| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Мира быстро подскочила к стойке, выхватила из рук смотрителя медальон и догнала меня уже снаружи.
— Так просто?
— А что ты хотела? Если бы ты пришла вся такая незнатного рода и без поручителя, то тебя бы сначала отправили на смотрины в столицу. Определили бы какому-нибудь пьянчуге, который только и умеет, что с одним трупом выгребные ямы чистить. Ты бы долго искала себе нормального покровителя, возможно, через постель. В результате тоже ковырялась бы в приёмнике мертвецов из лечебниц для нищих. В не самом плохом случае вышла бы замуж за такого же горемыку, или за чародея мелкого пошибу другой гильдии, например, морозного куба. Их в столице много, ледники для продуктов обслуживать нужно в большом количестве. Ну, или если твой дар воистину огромен, тогда можно пробиться наверх. И опять же побывать в постели пожилого покровителя, сделать аборт, что, кстати, тоже забота некромантов, или родить для себя. За деньги тоже можно нанять репетитора, но он научит тебя так себе. Больше математике и грамматике, чем некромантии. Радуйся, что я твой дядя.
— Я умею считать и писать, — огрызнулась Мира. — А мой дар сильный?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Пока к практике не перейдём, я не скажу. Он есть, это точно.
— Откуда ты знаешь?
— Иначе бы тебя жетон не признал.
Мира подняла медальон на уровень глаз и сложила губы трубочкой. Круглый жетончик с ровным отверстием под шнур несколько раз крутанулся вокруг своей оси. Медь как медь. Да только на нём чары. В чужих руках он начинает звенеть, как упавшая на камень монета.
Мы шли дальше. Солнце потихоньку вставало, начиная припекать. Певчие птицы прятались в окружающих нас садах оливы, цитрусов, яблок и слив. Иногда над ними возвышались могучие орешники, а земля была усыпана крупными орехами. В воздухе витал аромат цветов, плодов и морских водорослей. Широкая дорога петляла между холмов, обнажавших порой большие белые валуны с разноцветными прожилками. По бокам дороги стояли утопающие в зелени домики. На плетёных заборах сушились горшки и сидели кудахчущие куры. Они недоверчиво провожали нас взглядами.
Несколько раз дорогу нам перебегали пятнистые кошки. Дети дружной гурьбой играли на перекрёстке в набитый соломой мяч. Им нужно было коснуться мячом до посоха богов, который изображала воткнутая в землю более или менее прямая ветка.
Домики бедняков не имели внутренних дворов и женщины полоскали бельё в больших деревянных кадках прямо в палисадниках.
Вскоре шум жилых домов сменился другим. Мы приближались к порту. А где порт, там и рынок. И запахи стали другими. Теперь пахло рыбой, корабельной смолой, копчёным мясом и вином. У домов исчезли палисадники, а сами они теперь вытянулись вверх, став двух— и трёхэтажными, и обзавелись яркими вывесками постоялых дворов, трактиров и магазинов. Несколько раз попались ярко размалёванные портовые шлюхи, из одежды на которых были только украшения да очень узкие набедренные повязки красно цвета.
Дорожка вывела нас к причалу. Возле него серел выгоревшим деревом небольшой домик, откуда нам навстречу выскочил старик в такой же серой, как и его лачуга, хламиде. На шее висел чёрный шнурок с бляшкой раба.
— Господин Орса! — прокричал он, хромая навстречу, — мой хозяин говорил, что вы почтите нас своим визитом.
— Ага, — буркнул я и направился к причалам. — Которая?
— Правая, господин.
— Хорошо, займусь. И передай хозяину, что с него бутылочка хорошей настоечки.
— Всенепременнейше. Завтра занесу.
— Завтра не надо. Через месяц. Я завтра в плаванье к Митакам.
— Господин, вы бы повременили, — тихо произнёс раб, — мои старые кости ноют. Шторм будет.
— Мы на хорошем корабле, — ответил я, поглядев на чистое небо, а потом присел и положил ладонь на доски.
Заклинания. Чушь всё это. Вся магия исходит изнутри. Слова лишь помогают сосредоточиться.
