Наёмник

Я тихо ржал, сползая за бетонную стенку, Ванька тоже прыснул смешком, глядя, как наши собратья по оружию ныкаются по ямкам.

К застреленным мирным жителям я не испытывал никакого сочувствия. Турки нас что-то не сильно жалели, совершая набеги на южные границы, так чего же мне их жалеть?

* * *

Прибрежный турецкий поселок насчитывал около полусотни жилых домов, мужчин сейчас в нем было не больше дюжины, остальные в полном составе умотали пару дней в неизвестном направлении. Поэтому в охране поселка участвовали женщины. Именно одна из таких защитниц нанесла нашему воинству самые ощутимые потери, она расстреляла из автомата троих придурков из третьего взвода, которые вместо того, чтобы держать оружие в руках, стаскивали трусы с какой-то малолетки. Сестра этой девчушки, насильников и порешила, её никто жалеть не стал, и обеих сестер застрелили во время обстрела их дома.

Зачистка поселка продолжалась до обеда, всех выживших жителей согнали в одно место — пересохший бассейн, где оставили под присмотром охраны. Молодую и наиболее привлекательную женскую часть поселка охраняли, дополнительно, пару парней из первого взвода. Похоже, командование нашей шайкой решило, что хватит терять бойцов из-за излишнего спермотоксикоза у них.

Турецкое поселение зачистили, заняли их блокпосты на въезде и выезде из селухи, к причалу подошел небольшой сухогруз класса 'река-море'. Грузчики понемногу начали стаскивать все ценное к причалу, готовя трофеи к погрузке.

Спецуха погрузившись в свои багги, укатила в неизвестном направлении. Сейчас они разведают близлежащие селения, выявят самое богатое и незащищенное, и мы выдвинемся к его захвату. Вот такие вот современные реалии 2023 года.

Честно говоря, мне происходящее нравилось все меньше и меньше, как-то было много не состыковок. К примеру, спецуха. Двенадцать хорошо экипированных и подготовленных бойцов, со своим вооружением и техникой — две багги и двуосный КамАЗ. Что такого мог предложить им хозяин сухогруза, раз они согласились на этот рейд? В захваченном турецком поселке ничего особо ценного пока не нашли. Ну, разграбили полсотни домов, захватили кое-какую технику, провизию и прочие ништяки, но этого всего было так мало, что не получилось заполнить даже десятой части пустых трюмов. Значит, у Хозяина есть какие-то определенные цели, значит, есть что-то ценное, и спецуха должна это найти.

— Иваныч, ну, что готово? — дернул меня Ванька. — Пахнет так вкусно, что спасу уже нет терпеть.

— Пять минут, напарится, и будем хомячить, — пообещал я, глядя на прикрытую тряпкой крышку казана.

Казан, рис, специи и курей мы захватили в доме, где устроились на ночлег. Мы, это я, Ваня Тихий (капец, у болтуна Ваньки оказалась фамилия — Тихий), пулеметчик Серега Могила и Петрович.

Если по порядку, то после охраны лодок на пляже, и наше героического уничтожения группы вооруженных одним револьвером и одним ножом турок, нас с Ваньком послали на зачистку жилых построек, а чтобы нам веселее чистилось, дали в усиление двух бойцов из первого взвода — молодого бугая по имени Сергей, вооруженного ПКМом и его второго номера, низенького, худощавого мужичка, среднего возраста, который отзывался на отчество — Петрович. Разговаривал Петрович на жуткой смеси русских и украинских слов, родом он был с Кубани, но за глаза его звали — Хохол.

Меня в этой группе назначили старшим. Фронт работ определили просто: 'Видите эту улицу', — сказал борода с РПК (все забываю, как его зовут), — 'идете по этой стороне, а я с остальными по другой стороне. И смотрите, нас по ошибке не подстрелите, у этих хибар стены тонкие, пуля насквозь проходит'.

