Пре-Вращениe

Короче говоря, сынки, вы сейчас держите в своих руках судьбы мира.

— Что-то мне не нравится мысль о том, что где-то там, в городе, могут выжить те, потомки или преемники тех, из Древнего Египта. Или даже их предшественников. Они-то наверняка знают о тайне надгробий.

— А вот это не наверняка, Лютый. Вполне может быть, что прятки вируса в надгробия есть результат какой-то внутренней разборки. Я же говорил сегодня, и не один раз — эти структуры так же неоднородны, как и все прочие. Будут ли они охотиться за вами или охранять свои каменные сейфы — я не знаю. Но на всякий случай будьте готовы ко всему.

— Ещё бы знать, какие штучки они применяли у себя. В Древнем Египте и раньше. С нашими, из нашего мира, мы справимся. С теми — не знаю. Мы их даже наверняка и отличить не сможем.

— Это такие же люди. Из мяса и костей. Просто у них чуточку другие мозги. Надо быть просто осторожными. Знание — сила. Теперь оно у вас есть. Начинайте подготовку. Вам поможет Доктор Знайка. Он в курсе.

Глава 3. "А ежели ты лыцарь, то зашиби голой сракой ежа..."

Судьба — штука достаточно любопытная. И каждый из нас пришёл в спецназ (ещё до Заразы) своим путём. Чингиз — потомственный вояка. Его батя в Афгане духов давил в рядах "Каскада". А дед работал военным советником в Египте у одного известного в своё время политика. Сперва воевавшего на стороне Роммеля, а потом большого друга СССР. Про политика того так даже частушку сочинили. Её чингизов дед своему сыну пел:

Лежит на солнце, греет пузо

Полуфашист, полуэсэр,

Герой Советского Союза

Гамаль Абдель на всех Насер.

Так что Чингизу, как говорится, сам бог велел. Ну и подготовочку ему его батя дал соответственную. Не знаю, били ли его в колыбели об стенку, но остальную общефизическую подготовку ниндзя он получил с младых ногтей.

Ёка выбор имел небогатый. Потому как со школы достал всех своей неистребимой любовью к химии, выражавшейся в бесчисленных поджогах и взрывах из самодельных смесей. Так что перед ним сияло всего две дороги: или на зону, или в погоны. Повезло с классным руководителем.

А я встал в ряды после военной кафедры государственного вуза. Профессию свою выбирал как Чингиз — по родителям. Но в условиях перестройки эта профессия много выбора не давала. Или жопу лизать, или локти кусать. Жопу — чужую, локти — свои, если кто не понял. Плюс уже тогда я принимал своё дело близко к сердцу. Так что место в жизни мне помог обрести Его Величество Случай.

В общем-то понятно, почему мы сложились в одного Змея. Изо всей нашей группы выживших спецами в этом деле были только мы трое. Но мы были больше, чем просто спецы. Мы ещё и любили своё дело. Профессиональные любители или влюблённые профессионалы. Что в лоб, что по лбу. Без разницы.

Сперва всем штабом мы долго ползали по карте. Очаги стационарной Заразы, зоны поражения, образовавшиеся после промышленных катастроф, известные стационарные поселения враждебных нам группировок, ареалы обитания стай одичавших псов и не менее страшных "упырей".

Именно исходя из маршрута, предстояло выбирать снаряжение.

Наиболее короткий путь — по Оке. На лодке или под водой. На лодке удобно и покойно, но слишком велика вероятность схлопотать пулю или снаряд. Акваланги у нас есть. Но без гидрокостюмов — чревато...

Идти через неоткрытые земли?

В разведку — да. В обычных боевых действиях — сам бог велел. Но после Заразы лезть напролом — самоубийство.

По суше удобнее всего, скажем больше, — единственно доступный путь, — напрямую. Прямо по дороге. Через Щербинки, по проспекту Гагарина до университета, между тюрьмой и Гидромашем по Артельной, — и здравствуй, кладбище!

— Заодно сможете посетить музей Сахарова, — пошутил Знайка, разглядывая карту. — По пути поклонитесь очагу демократии, так сказать.

