Предел человечности

— Ты знаешь, как строить мосты, человек?

Венемир покачал головой.

— И я не знаю, — сказал эльф. — Но почему мы, не знающие о мостах ничего, кроме того, что один из них у нас под ногами и по нему можно безбоязненно ходить, собираемся сдохнуть, но не дать другому это делать? Мостов много, человек. Почему именно этот? А?

Венемир помедлил.

— У меня приказ, — сказал он наконец.

— У меня тоже приказ, человек. Тебе не кажется, что приказов стало слишком много? По крайней мере — на один больше, чем нужно.

* * *

— Вижу, вы учились в университете, господин философ? Для тех лягушек, что вы вскрывали на занятиях по monstrum biological, находили ли вы доброе слово? Испытывали к ним жалость и сострадание? Или просто резали, пытаясь не сблевать в то, что уже напластали?

Эльф покачнулся на носках.

— Сомневаюсь, — сказал Мемлах из Даль-Гуэлла. В сапфировых глазах плеснулось безумие. — Что лягушки удостоились хотя бы малейшей частицы вашей так называемой человечности. Так чего же вы ждете от меня?

Он махнул рукой. Венемир поднял взгляд и охнул.

Между березами повисло на веревках то, что еще недавно было Яном.

Пока его не утыкали стрелами, точно ежа.

— Мне, — сказал эльф, — все происходящее кажется дурным, но удивительно забавным парадоксом.

Воздух наполнился стеклом и ржавыми иглами.

— Что с тобой, человек? — поинтересовался эльф. — Что-то в горло попало?

* * *

— Ян!

Это было ошибкой.

— Лягушку звали Яном? — брови эльфа поднялись. — Как интересно. Но зачем мне знать имя лягушки? А, человек? Впрочем, можно находить удовольствие и в том, чтобы нарезать ее красиво.

Венемир скрипнул зубами. «Держи себя в руках».

— Зачем это?

Эльф поднял брови.

— Ты разве не убиваешь своих врагов?

— Безоружных? — Венемира передернуло. — Нет.

— Как ты молод, человек. Как все вы молоды. Не бывает безоружных врагов или вооруженных врагов. Наличие в руках оружия — это не критерий отбора. Бывают враги мертвые и враги живые. Дышит твой враг или нет. Это критерий. Все остальное — болтовня.

Эльф помолчал.

— И еще, человек… Убивать безоружных — удобнее.

— Хочешь сказать: легче?!

Эльф покачал головой.

— Я сказал именно то, что хотел сказать. Удобнее? Да. Технологичнее? Еще бы. Легче… — он помедлил. — Нет. Убивать безоружных — дело не из легких. Потом, правда, привыкаешь.

— Ты вижу, привык.

Эльф вздохнул. Посмотрел куда-то поверх головы Венемира.

— Дождь будет. Гроза.

«Сукин сын!»

— Печаль, человек, — сказал эльф наконец. — Я полон печали. Тебе этого не понять. Сожаление булькает у меня вот здесь, под самым горлом. Настолько я полон ей. Словно все мои сотни прожитых лет наполняют меня едким ядовитым осадком.

Иногда, чтобы печаль ушла, единственный способ — вспороть чье-нибудь брюхо. Словно разрезаешь мешок, из которого уплывают вместе с кровью и требухой все твои беды и сожаления. И тогда на несколько мгновений наступает покой. Понимаешь?!

Кадык на совершенной шее эльфа страшно проступил. Словно вырезанный ножом.

Чтобы не смотреть на это страшный кадык, Венемир задрал голову.

Небо было голубым и чистым. Ни облачка.

Пустое небо.

— Гроза? — теперь и Венемиру казалось, что он слышит далекие глухие раскаты. В горле пересохло. «Да он, черт побери, ненормальный, этот эльф».

— Покой, человек, — сказал ненормальный эльф с сапфировыми глазами. — Иногда так хочется покоя.

Венемир молчал.