Я протяжно вздохнул. Нужно сосредоточиться. Нужно прочувствовать всё это старое мёртвое дерево с забитыми в него ржавыми гвоздями. Почуять каждую высушенную до серости и трещин досочку, каждую сваю, разбухшую от морской воды, покрытую слоем водорослей и ракушек, забитую в галечное морское дно.
По пальцам прошлось мягкое покалывание. Оно сначала было ровным, а потом начало вторить накатывающим на брёвна прозрачным волнам, в глубине которых виднелись камни, петь как лёгкий ветер, дующий с суши в море и обнимающий меня, Миру, старика и этот причал.
Почувствовал. А теперь приказывать.
— Я, Игратрэ Орса, некромант высшей гильдии, повелеваю мёртвому древу, да не коснётся тебя тлен, да отсохнут на тебе ракушки и водоросли, да не изъест тебя морская соль.
Покалывание плавно изменило ритм, начав биться, как человеческое сердце. Моё сердце.
По доскам начал расходиться всё нарастающий гул большого барабана. Бум-бум. Бум-бум.
Мира стояла рядом и, открыв рот, смотрела под ноги. Ведь она тоже сейчас чувствовала удары моего сердца, легонько бьющие по девичьим ногам сквозь подошву сандалий.
Бум. Бум. Бум.
Ритм сначала наращивал темп, а потом с одним сильным ударом, от которого севшая на причал чайка испуганно взлетела, начал замедляться, пока не остановился совсем. И я разорвал связь.
— Ну, вот и всё. Мира, пойдём на рынок, купим какой-нибудь гадости. Я устал.
— Дядя Ир. Это было нечто.
— Конечно, нечто. Я же настоящий некромант.
Я подставил племяннице локоть, она кокетливо взялась за него, и мы пошли. Настоящий некромант и его первая в жизни ученица.
А завтра нас ждало начало долгое приключение.
Глава 4
Настоящий некромант
— Поднять вёсла! — заорал капитан, стоя́щий на палубе триремы, укутанный, несмотря на тёплую погоду, в бело-синий плащ.
Он всегда кутался, пряча по привычке под непромокаемой тканью лёгкую кольчугу, одетую поверх толстой льняной рубахи, и морской абордажный клинок.
На палубе с широкими щитами в руках и бронзовыми масками на лицах стоял десяток морской стражи, призванный защитить экипаж в самых непредвиденных ситуациях. Это были отборные мертвецы. Между ними бегали матросы из числа живых. Так повелось, что на флоте уход за корабельными снастями и управление судном доверяли только живым, как бы тяжело это ни было. Лишь гребцы — нежить. И стража.
Впереди быстро приближался, качаясь на серых тёмных и при этом тёплых волнах, ещё один корабль.
А я стоял у са́мого борта, вцепившись руками в дерево перил. Море было не моей стихией, но свободных войсковых некромантов не оказалось, и пришлось отправить меня. Море знало это и ехидно баловалось со мной, качая тяжёлое боевое судно, как детскую игрушку, и бросая солёные брызги на лицо и одежду.
Рядом стоял высокий худой мужчина, одетый в багровую тогу моей гильдии и лёгкий кожаный торакс, изображающий мускулистый человеческий торс. Бесполезная, но красивая игрушка, способная защитить только от удара кинжалом. На тощей шее качался серебряный жетон некроманта второй степени, а сам он широко расставил ноги, положив ладони на пояс. Гортатор — тот, кто управляет гребцами — всю жизнь проводит в плаваниях.
Он не шевельнулся, но было видно, как вёсла одновременно оторвались от воды, роняя многочисленные струи, как черепица домов после дождя. А потом они так же слаженно втянулись внутрь.
Мгновение спустя над волнами поднялся громкий треск, и трирема дёрнулась, как морской конь, которого потянули за поводья. Тяжёлое судно всей своей мощью ударило по касательной в чужой борт, и сейчас с наслаждением ломало чужие весла окованным медью носовым тараном.
На галере Северной империи гребцы были живыми, и им сейчас перемалывало кости рук и рёбра обломками рукоятей вёсел. Над морем взмыли крики боли, стремясь стать чайками и улететь отсюда подальше.