Пулеметчик Серега был молчалив до безобразия, за те двенадцать часов, что я его знаю, он проронил всего два слова и оба матерных. Первое слово — собака женского рода, он изрек, когда рядом рванула граната, а второе — женщина с пониженной социальной ответственностью, когда я дернул его за ремень, оттаскивая от дверного проема, в который через секунду влетел залп картечи. На вид пулеметчику было лет восемнадцать — двадцать, он был высок, широк в плечах, с бледной кожей, светлыми волосами и пухлыми губами, которые вечно кривил и сжимал. Внешне очень походил на древнерусских богатырей, которых изображали на иллюстрациях к былинам. Странный был парень, как будто не из этого мира. Хотя, о какой к черту, норме можно рассуждать в мире, где все перевернулось с ног на голову?

Петрович как я уже говорил, был неприметным мужичком средних лет, тихим и незаметным. Весь такой никакой, средних лет, дядька непонятно каким раком решил податься в корсары. Пират из него был, как из сами знаете чего, пули. Ну, да ладно, коробки с пулеметными лентами тягает, и то хорошо.

Вернемся к Ваньку. Иван Тихий (господи ты чем думал, когда давал ему такую фамилию?) двадцатилетний балбес, невысокий, крепенький, увлекающийся спортом и мечтающий стать спецназовцем. Он разбирался буквально во всем, а в чем не разбирался, то делал вид, что разбирается и понимает. У него на любое явление в этом мире было свое собственное мнение, причем зачастую прямо противоположное его собственным высказываниям. Он спорил с окружающими не ради истины, а ради спора.

При этом, самое удивительное, что Ванек и Серега как-то быстро сдружились, причем выглядело это весьма забавно — один трещал без умолку, а другой его внимательно слушал и периодически кивал, явно соглашаясь со сказанным.

Кто первым обозвал пулеметчика Могилой, я сейчас уже не вспомню, но прилипло сразу, впрочем, не удивлюсь, если это был Ванька Болтун. Тихого, кстати, так и называли — Болтун.

Ну, а Петрович, был, как говорится, человек — не о чем. Вроде и есть, а исчезнет и никто его пропажи не заметит. Одно слово — второй номер, потаскун для пулеметных коробок.

Командование в лице бородатого здоровяка с РПК (чёрт, да как же его зовут), решило, что для этой самой тройки, я — лучший лидер. Наверное, просто, вид у меня такой, что посторонним людям кажется, что я шибко умный и опытный.

— Болтун, как зовут нашего взводного? — крикнул я в оконный проем.

В ответ тишина. Странно? Обычно на любую возможность поговорить или заданный вопрос Ванек откликался с пионерской готовностью.

Я подхватил автомат и вышел наружу. Во дворе никого нет, только где-то поблизости, в саду слышны звуки тихой перебранки. Пошел туда, чтобы разведать, кто это тут бурогозит.

В саду, засаженном вишневыми деревьями, которые сейчас были красиво украшены белыми цветами, было свежо и чудесно. Воздух наполнен запахами весны и цветочной пыльцы. Немного портила эту идиллию вонь горящего пластика и смрад обугленных трупов, но к ним я как-то уже привык.

Посреди сада Ванька переругивался с двумя уголками из третьего взвода. Два худющих мужичка, явно криминальной наружности, тащили через наш сад какого-то подростка. Помимо пацана у них в руках еще было несколько баулов с разномастным, цветным тряпьем. Подросток выглядел неважно, он был сильно избит, руки так туго связаны проволокой, что кожа под металлом лопнула и оттуда сочилась кровь. Уголки бросили мешки, один продолжал держать пацана, а второй чего-то втолковывал Болтуну. Позади Ванька монументальной скалой возвышался Серега, но он по своему обыкновению молчал. Петровича нигде не было.

— Чё орете? — вяло поинтересовался я.

— Слышь, старшой, убрал бы ты своих малолеток, а то, как бы, не было беды, — сквозь зубы прошипел боец, державший на болевом захвате турецкого пацаненка.

— Иваныч, ты прикинь, они поймали турченка и хотят его изнасиловать. А, он, — Ванек ткнул пальцем в связанного пацана, — он, наш. Русский!

— Помагы, пажалюйста, — коверкая русский, тут же промямлил пацаненок, — я — русикий, я — свой!

