да. Но только на станции предки зарабатывают так, чтобы их чадо в эту школу угодило. Сюда плебеям не попасть.

Я тогда, наверное, впервые в жизни задумался, чего стоило родителям мое обучение.

— Просто про тебя тут разговоры ходят, что ты сын лесничего или типа того. Все удивились.

— А сын лесничего — это плохо? — уточнил я.

— Да при чем здесь "плохо" или "хорошо". Просто существует определенный круг общения, куда не могут попасть некоторые типажи людей. — И почти извиняющимся тоном добавила, — Ну не сможет же сын лесничего поддерживать разговор в компании людей, выше его по уровню интеллекта. Но раз ты из Игарки, со станции...

— Правильно говорить "лесник", — вежливо перебил я. Мой отец отвечает за определенный участок малонарушенных территорий леса. Лесосека и лесопосадка. Охрана территории, отслеживание популяции диких животных. Часто употребляется термин "егерь". А Некрасова в вашей компании высокоинтеллектуальных людей знают?

— Это Костян что ли? Из десятого "в"?

— Нет. Он Колян, — я все ждал, пока она извинится или хотя бы смутится.

— Тогда не знаю. Значит егерь... О, Вероника, подожди!

Пискля сорвалась с места, мгновенно забыв обо мне. Догоняла она невысокую брюнетку, вальяжно шествовавшую по коридору.

— Вероника, смотри! — пискля достала красную пузатую коробочку и продемонстрировала содержимое.

Эта Вероника с авторитетным видом выудила из коробочки блестящую цепочку.

— Отец с Кеплера передал, — пискля ждала одобрения от брюнетки, — там добыча и производство дешевле.

Вероника критично рассматривала инопланетное золото, а я рассматривал Веронику. Сердце заколотилось. Невысокая, с хитринкой в глазах и очень красиво оттопыренными ушками. Она же меня не видела. Только цепочку.

— Ты куда уставился питекантроп?

Пухлогубый парень с золотым локоном, спущенным на лоб напоминал херувима. Подошел сбоку и нахально разглядывал в упор. Такое самоуверенное и ухоженное хамло мне прежде попадалось на киноэкранах, где изображало резких ребят. Или плохих, которых эффектно бьет в челюсть герой, или очень плохих, с которыми эффектно целуется главная героиня.

Мне захотелось ударить его в челюсть.

— Для начала, кто спрашивает?

— Я тебя спрашиваю, чмо немытое! Куда уставился?! Со своих гор спустился, ходи тихо, смотри в пол! Если понадобишься, позовут. И гляделки спрячь, пока тебе их фонарями не украсили!

Кровь бросилась мне в лицо. Со мной никогда, и никто так не разговаривал.

— Ты понимаешь, что за такие слова надо отвечать?!

— Я тебе сучок и отвечу и в бараний рог закатаю, а потом еще и на машине перееду. Испачкаюсь, конечно, но что поделаешь. Ты это... в следующий раз, душ прими. Я тебе каждый раз, когда ты рот раскроешь или уставишься, куда смотреть не надо, рыло чистить буду. Будь чистым, чтобы я не сильно пачкался.

— Игорь, что у вас там? — брюнетка оторвала глаза от цепочки и смотрела на нас.

— Все хорошо, милая. С новичком знакомлюсь. Он неопытный, ничего не знает, а я объясняю. Учу фульмара жизни.

— Кого?

— Фульмара. Это по-итальянски. Ты же знаешь, как я люблю Италию.

— Слышишь, итальянец, — я был уже взбешен. — Пойдем-ка, выйдем. Я тебя тоже кое-чему научу.

— Пошли дорогой, пошли, — он покровительственно хлопнул меня по спине.

Я скинул руку и повернулся к нему спиной, направляясь к выходу. Этого делать не стоило.

Удар был такой, что в глазах потемнело. Я упал на четвереньки, перед глазами все кружилось и тут меня еще пнули в живот и сразу по рукам, лишив опоры.

