— Продолжай, Шедареган. Я тебя внимательно слушаю, — сказал Аиб-Ваал, прикрыв глаза.
— За последние семнадцать лет в провинциях Арзебар и Имбиз и в округе Архафор были убиты тридцать два служителя саном от священнораба до архидрака, и везде его, Связника, почерк... То есть, в ССКБ, конечно, не знают, что это и есть тот самый Связник. Они привязывают убийства к другому имени, от которого тот давно отрёкся...
«Отрёкся... Да, здесь тоже отрекаются от имени... — мысленно произнёс Патриарх Аиб-Ваал. — И здесь отрекаются. Но это поистине достойное отречение...»
— ...пять лет назад мои люди вышли на Связника в Прóклятых землях. И знаете, он оказался человеком не лишённым внутреннего благородства... Он уже тогда имел связи с некоторыми разрозненными группами, на которые у нас и по сей день нет влияния...
«Да, это достойное отречение, Эваáль. Этот человек, чьё горе — тоже твоя вина, приносит достойные жертвы... Только эти жертвы и стóят того, чтобы их приносить... И не богу, который есть выдумка — порождение трусливого ума, тупая надежда, в основании которой лежит животный страх. Это жертвы отчаявшегося человека, понимающего всю безысходность своего положения, и безысходность уродливого миропорядка, в котором разумные существа отдают своих близких на истязания и смерть во имя... „вечной жизни“... после смерти. Это — жертвы совести во имя очищения... — (старец горько усмехнулся, что Шедареган наверняка неверно истолковал) — Очищения. Да! Очищения! Очищения этого больного мира от садистов и убийц в шутовских нарядах!»
— ...кстати, он уже четыре года не оставлял прежних следов. Убийства священников в тех же провинциях были, но почерк не тот. Было ещё несколько подозрительных несчастных случаев... — продолжал говорить Шедареган. — Сам Связник на этот счёт помалкивает. Кто с ним знаком, говорят, что он очень увлечён космосом...
— Хм... Бывший офицер ССКБ, перебивший три десятка... священников... — Старец хотел сказать «мясников», но устыдился, ведь и он тоже мясник! Он тоже проводил обряды Очищения, и Шедареган, и все те, кто входили в созданную им внутри Церкви организацию; все они совершали эти бесчеловечные, преступные обряды! — ...Этот человек мечтает о космосе?
— Да, отец, — подтвердил Шедареган. — С тех пор, как впервые увидел пуск... Он много расспрашивал Первого о планетах и звёздах, брал читать разные книги, монографии, секретные учебные пособия для космонавтов. Поговаривают даже, что у него есть убежище где-то в окрестностях Шагар-Кхарад, откуда виден стартовый стол... В общем, странный он, этот Связник. Я распорядился, чтобы за ним присматривали.
— Я хочу с ним встретиться.
— Встретиться?.. — Шедареган посмотрел на старца с недоумением.
— Да. Я хочу поговорить с этим человеком, — сказал Аиб-Ваал. — И, кстати, ты говорил про почерк... Что это за почерк? Он оставлял какие-то послания, когда убивал?
— Что ж... — Шедареган задумался, что-то прикидывая в уме. — Думаю, я скоро смогу устроить вам встречу, отец... А почерк... гм... почерк в том, что у убитых частично, или полностью была разорвана голова. Он стрелял им в лицо мелким металлическим мусором из компрессионного ружья. Такой вот почерк.
Глава 5. Прóклятые II
На стартовом столе шли последние приготовления к запуску. Назавтра был запланирован запуск очередного «Архангела» с «Болью, дарующей спасение». За пуском будут наблюдать сам первоархипатрит Шедареган с гостем — генерал-архипатритом Абримелехом. В тридцати трёх парасангах южнее Шагар-Кхарад в обсерватории на Мёртвой горе, куда завтра прибудут первоиерархи, всё было уже готово.
Руины мятежного города Шагар-Хаог лежали в пяти парасангах к северо-западу от космодрома. Радиационный фон здесь давно вернулся к норме; время сточило уцелевшие после ударной волны и огненного шторма огрызки стен, оставив от города лишь скопление поросших колючим кустарником холмиков с округлым озером в центре, где раньше была воронка. Четыре века этот город был городом-призраком.