6. Веселка

В этот день атак больше не было. Стемнело. Норт остался дозорным, капитан составил ему компанию. Веселка крутилась где-то рядом с Венемиром — как всегда. Стефан вздохнул. «Дурочка. Почему женщины всегда влюбляются в тех, кого точно не смогут заполучить?»

В Ольбриха силком влили водки и оставили его отсыпаться. Из другого угла башни доносился его тонкий, мучительный храп.

«За тебя, Ян». Стефан допил водку и взбил солому. «Может, это вообще последняя наша ночь», подумал, укладываясь. Рядом зашевелился на своем топчане гном, приподнялся на локте…

— Ты не боишься, Стефан? — спросил Идзи негромко. В полутьме глаза гнома поблескивали, словно кусочки слюды.

Стефан повел плечами. «Еще один философ на мою голову», подумал с досадой. «Мало мне Вены».

— Чего мне боятся? — спросил он.

— Ну это, война, смерть… вот мост этот защищать зачем-то, никто не знает, зачем. Сдохнуть — без цели. Не боишься?

Стефан почесал затылок, высморкался на земляной пол. От бойницы тянулся через всю башню белый световой силуэт.

— Знаешь, что я тебе скажу, Идзи…

— Ну?

— Вена удачливый. Поэтому за ним идут и Веселка, и Ольбрих, и все остальные.

— И ты?

Стефан на мгновение задумался.

— Я — нет. Не потому, что его удача любит. Я бы шел за ним, даже будь он последним из неудачников. Наверное. Не знаю. Верность — такая подлая штука, что от проверок резко теряет в цене.

* * *

— Спите, балбесы? — Веселка шагнула через порог, огляделась в темноте. — Ладно, спите дальше.

Развернулась к двери. Стефан сел.

— Веселка!

— Ну что тебе опять? — девушка досадливо передернула плечами.

— Хочешь знать, почему Вена не обращает на тебя внимания?

— Ну-ну, — проворчала девушка. Но уходить передумала.

— Я тебе объясню, Веселка, — сказал Стефан. — Все очень просто. Нам, мужикам, нужны в женщине большие груди. Вот и все. Это физиология.

Лицо девушки вытянулось.

— Чего? Какая еще фигио...

— Физиология, — поправил Стефан важно. — Так мы, мужики, устроены. Подавай нам большие груди — и точка. Конечно, стройные ножки и мягкая задница тоже важны. Но груди — важнее. Поверь. Уж в этом я разбираюсь.

— Да пошел ты! — сказала Веселка.

— Чего-о?

— Пошел ты, говорю! Придурок! Бревно бесчувственное! — она развернулась на пятках и выскочила из башни.

Стефан почесал затылок. Заложил руки за голову.

— Ну, что тут скажешь. Женщины!

— Ага, — сказали в темноте голосом Идзи. — Женщины.

* * *

— Стефан, ты спишь?

Стефан вскинулся, заморгал.

— Все, дружище. Я слушаю.

Молчание. Гном в темноте зашевелился и вздохнул.

— Спать не могу, представляешь? Все время думаю. Словно бур в затылок загнали и крутят там, и крутят. Заррраза. Уже мозги наворачиваются на винт.

— О чем ты, дружище?

— Все о том же… Почему она меня не любила? Я все для нее делал. Все. Не понимаю. Хоть в петлю от таких мыслей… веришь?

Стефан почесал затылок. Засада с этим Идзи. Не поговоришь с ним, пойдет и повесится. Гномы — они обстоятельные.

— За что она так со мной?!

— Ну… — Стефан с трудом подавил зевок. — Ну, ты, брат, спросил. Это ж тайна.

Молчание.

— Стефан? — Идзи смотрел с упорством, свойственным гномам.

— Чего тебе?

— Ты все время вспоминаешь, что был портным. Почему ты им не остался? Это же… ну… хорошее ремесло.

— Хорошее, — кивнул Стефан.

— Тогда почему?