Я проехался носом по грязному школьному коридору, рядом шлепнулся сенсорный рулон.

— Шабалов!!!

Перед глазами возникли каблуки.

— Да, Рината Камаловна.

— Ты опять дерешься?!

— Я?! Рината Камаловна. Здесь нет никакой драки, уверяю вас. Новенький споткнулся. Ему у нас неуютно, все непривычно. Только с гор спустился. Глаза разбегаются. Вот и споткнулся.

— Шабалов. Это плохая привычка, всех вокруг за дураков держать. Ты бы хоть врал не так шаблонно.

— Как умею, — вздохнули над моей головой, — но, говорю вам. У него с глазами непорядок.

— А ну, пойдем-ка.

— За вами Рината Камаловна, хоть на край света, меня, правда, смущало, что вы учитель, а я ученик, но ведь это условности, и я рад, что вы сумели через них переступить.

Вокруг заржали.

Шабалов ушел вслед за каблуками, а я с трудом вставал. Болели затылок и руки. Подняв голову, увидел перед собой Веронику и писклю за ней. Пискля смотрела, даже не пренебрежительно, а как на стенку, мешающую пройти.

— Постарайся не обижаться на Игоря, — говорила Вероника сдержанно, не сочувственно, и я был благодарен ей за это. — Он неплохой человек, хотя тебя сейчас трудно в это поверить. Просто излишне ревнив.

— Итальянцы вообще, говорят, горячие, — я стряхивал грязь с коленей.

— Раз жизни был в Милане, и теперь каждый свой разговор начинает с фразы, "вот когда я был в Италии". Особенно с незнакомыми людьми. Пожалуйста, не обижайся.

— За Италию, наверное, не буду. А вот удар исподтишка простить сложнее. Не по-мужски.

— Говорю же. Ревнив слишком. Хоть я и не даю поводов.

— Скоро повод у него появится.

У пискли открылся рот и округлились глаза. Вероника подняла брови:

— Ты влюбиться успел, когда на пол летел?

— Не в тебе дело. Я его проучить собираюсь.

— Девушкам такого не говорят, когда хотят завоевать.

— Говорю же. Не в тебе дело. А тебя просто влюблю.

— Дурак. Слишком в себе уверен.

— Нельзя быть "слишком" уверенным. А я еще и обаятелен.

— Заметно, — усмехнулась Вероника.

— Вот и хорошо. Начинай потихоньку влюбляться.

— Пока не вижу причин.

— У тебя глаза красивые, — я кряхтел и морщился, гладя себя по ребрам. Пинок был очень силен, но ничего не сломано, кажется.

— Слабенько. Поработай еще. — Она засмеялась и прошла дальше. Пискля, не сводя с меня круглых глаз, семенила за ней.

— Ничего, я не тороплюсь, — крикнул я вслед.

— Нахальный лесничий.

— Он егерь, — проинформировала подругу пискля.

Глава 5

Главное — это концентрация, повторял я себе, передвигаясь от дерева к дереву и стараясь не слишком высовываться из травы. Кусок кожи, срезанный с макушки, свешивался рваными лохмотьями, закрывал левый глаз, мешал видеть и сосредоточится. Боль не утихала ни на мгновенье, и я боялся вырубиться.

Оставив труп чхоме у оврага и пройдя метров сто, пока никого не встретил. Но упрямо шел дальше, — не мог он далеко от остальных уйти. Отпечатки ног убитого мною духа вели правее, чем я собирался искать остальных, так, что это даже хорошо, что я на него наткнулся. Время сэкономил. Иначе с полчаса бы еще блуждал, ища следы.

Левую руку непроизвольно держал у лица, защищая рану от веток папоротника, поэтому чуть было не пропустил огонек. Вспышка мелькнула сквозь зелень неожиданно близко, и я замер. Получается, я уже метрах в десяти от них.