Восточнее Шагар-Хаог начиналась гряда невысоких сопок, за которыми вдали виднелся один из отрогов могучего Шагаргоборского хребта. В маленькой долине между первыми двумя сопками лежал посёлок Шехеб — один из пригородов Шагар-Хаог, промышленный район, уцелевший при «сошествии небесного огня» (так Святая Церковь назвала ядерные удары, которые нанесла по четырём непокорным городам восставшей провинции). Но что не уничтожил «небесный огонь», разрушило время. Пустыня наползла и поглотила Шехеб. От посёлка осталось немного: десяток полуразвалившихся зданий, несколько корпусов металлургического завода, железнодорожная станция и наполовину разрушенный самими восставшими храм.
Вечерело. Небо было ясным — буря закончилась утром.
У округлого окна на втором этаже одного из уцелевших зданий стояли трое в одинаковых серых плащах.
Из Харфахара они вышли затемно и шли без малого двадцать два часа (что составляет ровно половину агарских суток), сделав по пути три коротких привала.
— Какая мощь... — тихо произнёс Связник, глядя вдаль на возвышавшуюся над стартовым полем почти на целый стадий ракету.
Его новый с иголочки плащ-невидимка оказался намного теплее, чем могло показаться на первый взгляд. Кроме того, при сильном холоде в плаще можно было включить дополнительный подогрев, но Святой Отец советовал поберечь аккумуляторы, так как запасных было всего по два на брата, и зарядить их до базы отряда в Шагаргоборе было негде, а туда ещё день пути.
— Триста восемьдесят тонн.
— Что? — Связник посмотрел на Святого Отца.
— Триста восемьдесят тонн, — повторил бывший священник. — Столько «Архангел-9» поднимает на орбиту. А про мощь лучше у Первого спросить, он тебе точно скажет. Но триста восемьдесят тонн, как мне кажется, хороший показатель мощи этой хреновины.
— Да...
— Завтра полетит, — сказал стоявший рядом Бизон. — Ты же видел уже, как они взлетают, а, Связник?
— Да, Бизон, конечно видел...
— Ну, значит, завтра ещё раз посмотришь...
— Это пока точно неизвестно, — заметил Святой Отец. — Всё будет зависеть от планов Первого...
— Мне вот интересно, какой он?.. — произнёс Связник задумчиво.
Святой Отец с Бизоном переглянулись: «Ну вот, опять Связник ракету увидел...», потом посмотрели на Связника.
— ...ну, наш мир, — объяснил тот товарищам. — Мне интересно, как Агар выглядит оттуда... — (он посмотрел на небо) — из внешнего пространства, из... космоса? — Связник произнёс последнее слово с благоговением.
— Ну, так круглый же он... вроде... — Бизон почесал в затылке широкой семипалой ладонью.
— Да. Конечно... круглый... — согласился Связник. — Знаю... фотографии видел... — сказав это, он замолчал, оставшись стоять у окна.
Товарищи не стали его тормошить и отошли в сторону, к импровизированному столу из нескольких кирпичей и листа пластмассы, на котором была разложена нехитрая походная снедь: сухари и вяленое мясо.
За окном между двух холмов начиналась заснеженная степь с торчавшими там и сям чахлыми оранжевыми кустами. До стартового стола было около четырёх парасангов, и ракету можно было принять за возвышающийся посреди степи столбик с заточенным как у карандаша верхом. Но Связник хорошо представлял масштабы и расстояния. Кроме того, ему уже приходилось видеть «Архангела» вблизи. Строения космодрома были немного в стороне от стартовой площадки, и бóльшую часть их скрывал холм слева. Лишь несколько зданий, если присмотреться, выглядывали из-за края холма да наблюдательная вышка с «тарелкой» на самом верху. Вдали за космодромом пейзаж завершала горная гряда — Волчий хребет — над которой угрюмо нависало вечернее зимнее небо с несколькими мерцавшими точками звёзд.
Вскоре снаружи послышался знакомый нарастающий шум и, спустя минуту, перед зданием поднялись пыльно-снежные вихри, характерные для садящегося аэролёта. Серые сугробы разметало до мёрзлого грунта в трёх местах там, где у летающей машины были маневровые турбины. Резко исчезающие на границе поля видимости облачка очертили узнаваемые контуры, когда машина опустилась на землю. Потом гул стал тише, и маскировка выключилась — аэролёт стал видимым.