— Перехватывай! — прокричал сквозь треск худой коллега, протянув мне руку ладонью вверх.
Я хлопнул по ней своей, словно в приветствии, но на самом деле это ритуал передачи контроля. Сейчас незримые нити, тянущиеся к нежити, быстро вплетались в мою паутину.
— На абордаж! — закричал капитан.
Я прищурился, отдавая мысленные команды. В то же время из двух выходов с нижних палуб начали вереницами выбегать гребцы в деревянных масках, вооружённые короткими клинками. Несколько из них схватили абордажные мостики с крючьями и понесли к борту. По ним две сотни мёртвых солдат переберутся на обречённый транспорт северной империи Нальта, везущий войскам бинты и лекарства, подстилки и оделяла, пополнение редкими специалистами и ценный инструмент. Война — это не столько схватка один на один, сколько подлая игра с отравленными кинжалами и краплёными картами. Много из этого никогда не станет достоянием потомков, никогда не будет вписано в историю. Потомкам достанутся лишь битвы героев.
— Дядя Ир, — произнёс вдруг некромант звонким девчачьим голосом, — а ты раньше плавал на больших кораблях куда-нибудь далеко-далеко?
* * *
Я протёр лицо и поглядел на свою племянницу, выдернувшую меня из пучин воспоминаний. Она стояла на пристани рядом со мной, с восторгом глядя на многочисленные суда, качающиеся на лёгкой волне под крики чаек и мешанину человеческих голосов.
Люди спорили друг с другом, ругали нерадивых помощников, выкрикивали приветствия и обсуждали насущное.
— Твою мать, я же сказал это на нижнюю грузить!
— Нет, нет и ещё раз нет! Выходим только завтра! Мне плевать, что ты не успеваешь!
— Купи ещё два пуда солонины!
— Тяни! Ещё! Ещё!
Голоса смешивались в единое целое, озвучивая душу самого порта, как если бы он был живым существом.
— Разок катался на прогулку. Ну и в столицу не единожды. Я же там учился, — с ухмылкой ответил я Мире.
Не рассказывать же ей о резне, где я выглядел немногим лучше пирата на государственной службе.
— Ну, в столицу, — протянула племянница, отмахнувшись от меня. — В столицу и я плавала. До неё всего-то три дня вдоль берега. А вот так, чтоб на край света?
— Нет, — ухмыльнулся я.
— Тебя зовут, — вдруг встрепенулась Мираэль, развернувшись на месте так резво, что подол туники взметнулся.
Я обернулся. И в самом деле, к нам шёл пожилой мужчина, сопровождаемый массивным телохранителем, который поглядывал по сторонам, положив ладонь на эфес клинка, и рабом-писарем.
Мужчина в белой официальной тоге, прошитой золотыми нитями по краю, ещё не впал в старческую немощь, а седой волос придавал больше мудрости во внешнем виде.
— Господин О́рса, — сильным с лёгкой хрипотцой голосом произнёс он, вытянув руки для приветствия.
Я сделал шаг к нему, немного наклонившись, дабы подставить плечи под сухие ладони. Ох уж эти политики, всегда стараются делать всё по ритуалам, даже если самих ритуалов в миру́ почти не встретишь.
— Рад вас видеть, господин сенатор, — произнёс я, дождавшись, когда жилистые, но сильные пальцы сначала сожмутся на моих плечах, а потом отпустят их.
Так раньше старшие приветствовали младших.
— А это, полагаю, твоя племянница Мираэль, — продолжил сенатор, не столько спрашивая, сколько произнося своё утверждение вслух.
Старик снова поднял руки и опустил их на плечи девушки, пробежавшись глазами по её лицу.
— Здравия вам и успехов во всех начинаниях, — тихо ответила Мира, склонив голову, как того требовали приличия.
Но я при этом едва сдержал улыбку, когда старик как бы невзначай нырнул взглядом в открывшийся зазор в лёгоньком платьице. Что говорится, и этот старый кобель туда же.
— Корабль отправится в плавание только с рассветом, поэтому приглашаю вас отобедать со мной, — продолжил сенатор.
— Мне бы не хотелось тратить время, — ответил я. — Нам нужно купить учебные принадлежности.