Известие о том, что опального академика сослали не абы куда, а всё в тот же загадочный Нижний, мы восприняли с глубоким пониманием и совершенно спокойно. Нижний есть мистическая столица России. Положение — обязывает.

Но вот удастся ли там пройти? Судя по разведданным, Щербинки контролирует банда Горчичника. На базе бывших садовых товариществ они организовали рабовладельческую демократию. Типа как в древних Афинах.

Захваченные лохи, они же так называемые простые граждане, они же фраера, были превращены в рабов. Блатные, они же деловые, они же люди, они же урки, то есть профессиональные уголовники, — превратились в клан рабовладельцев. Перенеся привычные лагерные взаимоотношения на после-Заразную жизнь.

С Горчичником у нас были старые счёты, но чтобы добраться до него, следовало пройти через Диких Мужиков. Бывший цыганский посёлок на выезде из Нижнего на Арзамас и Богородск. То есть — с боем. Что неминуемо насторожит их соседей. Друже-вражеские отношения Горчичника с Дикими основаны на чисто меновой торговле. Что может не подвигнуть их на объединение против нас. А может и подвигнуть. Пройти-то мы через них пройдём. Но израсходуем почти весь боезапас, да и дойти спокойно до своей цели нам не дадут. А город — это город. Из какого окна пуля вылетит, — не угадаешь.

Думали мы долго, часа три, но ничего лучше не придумали, как обратиться к Самоделкину.

Самоделкин, как обычно, возился с железяками в своей мастерской. За компанию со своими подмастерьями и желающими мальчишками. Школы у нас, как таковой, не было, поэтому каждый подрастающий учился тому, чему хотел и у того, у кого хотел. Нет, были, конечно, и обязательные дисциплины. "Змееведение", например. Для непонятливых, — военная подготовка по классу спецназа под девизом: "Выживание в любых условиях". Впрочем, другим после Заразы — не выжить.

Самоделкин выслушал нас в пол-уха и небрежно сказал:

— Ежу понятно, треба подводка.

— Подводки поблизости делали только в Сормово. А туда только на подводке сейчас и проникнешь.

Самоделкин только рукой махнул.

— Торпеды пускать и ракеты из-под воды вам не треба. Значит, задача намного упрощается. Только доехать. А для этого подойдёт цистерна. Есть тут у нас в запасе одна, достаточно чистая. Горловину нарастим, плавники и винт на сальниках, перископ соорудим, шнорхель впендюрим. Внутрь — дизелёк двухцилиндровый с тракторной тележки, — один чёрт, пропадает. Балластную цистерну присобачим с компрессором. Сиденья от грузовиков — езжай, не хочу! Комфорта не обещаю, но если туда по течению, а обратно вдоль берега, то и вверх сможете подняться. А как из города выйдете за Диких, там вас и подобрать смогут.

Да. Сказать бы мне до Заразы, что лично буду из подручных средств подводку мастерить, — да ведь поверил бы. Чего только в наших рядах делать не приходилось!

В общем, за пять дней сварганили мы своё плавсредство. Ну да Самоделкин — это фирма. А фирма веников не вяжет. А если вяжет, — то по фирме.

Ладно, с транспортом решили. Пришла пора решать со снаряжением.

Первое дело в походе — обувь. После Заразы мы по собственной инициативе прибарахлились и теперь выходим на серьёзные диверсионные дела в соответственной обувке. Специализированной. Кто такую использовал — тот поймёт.

По доброте душевной завхоз предложил нам городской камуфляж. Простой такой дядечка. Дескать, раз по городу шляться, надевайте, сынки, серость городскую, пятнистую. И того ему не в ум, что беспризорному городу и одного сезона за глаза, чтобы преобразиться чёрт знает во что. Да и откуда ему знать, если он за пределы нашей Базы только за новыми поступлениями и выезжает! А много ли с телеги увидишь? Разве что только как из-под хвоста лошадиные яблоки катятся.