То был на вид самый обычный «Жнец плодов добродетели» четвёртой модели. Более двух десятков лет такие машины использовались разными службами, от городской полиции до Святых Псов — спецназа Церкви и вездесущей ССКБ. Служба охраны космодрома не была исключением. Машина длиной в пятнадцать арашей имела форму наконечника стрелы, верхняя часть которого была зеркальной. В высоту, в самой высокой (хвостовой) части корпуса «Жнец» был около пяти с половиной арашей при ширине в девять. Разные модификации таких машин оборудовались как лучевым, так и кинетическим вооружением, а также средствами ментального воздействия (полицейская модификация для подавления «беспорядков и бунтов») и средствами перехвата и дешифровки (модификация для разведки ССКБ и Святых Псов). Увидеть «Жнеца» считалось плохим знаком как среди суеверных простолюдинов деревни и городского дна, так и среди благородных жителей фешенебельных районов и поместий. Прóклятые презрительно именовали эти машины «корытами» и, при возможности, уничтожали.
Когда гул затих, зеркальная часть машины приподнялась вверх, матово-чёрный борт сдвинулся в сторону, и на расчищенную турбинами площадку перед зданием пружинисто спрыгнул человек. Был он средних лет, с белыми прямыми волосами до сухощавых плеч, в полевой форме ВСБК (Внутренней службы безопасности космодрома), со знаком отличия архипатрита на отложном вороте мышиного цвета шинели.
Начальник космодрома Шагар-Кхарад и священник Серого Братства Агримабар, известный среди полевых командиров прóклятых как Первый, обнялся с каждым.
— Бога нет, брат! — приветствовал Первый Связника.
Слышать эти слова от князя Церкви всегда доставляло Связнику особое удовольствие.
— Бога нет! — ответил Связник, заключая священника в объятия.
Агримабар был аристократом из древнего рода священников и воинов. Дальний предок его был военачальником в армии святого Азргона Великого. Но благородство его считалось неполным, по той причине, что Агримабар, будучи обладателем роскошных белоснежных волос (которые, как и белые глаза среди чернокожих и жёлтоглазых агарян встречались крайне редко), глаза имел светло-жёлтые — следствие «безрассудного», выбора его прадеда. Прадед пренебрёг фамильной традицией и взял в жёны жёлтоглазую, лишив тем своих потомков ценного признака (а потомкам по женской линии подарив огненно-рыжие кудри их прабабки), о чём никогда не жалел.
— Рад тебя видеть, друг! — произнёс серый священник немного хриплым, с металлическим оттенком голосом.
— И я рад видеть тебя, Первый, — Связник оскалил клыки в добродушной улыбке.
— Святоша уже сказал о деле, которое я собираюсь тебе поручить?
Первый бросил взгляд на стоявшего рядом чёрного командира: тот, молча, кивнул.
— В общих чертах... без подробностей, — ответил Связник.
— Это потому, что не знал деталей, — объяснил Первый. — О таких вещах лучше говорить лично.
— Заинтриговал... — снова оскалился Связник. — Давай уже, выкладывай, не томи!
— Подожди, брат, — Первый сделал вид, будто забыл нечто важное и только что об этом вспомнил. — У меня тут есть для тебя кое-что... — Он запустил руку за отворот шинели. -Вот, возьми... — Священник передал Связнику бумажный свёрток.
Взяв свёрток, Связник взглянул на Первого, потом — на товарищей: Святой Отец и Бизон с интересом смотрели на него. По лицам было видно, что о содержимом свёртка им ничего не было известно.
— Хм... — Связник снова взглянул на Первого.
На тонких губах архипатрита отразилась тень улыбки.
— Давай уже, разворачивай! — не выдержал Бизон.
Связник развернул.
Минуту он молча смотрел на содержимое свёртка.
— Что это?
— Камень, — пожал плечами Первый. — Камень с Прит.
Связник не понимал причины, по которой Первый сделал ему такой подарок, но был глубоко тронут. Многие годы ничто в мире не влекло его так, как влекла бесконечная бездна за облаками. Он часто размышлял о том, одни ли они, агаряне, в этой бездне; есть ли в ней ещё кто-то? Кто-то, кто живёт иначе; кто познаёт мир и заботится о своих ближних, вместо того чтобы расчленять их на алтарях всемогущего, ревнивого, завистливого и отвратительно мерзкого Бога. Его страсть к космосу порой становилась причиной дружеских смешков, но Первый всегда относился к его увлечению с уважением. Множество книг, что прочёл он холодными зимними вечерами — о космосе, о других планетах и звёздах, о Вселенной, запрещённых даже для аристократии и городских богачей, — он получил из рук Первого.