— Вот! — зарычал Ванек. — Отпускайте его!

— Слышь, пистон малолетний, если мы его сейчас отпустим, то мы тебя потом опустим! Понял? — прорычал второй уголок.

Бамс! — я тут же, не раздумывая, двинул ногой в пах угрожавшему Ваньку бойцу.

— Руки! Руки, вверх! — ствол автомата буквально впился в ошалевших уголовников. — Вы, чё, попутали? Кого вы тут опускать собрались? Серый, разоружить обоих! — приказал я пулеметчику.

Могила тут же сдернул автоматы с обоих бойцов третьего взвода, а подскочивший Болтун выдернул у одного из них пистолет из открытой кобуры, висевшей на поясе на манер ковбойских. Через минуту оба бойца были разоружены и освобождены от подсумков с магазинами.

— Чё за дела? — набычился один из уголков.

— Сейчас за базар ответите или старшего позовем, чтобы разрешил наш спор? — спросил я. — Кто вас за язык тянул? — с этими словами я взял в руки пистолет уголовника и с силой вжал ствол ему в лоб. — Как говорил, один усатый грузин: нет человека, нет проблемы. Ванек сгоняй к ограде и смотри, чтобы никто не шел, Серега, а ты этот тюк, — я махнул стволом пистолета в сторону баула с тряпьем, — уложи на этих двух фраеров, мне надо, чтобы звук выстрела был не слышен.

Чтобы вы понимали, я сейчас говорил совершенно не серьезно, я ни капельки не планировал убивать своих сослуживцев, пусть и таких моральных уродов, как эти. Блин, у нас тут каждый ствол на счету, не хватало еще друг дружку перестрелять. Но Серега и Ванька, кажется, совершенно не поняли моего настроя, я то думал, что они бросятся меня уговаривать, чтобы я помиловал этих уродов, а они, ни фига, тут же бросились выполнять мои прямые приказы. Ванька поскакал к ограде и оттуда прокричал, что все нормально, дескать, чисто, можешь их валить, на хрен. Прям так и заорал: чисто, вали, их на хрен! Интересно, на этот крик уже бежит сюда добрая половина нашего отряда или только его малая часть?

Ну, а Серега, в свою очередь, тут же сбил ударом ноги одного из уголовников и набросил на него тюк с вещами.

— Братка, не надо, не стреляй! — взвизгнул один из уголков. — Да, забирайте себе этого турчонка, он нам и в буй не впился!

— Дело не в пацане, дело в твоих словах, — грозно произнес я, мысленно сдерживая смех. — Ты моего младшего брата опустить хотел, такое прощать нельзя.

— Да, ты чего?! Да, ты не так понял!! — опешил от такого поворота уголок. — Да, мы никогда! Ты чего? Бля буду, в натуре, честное пацанское слово, вот тебе крест!

— Сто золотых монет! — строго сказал я. — За базар надо отвечать!

— Братка, ты, чё?! — выпучил глаза уголок. — Побойся бога! Давай по-братски, разойдемся миром? Откуда у раба божьего столько?

Мужичок принялся извиваться всем телом и рыдать. Получалось у него весьма реалистично и натурально, я бы даже поверил, будь на моем месте, я трехлетней давности, до Катастрофы. Тогда я вообще был человеком доверчивым и немного наивным, многим верил на слово, за что чуть было не присел на пару лет.

— Ладно, живите, — смилостивился я. — Вечером принесете по десять монет каждый. Тогда же и оружие свое заберете.

Уголовников развязали и отпустили, те ушли огородами, на ходу о чем-то переговариваясь. Я нисколько не сомневался, что для нас это так просто не пройдет, и скорее всего, эти двое будут мстить. Но, мне как-то на это было плевать, в конце концов, сейчас времена другие, теперь очередь из автомата в упор — есть последний аргумент в споре. Нас трое, а если считать еще и Петровича, то четверо, у нас есть пулемет, автоматы, гранаты и много патронов. Перемелем, если что, не одного уголка. Опять же одной из задач, которые я ставил перед собой, отправляясь в этот рейд — это организовать свою собственную, верную только мне команду. Мне нужны были такие парни, чтобы пошли за мной в огонь и в воду. Собственно, туда я и собирался, как только хорошенько подготовлюсь.