— Как интересно, — протянул старик, — позвольте вас сопроводить. Всегда было любопытно, как учатся некроманты.
Я снова едва сдержал улыбку. Это старый хрыч прекрасно знает, как мы обучаемся. И он даже не спросил, кто и чему будет учиться. Ему, разумеется, всё своевременно донесли. Но посылать его в дальнее странствие неприличного толку будет слишком грубо, всё же не торговец рыбой, и поэтому придётся смириться. Благо торговые ряды тут же, рядом с портом. Удобно, когда рынок большой и один.
Я поклонился и подал руку племяннице.
— Дядя Ир, что брать-то будем? — полушёпотом спросила девица, оглянувшись на сенатора.
Она тоже была от него не в восторге.
— Увидишь, — улыбнулся я, направившись к рынку.
Иногда специально приходилось себя одёргивать, чтоб пожилой политик успевал за нами.
Рынок был близко и дошли до него быстро, окунувшись в новые голоса, новые запахи и новые образы. На нас не обращали внимания, а вот сенатору торговцы кланялись. Но скорее не ему самому, а большому золотому медальону, изображающему резную колонну, убранную лавровым венком.
Мы шли. Мира глядела по сторонам, стараясь угадать, что из всего этого может пригодиться в учёбе. Чтоб срезать путь, я направился к фруктовым рядам. По пути взял с лотка какого-то торговца большое яблоко, кинув девушке.
— Я не голодна, — буркнула племяшка, с подозрением глядя на фрукт.
— Ты яблоки не любишь?
— Люблю, но не хочу.
— Зря, — зловеще протянул я. — Первое время тебя при слове 'мясо' тошнить будет.
— Не будет. Я мяса, что ли, не видела?
— Ну, в несвежей человечине точно не ковырялась.
— Фу, — скривилась Мира.
— Я о том же.
Одни ряды кончились и начались другие, а вскоре мы вынырнули на небольшую площадь, где шли торги живым товаром. Мужчины в набедренных повязках и обнажённые девы, связанные для приличия белыми верёвками.
В какой-то момент Мира встала, уставившись на высокого широкоплечего брюнета, который при виде её подмигнул и согнул в локте руку, поиграв тугими мышцами.
— А что, он не сбежит? — спросила Мира, когда мы продолжили путь.
Она несколько раз обернулась на ходу, разглядывая загорелого парня.
— Кто? Этот? Да он сам себя продаёт.
— Это как?
— Мира, я тебе удивляюсь, то ты кичишься, что тебя голым мужиком не удивишь, то слюни на этого атлета роняешь.
— Ничего я не роняю, — ответила племянница, протерев на всякий случай ладонью губы.
— К вечеру выползут на свет состоятельные матроны. И его купят.
— Зачем?
— Да потому что это бездельник. Город не бедный, состоятельных горожанок хватает, а уж тех, кто с удовольствием ляжет под него, тем более.
— Но продаваться-то зачем?
— Из-за правовых особенностей. Раб на наследство права не имеет. И алименты госпоже, если что, не платит.
Мы прошли мимо нескольких обнажённых барышень, возле которых уже я ненадолго замер.
— Тоже слюни роняешь? — ехидно спросила Мира, подхватив меня под руку и показав язык ближайшей рабыне.
— Разумеется. Ты лучше на сенатора посмотри. Его точно сейчас сердечный приступ хватит.
Мира поглядела на старика, облизывавшего сухие губы и глядевшего на девушек, а потом хихикнула.
— Наверняка купит себе одну.
— Не купит. Эти не продаются.
— Почему? — опешила племянница.
— Они для привлечения покупателей стоят, а вечером пройдутся по городу в столичных шмо́тках, зазывая к торговцам тканью. Продаются вон те, одетые, к тому же получившиеся попроще лицом и телом. Там кухарки, сиделки и швеи. Сейчас напряжённо на границе. Работать негде, вот поближе к столице и хотят перебраться. А готовое жильё и хоть какие элементарные блага здесь есть. А если родит от хозяина, то и привилегии какие-никакие появятся. Всю чёрную работу всё равно нежить делает. К тому же частный раб, в отличие от каторжного, имеет некоторые права.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