— Ну, как тебе объяснить? Не ты выбираешь ремесло, а ремесло выбирает тебя. Так говорил мой учитель, портной. Как всегда высокопарно и поучительно, но тут он не ошибся. Потому что я мерил, кроил и шил, штопал и латал… и это мне нравилось…

Но все была ерунда. Я до сих пор тоскую по мастерской, запаху тканей, клея и красок, стуку наперстков… но знаю, что настоящим портным я бы никогда не стал. Мое ремесло... — он помедлил. — Мое истинное ремесло пришло ко мне само. Однажды в мастерскую ворвались грабители… — Стефан поднял голову, глаза блеснули. — Я убил их всех, Идзи. Вилкой, портняжной иглой, угольником и ножницами. Семерых вооруженных людей. Когда все закончилось, мастерская выглядела, как бойня. Я был ранен раз пятнадцать и покрыт кровью с ног до головы. И в тот момент я понял, кто я такой. В чем мое настоящее призвание.

Гном посмотрел на бывшего портного:

— Ты герой, получается?

— Нет, Идзи. К сожалению, моему учителю и его жене это не помогло. К этому моменту портному сожгли ноги, выпытывая, куда он спрятал золото, а его юную женушку изнасиловали и… задушили. Она мне нравилась. Они сделали это просто ради развлечения. Потому что могли. Я никого не спас. И тогда я понял…

— Что понял, Стефан, что?!

— Я не спаситель, Идзи. Я — убийца. Я тот, кто в нужный момент метнет вилку.

* * *

Светловолосый лейтенант стоял перед ним, держа громоздкий шлем под мышкой.

— Вы поняли задачу, лейтенант? — уточнил Феллах ад Миадарн.

— Так точно, господин полковник!

— Повторите.

— Задача: маневренной группой прорвать фронт, выйти в тыл и перерезать коммуникации противника. Для выполнения этого задания мне приданы…

Лейтенант лаконично и четко изложил план операции.

— …и отряд эльфийских союзников.

Феллах ад Миадарн кивнул:

— Хорошо, лейтенант. Я на вас рассчитываю.

— Так точно, господ полковник! — пауза. — Да, отец.

* * *

— Я и ремесло портного… Это как у тебя с женой, — сказал Стефан.

— Что? — Идзи выглядел застигнутым врасплох.

— Нет взаимности.

— Но…

— Только я, по счастью, понял это раньше тебя. — Стефан остановился, посмотрел на гнома. — Мда. Правда, ты, похоже, так этого и не понял.

— Тоже мне, сравнил! Моя жена… она считает меня монстром.

Стефан усмехнулся.

— А ты никогда не думал, Идзи… Может, быть монстром — это и есть твое призвание?

7. Норт

…Вслед за эльфами пришли имперцы. Ольбрих, оскалив зубы, отбивался мечом от наседающих пехотинцев. Бревно, которым они пытались протаранить редут, лежало на мосту, а вокруг валялось несколько трупов.

Черный всадник выскочил на мост. Грохот подков по камню. Жеребец хрипел и ронял клочья пены. Ноздри его раздувались.

Всадник был страшен. Закрытый шлем с узкой щелью для глаз. В форме кабаньей головы с клыками. Словно железный кабан на железной лошади. Черный, как ночь.

Всадник мгновенно стоптал Ольбриха, развернулся, рубанул…

Н-на.

Половина Принца рухнула на настил. Вторая — медленно повалилась в другую сторону.

Черный всадник развернул коня, тяжело, медленно, как груженая барка в русле реки — мост был слишком тесен ему, слишком узок и завален трупами. Конь наступал на еще теплые тела, нервничал.

Потом снова начала набирать разгон.

* * *

Долговязый нескладный парень заступил всаднику путь.

— Норт! — заорал Венемир. — Уходи, парень! Уходи!

Стрела ударила рядом. Тунк! Тунк — следующая.

Венемир пригнулся, голова кружилась.

— Уходи с моста, Норт!

Норт поднял голову, оглянулся… и вдруг улыбнулся. Как мальчишка.

— Нет.

Черный всадник навис над ним. Взмах клинка. Меч медленно, неумолимо начал опускаться…

В последнюю секунду парень вскинул руку. Без оружия.

— Ох!