— Иваныч не надо было их отпускать, — в кои-то веки серьезным тоном произнес Болтун. — Они же вернутся.

— Ванек, напоминаю, что это ты нас в эти разборки втянул. Дался тебе этот турчонок. Жрали бы сейчас плов, и не думали, как с уголовниками краями разойтись.

— Да, но так нельзя, — с вызовом сказал Ванек. — Нельзя всяким сволочам позволять творить беспредел, тем более пацан — наш, русский!

— Поддерживаю! — произнес, свое третье по счету слово за сегодняшний день Серега.

— Охренительная логика, — покачал я головой. — Вы прекрасны в своей простате, как только выжили в этом дерьме, что творится вокруг? Ладно, распетляем как-нибудь, пошли жрать плов, он уже настоялся. И руки перевяжите этому, вашему...русскому!

Петровича мы нашли в доме, он зараза такая сидел себе за столом и прям из казана жрал плов. Я настолько онемел от такой наглости, что даже не нашел слов, чтобы как следует его пропесочить. Поэтому, молча, достал тарелки и разложил остатки плова в них, даже пленному пацаненку досталось немного. На десерт была варенная курица — пару штук, небольших курчат. Мясо разломал пополам, каждому по половинки курицы. Турчонку досталась плошка с бульоном.

После сытного обеда, чертовски захотелось спать, глядя на сидящих за столом парней, понял, что им тоже хочется спать.

— Я — спать, Петрович — в охранение, и чтобы никого внутрь не пускать, глядеть в оба, если, что орать как резанный. Серега проверь все оружие, почисть и набей магазины патронами. Ванек, ты обшманай весь дом и собери все ценное из расчета того, что нам надо будет ночевать в другом месте и под открытым небом. Одеяла, теплая одежда, жрачка, посуда, вода, и какую-нибудь телегу или тачку раздобудь. И своего нового корефана — пленника развяжи и смажь раны, а то не дай бог, заражение схватит. Уяснили? Выполнять!

— Турчонок, теперь за тебя базар. Ты хоть понимаешь, что твоя жизнь сейчас висит на малюсеньком волоске? — обратился я к пареньку, и, увидев утвердительный кивок, продолжил. — Берешь лист бумаги, карандаш и пишешь на нем сочинение на тему: 'Почему тебя нельзя убивать?' Понял? Нет? Поясню. Сейчас тебя проще застрелить, чем вносить раздор в наш, такой разношерстный коллектив, поэтому тебе надо поднапрячь мозги и изложить на бумаги свои мысли по поводу того, что может представлять интерес для нас. К примеру, может, ты знаешь, у кого здесь есть схрон, тайник или еще чего ценного. Или, может, где-то по соседству есть одинокая усадьба, в которой живет богатый нуворишь. Ну, короче, хочешь жить, думай, чем ты можешь нам помочь.

— Эфенди, я не писать по русикий. Говорю едва плохо, — скривился подросток. — Как писать?

— Другими языками владеешь, кроме турецкого и плохого русского? Спик инглишь?

— Ес, Ес, — радостно закивал головой пацаненок, и тут же выдал длинную фразу на английском.

Из монолога турчонка я понял, что если мне, господину офицеру, будет проще, то он все готов изложить на английском или французском языке. Зовут его Исмаил, ему пятнадцать лет, родители его погибли от Заразы, и здесь его приютили дальние родственники по отцовской линии. Мать Исмаила — русская, а точнее — из Крыма, а еще точнее — из Керчи. Папа — коренной турок, но долгое время проживавший в различных странах бывшего СНГ, где представлял интересы пивоваренного концерна 'Эфес'.

— Ванек, — крикнул я Болтуну, копающемуся в шкафу. — Прикинь, а турчонок-то наполовину керчанин, считай земеля твой, мамка его из твоей силухи родом!