Те, кого мы прощаем

— Давайте пакет.

— Сообщение устное. Капитан Уитмор не доверился почте.

— А сам он где?

В отличие от Ме йса, Уитмор был добрым служакой, но крайне не вовремя выпил чаю. Отравился, месяц пролежал в лазарете, а потом взял долгий отпуск по состоянию здоровья и отбыл в свое имение.

— Капитан Уитмор в Маренго. Он просит ее величество тайно приехать туда. Сведения исключительно важны, можно только с глазу на глаз.

Шаттэрхенд уточнил:

— Вы с ним, как бы сказать вежливо, очумели? Он дал себя отравить, ты спустил триста Предметов, а теперь вы думаете, что можете о чем-то просить ее величество!

Мейс покраснел до корней волос:

— В них-то и дело. Ну, в Предметах. Мы кое-что смогли...

— Вы нашли Предметы?! Быть не может!

— Не нашли, — согласился Мейс. — Но правда, ее величеству лучше приехать в Маренго. Клянусь Праматерью, она не пожалеет. Капитан Уитмор и майор Бэкфилд едут туда из Альмеры, они располагают...

— Бэкфилд будет в Маренго? — Один звук этого имени развеял тоску Шаттэрхенда. Бессилие растаяло, как туман. — Я доложу императрице. Надеюсь, она не откажется от путешествия.

* * *

Май 1775г. от Сошествия

Спустя три дня

Маренго, дворец Тишины

Мелкого гада звали Птичник. Был этот парень дворянином, еще и первородным, да с дипломом из Университета: шутка ли — заведовать всею почтой летнего дворца! Носил тройное имя — свое, мамино, бабкино. Однако был он мелкий гад, и звали его Птичник.

— Здоров, приятель, — бросил ему Бэкфилд, а сам плюхнулся в кресло. — Устрой мне винца.

— Сию минуту, господин майор! Только скажу, как рад вас видеть, и сразу же налью. Вам какого — белого, красного?

— Мне — лучшего.

Мелких гадов (в отличие от гадов крупных) майор Бэкфилд не уважал ни капли. Питал к ним заслуженное презрение, хотя порою видел их полезность. Нынешний случай был именно таков.

— Вот, господин майор: амино из Леонгарда, пятилетняя выдержка, самое лучшее!

Небрежным движением Бэкфилд смахнул бокал на пол.

— Амино — дешевка. Дай то, что пить можно.

— Виноват, у меня же не винный погреб... Имею что имею, а чего нет — того не найду...

Однако Птичник пошарил в шкафу за чернильными склянками и извлек бутылку с зеленым медведем.

— Есть вот нортвудский ханти... Коли вам по вкусу...

— Давай.

Птичник наполнил кубок и спросил, будто между прочим:

— Как ваши недоразумения с лордом-канцлером? Надеюсь, полностью улажены?

Ах, паршивец! Угрожать вздумал! Взять бы тебя за холку и припечатать носом об стол...

Впрочем, Бэкфилд пребывал в слишком радостном настрое и не имел желания злиться.

— Коль ты так заботишься обо мне, приятель, то могу тебя осчастливить. Я привез ее величеству такой подарок, что полковничий мундир, считай, уже для меня скроен. А теперь я отправлюсь в Фаунтерру и привезу подарок лорду-канцлеру — да такой, что он меня обнимет, как брата.

— Вы наполнили меня радостью, господин майор!

— А ты наполни мне кубок. Видишь же — пустеет. И закусок дай — сыру, ветчины.

Птичник захлопотал вокруг Бэкфилда.

— Как я рад, что вы вернулись, господин майор. Так долго вас не было, уже все заволновались... Где только вы пропадали? И что за дар для ее величества? Поди, какая-нибудь драгоценная диковинка...

— Ага, — бросил Бэкфилд с набитым ртом.

— Когда вы приехали сюда — ну, зимою — я очень встревожился. Ведь у нас порт, корабли, и все больше на юг. А времечко-то страшное было, и я подумал грешным делом: уж не бросает ли нас господин майор? Не улетает ли, как перелетный ястреб, в дальние теплые края?..

— А ястребы — перелетные?

— Взаправду-то кто их знает... Но если судить поэтически, то что угодно может упорхнуть: деньги, удача, девица. Взять хотя бы медвежью леди: была — и ффить, не стало!

— Майоры не летают.

— Но поэтически...

— Ты видал хоть раз летающего майора?

— Никак нет, господин майор.

— Вот и не увидишь. Я крепко стою на ногах и ни одному ветру не дам себя сдуть.

— Как я рад это слышать!

Бэкфилд уплетал за обе щеки и наполнялся благостью, какой не ощущал уже очень давно.