* * *

Уго ад Феаллах впервые в жизни почувствовал, как страх ледяной струйкой стекает вниз по затылку. И ползет все ниже и ниже, до самой пятой точки, каковой имперский рыцарь обязан крепко сидеть в седле…

А там все сжалось.

И усидеть на коне вдруг оказалось проблематично. Уго крепче стиснул бока жеребца бронированными коленями…

Уго ударил.

* * *

Венемир закрыл глаза. Открыл.

Долговязый парень продолжал стоять. Затем медленно выпрямился — Венемиру казалось, что тот вырастает на глазах. Норт Келлиге стал вдруг вровень с всадником — белобрысая голова напротив черного кабаньего шлема. Наваждение, не иначе.

— К-как это, Вена? — от волнения Веселка начала заикаться. — Он всегда был таким высоким?

— Не знаю. Смотри! Смотри! Видишь?

— Вижу, — сказала она.

* * *

Долговязый парень, которому должно было быть растоптанным подкованными копытами, а затем — когда этого не произошло — быть разделенным на две окровавленных половинки, стоял как ни в чем не бывало.

Удара меча, что обрушил на него Уго, хватило бы, чтобы располовинить дракона, если таковой здесь окажется…

Дракона не оказалось.

Но и парня — не располовинило. Клинок с глухим звуком отскочил от руки Норта… словно…

* * *

— Он что, из камня?!

«Тролль, построивший этот мост, обладал вкусом и воображением», вспомнил Венемир слова эльфа.

— Нет, Веселка, — Венемир покачал головой. — Он просто тролль. И это его мост.

* * *

Норт размахнулся и вонзил кулак между пластин конской брони.

Конь дико заржал и встал на дыбы. Сделал несколько шагов на задних ногах… И рухнул с моста. Вместо со всадником.

Долгий, долгий крик.

Плеск воды.

* * *

С изуродованными ногами и сломанным позвоночником, Уго еще продолжал жить. Кровавый туман перед глазами пульсировал и рычал… «Мама», хотел сказать Уго, но не успел. «Отец», сказал он.

В следующее мгновение тьма опустилась. И боль исчезла.

Навсегда.

* * *

Дежурный адъютант терпеливо застыл у стола, ожидая, пока генерал прочитает депешу.

Пекле Олафсон снял очки и положил на стол.

— Когда это получено? — спросил он.

— Двадцать минут назад.

— Это ведь его единственный… — начал Пекле и осекся.

— Да, сэр.

Молчание. Генерал Олафсон вытер лоб дрожащей рукой. Старею, старею.

— Я сам ему скажу, — решил он. — Ох, грехи наши тяжкие…

Полковник Феллах ад Миадарн, командир бригады специального назначения «Орсон», выпрямился в седле.

— Пекле, чертяка, откуда ты?..

— У меня плохие новости, Фелла.

Он не называл его так со времен кадетской юности.

Полковник замер.

— Ваш сын, господин полковник… — генерал помедлил, — героически погиб в бою. За родину и бога-императора. Вы должны им гордиться. Мне… мне очень жаль, Фелла.

Полковник медленно поднял руки и снял шлем.

Ветер шевелил слипшиеся от пота седые волосы.

— Я горжусь, — сказал Феллах ад Миадарн. Голос его был словно вытравлен кислотой по металлу. — Мой сын мертв. Остались родина и бог-император. Я горжусь, Пекле. Мне есть ради чего жить. Мой мальчик умер. Он герой. Я — горжусь. Все просто.

Пекле молчал.

8. Гроза

…Веселка поплевала на ладони, взялась за меч. Выдернула его из земли, взмахнула раз, другой.

— Ух, как я не хочу помирать! Прямо совсем-совсем-совсем не хочу. Ух.

— Веселка, — сказал Стефан странным, напряженным голосом. Девушка обернулась, на лице отразилось удивление. — Мне надо идти.

Он погладил ее грубой ладонью по волосам. Осторожно, как ребенка, обнял.

Веселка замерла. Он слышал, как бьется ее сердце.

— Ты куда, Стефан? — она не договорила.