Поэтому взяли мы стандартную афганку под дерево. Под неё — сетку в палец. И от комаров со слепнями, и для вентиляции. И не вспотеешь, и тепло, в случае чего. Лето летом, а всякое бывает. Ну и сеточки камуфляжные сверху. Ну эти, разовые термоядерные. Которые при попадании под световой импульс плавятся особым образом и так предохраняют. Не знаю, не знаю, от подобной проверки материала бог миловал. А так — сетка как сетка. Маскирует.

Первое оружие диверсанта — нож. Ножей у нас по три штуки. Походный шанцевый "Оборотень". Ну, тот самый, у которого половинки рукояти в обе стороны тела ножа вертятся. С одной стороны — лезвие, с другой — пилки разные. Им и копать можно и прочее. Второй нож — боевой. Третий — самый острый и короткий. Для мелкой работы и метнуть в случае чего можно.

Второй друг диверсанта — автомат. 7,62 естественно. Приклады металлические, складные, подпилены таким образом, чтобы отдача шла по линии выстрела в центр приклада. Ствольную коробку рассверливали сами — под крепление для прицелов. Снизу — колиматорный, сверху — оптика. Или ночной можно посадить.

Почему-то принято считать, что из автомата огонь ведётся автоматический. Это вас кто-то обманул. Бывает, конечно, и такое, но крайне редко. Например, во время съёмок художественных фильмов. Так на экране красивше. Или, к примеру, если противник наступает рядами и колоннами в тесном строю. Тут тоже можно. По-настоящему автоматический огонь ведётся в качестве заградительного. Например, по низко летящей воздушной цели. "Взвод! Ориентир — группа берёз, три пальца влево, кулак вверх, заградительным... огонь!" но это больше для пехоты. Когда обложился цинками с патронами и боеприпасов не жалеешь. А реальный рейд — это вам не компьютерная стрелялка, где в каждом углу по аптечке со складом боепитания. Тут что на себе несёшь, то и твоё.

Поэтому наш брат спецназовец огонь ведёт почти исключительно одиночными. По принципу: одна пуля — один труп. Требуемая частота прицельного огня легко достигается частыми нажиманиями на спусковой крючок. Это пехота, царица полей, может позволить себе пугать супостата пулевым свистом над головой. Психологическое воздействие огня спецназа достигается другими целями. Редко, но метко. Как в лозунге на стенах казарм легионеров Древнего Рима: "Лучше меньше — но лучше". Помнится, какой-то царь, увидев легион римлян, пренебрежительно засмеялся и сказал: "Их слишком много для посольства и слишком мало для битвы" И оказался в корне не прав. Так вот, со спецназом — то же самое.

Подствольников мы не носим. Эта лишняя тяжесть — тоже для царицы полей. Спецназ пользует пращами и лягушками.

Праща — это когда к телу гранаты привязывается длинный шнурок. Тут хитрость в том, чтобы долго не крутить, а за раз махнуть, куда надо. Потому как только чека вылетела, так тут же счёт пошёл.

Взрыватель для пращи тоже видоизменяется. Берётся калёная булавка на коротком шнурке и втыкается вместо стандартной чеки. Потом берёшь пращу за длинный шнурок, ногой наступаешь на короткий. Выбрал цель, махнул рученькой. Как поётся: размахнись плечо, раззудись, рука. Или плечо раззудись?.. Не помню. Ну, в общем, вы меня поняли.

Цель метр на метр поражается до сорока метров. Три на три — метров с 60 — 70. А цель пять на пять — до ста. Вполне достаточно.

Лягушка — это три пращи, связанные вместе. Короткие шнурки на конце в узелок вяжутся. В горах, в городских ущельях, в иных аналогичных условиях тройка "лимонок" роту посечёт. А если в плотном строю: две — три "лягушки", и в телах даже штыком ковырять без надобности.

Штыки у нас тоже свои. Кованые трёхгранники. Называются "гуманизаторами". По аналогии с резиновыми "демократизаторами" полицаев. Именуются штыки по последствиям своего применения. Долго мучающихся раненых после удара нет. В принципе.