Медленно опустился на землю, внимательно выглядывая мины и часовых. Ничего не заметив, пополз в сторону, стараясь найти растяжки. Не обнаружив, по-пластунски подлез ближе к источнику света и прижавшись к дереву, осмотрелся. Странное место духи выбрали для привала. Поляна в лесу, по сути, открытая площадка, а вокруг кусты и деревья. Мины не установлены, даже часовых не поставили. И вот эти вот идиоты нас накрыли! Обидно.

Костер горел посреди лужайки. Необходимость в нем была относительной, но духи, в полутьме закрывавшего солнце леса, так не считали. Они развалились в непринужденных позах вокруг. Я насчитал семерых. Автомат держит только один, но у остальных они под рукой. Два тюка, наверняка награбленное из нашего лагеря. И вытянутый мешок, который задергался, когда один из хунхузов лениво его пнул.

Пленный. Кто-то из ребят. Почему один? И где остальные духи? На лагерь напало не меньше полуроты.

Сидевший у самого костра чхоме поднял автомат и стал что-то объяснять остальным. Те рассмеялись. Говоривший загорячился, стал стучать по магазину, затем пихнул пакет, полез в лежащую рядом сумку и стал копаться. Но я смотрел на другую сумку. Рядом.

Он отодвинул СМВ. Санитарная сумка, набитая всевозможными лекарствами, в том числе и обезболивающими. Ее Витек таскал. Ныне покойный.

Боль в левой части головы обострилась. Так себя, наверное, наркоманы чувствуют, когда видят недоступную дозу. Хотя кто его знает, что там наркоманы испытывают, но вряд ли ту же дикую боль, что я сейчас.

Семеро. А у меня только три патрона к старому пистолету...

Справа от меня зашуршало и прямо над моей головой кто-то гортанно заорал.

Я замер, уверенный, что меня обнаружили. Резко повернул голову, собираясь вскочить, но вовремя остановился. Один из духов стоял с другой стороны дерева и кричал в сторону оврага. Значит их восемь. И чудо, что восьмой меня не заметил, когда я тут кругами ползал.

Восьмой, тем временем, опустил приложенные ко рту руки, поправил автомат на плече, озабоченно покачивая головой, вернулся к костру и сел рядом с остальными на землю.

Выкрикивал, надо полагать, сладкоежку, которого я придушил.

Сумка. Обезболивающее.

Восемь духов с автоматами.

Три патрона и нож.

Нож "сангар". Общая длина 280 мм. Толщина обуха 6 мм. Двусторонняя гарда для лучшего проникновения при тычке. Неудобная рукоятка из черного или зеленого пластика. И я не припомню, чтобы нож, когда-то в боевых действиях участвовал. Ножом вскрывают консервы, режут ветки и колбасу, но не слышал, чтобы до боя доходило. "Анахронизм-бля", как сказал бы прапорщик Чемерис, качнув клинок кистью и перехватив для удара.

Нам выдали-то его по инерции. Лет пятьдесят назад, нож даже вычеркивали из списка снаряжения десантника, так как проведенный анализ боевых действий показал, что на сто тысяч погибших, нет ни одного, в кого бы воткнули нож. Все войны, во всех мирах, проходят на дистанции. Далекой, средней или близкой, но дистанции. Нож оружие улиц. И то среди бедноты. Купить бандюге пистолет при желании несложно. Ножом же убивают по квартирам, во время пьянок. И не тактическим "сангаром", а кухонным китайским режиком.

Не нужен десантнику нож! Только тяжесть лишняя.

Потом спохватились, что консервы, жестяные или и картонные, бойцу надо как-то открывать. А ключ-язычок оторваться может. И сало с колбасой резать надо. И лагерь ставить — ветки рубить, колья затачивать, веревку отрезать и даже определять нахождение самодельной мины в земле, без примингдетектора, который несмотря на заявленную надежность, имел дурацкую привычку ломаться на каждой новой планете.