Вообще-то этот штык шёл специально к мосинской трёхлинейке. Сконструированной под штыковые бои. Только на трёхлинейке можно полноценно выполнить "русский удар". Это когда штык входит сверху вниз наискосок, а потом противник просто перебрасывается через себя. Дальше — прикладом в рыло, чтобы замах не пропадал, ну и по новой всё.

С автоматом такое не пройдёт. Поэтому вариация "русского удара" для автомата немного иная: сверху вниз наискосок, а потом левая рука фиксируется, а правая выполняет круговое движение. Гуманизм обеспечен: никаких подранков.

Ёка взял свой любимый ТТ, а я — наган. Питаю слабость к револьверам. У них не бывает перекоса патрона, а на молоке обжёгся — и на воду дуешь. Тем более, что наган — единственная конструкция, идеально подходящая для работы с глушителем. У него перед выстрелом барабан подаётся вперёд и запирает канал ствола. Сочетание преимуществ револьвера и пистолета. Патрон, правда, слабенький. Да на десяти — пятнадцати метрах и его хватает. А то, что перезарядка медлительная, то "тихоня" на общевойсковой бой и не рассчитан.

Чингиз обходится ножом. Стреляющим. Афганский трофей папеньки. На пять лезвий. Мы с Ёкой завидуем белой завистью.

Ну, еда-вода, прочая хурда-мурда, это само собой. Но на всякий случай запаслись всем необходимым. Как говорится, едешь на день, бери хлеба на неделю. Своя ноша не тянет, хотя солдату в походе и иголка — груз. Впрочем, мы не солдаты, мы — спецназ. Положение — обязывает.

Пока мы длили свои недолгие сборы, Самоделкин окончил доводку лодки и дал Чингизу походить на ней в тихой воде. Но недолго. Горючки — кот наплакал. Передвижение в основном на своих двоих, на лошадях и велосипеде. По воде — на вёслах и под парусом. Как в древности.

Шли мы до Нижнего просто по течению — топливо берегли на обратный путь. С таким лобовым сопротивлением его только-только от Слуды за Диких Мужиков и хватит.

Описывать дорогу туда не стоит. Было тесно, скучно и душновато. А в рубке — ещё и холодно. Хоть и лето, и в свитере, а всё равно.

До места добрались засветло и полдня торчали у бывшей насосной станции, не смея наружу и носа показать. Только перископ.

Вылезали уже под вечер, когда стемнело. Вытащили поклажу, замаскировали средство передвижения и потихоньку полезли вверх. Не по дороге, естественно, напрямую, через лесок. Не спеша, осторожно. С неподвижности вкладывали в каждое движение всю душу, кости разминали.

Вверх поднялись чуть в стороне от первоначальной точки. Между бассейном "Дельфин" и университетом. Вышли к базе автобусов "Турист". Всё это — бывшее, бывшее...

Автобусы за поржавевшей оградой напоминали вскрытое археологами кладбище динозавров. На всём лежал отпечаток скорбной и безнадёжной обречённости. Лишённые одухотворяющего начала человеческой души, рукотворные механизмы чудовищно быстро дряхлели, приходя в полную негодность, даже на металлолом. Полной "торжество энтропии", — говоря словами Знайки.

Мы постояли. Неподвижно, как это умеет только спецназ, входя в чувствование окружающего пространства. Ещё чингизов деде лично был знаком с людьми, во время Великой Отечественной воевавших в тылу вермахта и приобретавших невероятные качества и свойства: за километр в лесу чуяли дым костра. За пятьсот метров, в лесу, человека. Просыпались, когда до облавы было ещё 2 — 3 километра. И неведомым чутьём находили разрыв в прочёсывающей цепи.

Говорят, кому-то было дано, кому-то нет. Не знаю. Человек — сложная штуковина. Но те, кто, наподобие нас, выживал в лесу, приобретал — кто в больше мере, кто в меньшей, — те же качества.

Вот и теперь мы стояли и чувствовали окружающее. Где-то далеко, за границей осознанного восприятия, чуяли мы присутствие жизни. Злой и враждебной. Но поблизости, по крайней мере, было спокойно.