Ножи десантникам вернули. Новая модель "сангар" делалась незатейливо. За основу взяли старые образцы "НР", "вишня", "якут" и какая-то то ли "шведка", то ли "датчанка". Высокотехнологичная нержавеющая сталь, с добавками. Так как речь шла о военном снабжении, то подразумевалось, что выдают нам оружие. Хотя даже по ведомости нож шел, как хозяйственный инструмент. Нож — не оружие. Во всяком случае, последние двести лет.

Лет двадцать назад в курс боевой подготовки вернули рукопашный бой. И даже не потому, что считали необходимым обучать нас мордобою, а в качестве обучающей суровости дисциплины. А то вдруг нам жесткости не хватает.

Еще через три года вернули навыки ножевого боя. Именно навыки, даже тогда не считалось, что нож — это оружие.

Но у меня, кроме пистолета с тремя патронами был только он.

Приказывая себе не торопиться, я выстраивал безрассудный план атаки. Безрассудный план безрассудной атаки.

Подползти еще чуть ближе. Очень хорошо, что часовых нет и, что духи расслаблены. Несколько мгновений обдумывал, может выдать себя за того сладкоежку, которого оставил лежать у змеиной ямы? Потом отказался от этой идеи. Одежда другая, и ростом я выше. В лесной полутьме меня почти, наверняка окликнут, ответить не смогу, чем вызову подозрения. Да и походка другая. Они это отметят, пусть и подсознанием. Ползком я ближе подберусь.

Дождаться бы, пока уснут. Но спать они не собираются, по всему. Просто отдыхают. И скоро пойдут искать пропавшего, если не совсем идиоты.

Когда сосредотачиваются, принято закрывать глаза. Я же впился немигающим взглядом в восьмерых человек на траве. Девятого, пленника не считаем. Распределены вокруг костра не равномерным кругом, а растянувшись вдоль заросшей клевером насыпью.

Три патрона. 45 калибр, убойная вещь по меркам прошлого-позапрошлого века, но в нынешнем заканчивающимся двадцать втором, почти не используется. С другой стороны, бронежилетов на духах нет. По пуле каждому, нормально. Надо бы целиться в голову, чтобы наверняка, но попасть будет трудно, тем более при скоростной стрельбе. Лучше в альфу.

Стрелять надо в тех, что дальше. По оставшимся пятерым, вблизи, работать ножом... Бред! Не получится! Эффект неожиданности, это хорошо, но противников слишком много. После выстрелов они начнут вставать. Первого можно сразу на подъеме ножом в солнце, второго по шее... он спиной, как раз успеет повернуться.... Нет!

Даже если получится, останется трое. Как бы растеряны не были, у них автоматы в зоне досягаемости. И любой достанет меня. Надеяться, что они у них не заряжены, как у сладкоежки, слишком самонадеянно. Тот, по всему, просто лопух, с этими своими шоколадками. А эти уже бывалые. Даже со скидкой на дилетантское обустройство лагеря. Им надо будет просто нажать на курок. С такого расстояния не промахнутся. Тем более их останется трое.

Тогда первым выстрелом кончаю ближайшего. Того, в камуфляжном жилете, одетом на рубашку с надписью lucky beggar. Две оставшиеся пули его ближайшим соседям. Тем, что у костра, рядом с пленным. Хватаю автомат Лакки и луплю по оставшимся. По степени опасности каждого к тому моменту. Все это ненадежно, но выхода другого нет. Я сейчас не придумаю больше ничего. Голова болит. Все болит! В крайнем случае, просто сдохну по-быстрому. Я не протяну еще несколько часов с этой болью.

Стараясь не задеть разодранные висок и щеку, подполз к той стороне опушки, где противник был ближе. И впервые разглядел пленного. Ефим. Лейтенант Ефимцев. Он лежал с кляпом во рту. Голова в крови, глаза закрыты, но грудь вздымается.

Я подполз к дереву, встал со своей стороны, вытянул до половины нож из ножен. Вдруг все-же понадобится.

Проверил Remington 1911. Первый патрон уже был в стволе, осторожно сдвинул предохранитель вниз, повернув голову, еще раз взглянул на дислокацию. Все ввосьмером спиной или боком ко мне.