Зимою-то все шло очень мерзко. Прав мелкий гад: была, была мыслишка сбежать в Шиммери, а то и подальше — на Фольту. В столице ждал Бэкфилда кайровский меч. Минерва легла под Ориджина, на нее надежды не имелось. К северянам — даже к Нортвудам — Бэкфилд не нашел подхода. Галлард Альмера темнил, тянул время... Словом, ни с кем не удавалось договориться. Товар лежал без дела, покупатель все не находился, а время-то шло. Ориджин все больше подминал под себя столицу. Не ровен час, протянул бы щупальца на запад — и в Алеридане нащупал бы майора...

Но тут случилось кое-что: Бэкфилду встретился капитан Уитмор — лазурный растяпа, потерявший достояние Династии. Уитмор с отрядом своих людей рыскал по Альмере, надеясь разыскать и вернуть похищенное. Поначалу Бэкфилд не верил в успех, ибо думал, что Предметы взял Ориджин. Однако примкнул к Уитмору — он любил армию, шпаги, гвардейские мундиры, офицерские шутки, сильно скучал по всему этому с тех пор, как бежал из столицы. Два месяца скитаний с уитморцами нежданно для Бэкфилда принесли плоды. И какие плоды — не черничную ягодку, а цельное спелое яблоко! Сперва нашлись следы похитителей. Потом — пара свидетелей. Потом всплыла тайная схема на человеческой коже и некий совсем уже сказочный Абсолют — оружие, собранное из Предметов. Что особенно сладко: были при допросе двое вассалов Ориджина — и удивлялись так же, как все. Стало быть, не Ориджин все-таки. Стало быть, где-то бродит неведомый вор Предметов, и одна единственная ниточка, пара ценнейших свидетелей — в руках у Бэкфилда! Бэкфилда с Уитмором, если говорить точно.

В делах чести, как давно убедился майор, очень полезно бывает вовремя промолчать. Будучи дворянином, он не нарушал своего слова. Но если слово не дано, а собеседнику лишь так показалось... Свидетель — этот усач со смешным прозвищем — очень уж молил: "Не отдавайте меня владычице! Конец мне тогда, а моя девчушка пропадет ни за грош... Не отдавайте, богами прошу!" Ворон Короны поклялся, что не отдаст — взамен на показания. Капитан Уитмор подтвердил: "Слово чести, что я защищу вас". Бэкфилд же только кивнул, и наивный усач принял это за клятву. Дурачина.

И вот нынче в Маренго, во Дворце Тишины, Бэкфилд с Уитмором стояли пред владычицей. Она слушала рапорт с великим интересом — и не мудрено: что ни слово, то диковинка! Узнав про Абсолют, похитителей и схему, Минерва аж засверкала глазами.

— Господа офицеры, вы принесли мне бесценные сведения! Я с радостью выделю вам любую награду, какой пожелаете.

Уитмор возразил:

— Ваше величество, я сделал это не для награды, а ради чести. Моя рота покрыла себя позором, потеряв Предметы. Надеюсь, что хоть в малой степени я заслужил прощение.

Бэкфилд, однако не принадлежал к злосчастной роте. Он сказал:

— Ваше величество, прежде чем перейти к вопросу награды, я хочу сообщить вам еще кое-что. Думаю, вам любопытны будут имена свидетелей: девчушка Крошка Джи и усач Инжи Прайс.

— По прозвищу Парочка?..

— Так точно!

Вот что значит: измениться в лице. Вся кровь отлила от щек Минервы, лицо стало белым, а глаза будто вмерзли в лед.

— Благодарю, майор, это очень ценное знание. Приведите Парочку сюда.

— Ваше величество, — вмешался Уитмор, — Ворон Короны и я поклялись не выдавать Инжи Прайса.

Бэкфилд пожал плечами:

— Ну, а я не клялся, так что...

— Ваше величество, на его попечении девчонка-кроха. Пропадет без него.

— Не пропадет, — возразил Бэкфилд. — Сиротке все пути открыты: хоть в церковь, хоть в бордель. Ваше величество, Парочка оставлен под охраной в привокзальной гостинице. Пошлите людей, пусть приведут.

Спустя час свидетелей ввели в кабинет и швырнули на колени пред Минервой.

Майору интересно было знать, что она скажет. Но владычица молчала и смотрела. Усач что-то забормотал, зачастил, посыпал горохом... Минерва приложила палец к губам, и он затих. Снова повисла тишина.

Она смотрела еще, наверное, минут пять. Даже Бэкфилда слегка пробрало.

Потом сказала:

— Да... Вниз его.

Парочку уволокли. Девчонка разрыдалась.

Уитмор вздохнул и взял ее за плечо:

— Прости, кроха. Скверно вышло... Тебе теперь некуда податься, так что идем со мной. Пристрою тебя, пока решу, как быть.

Минерва качнула головой:

— Нет, капитан, я ее не отпускала. Она дорога Инжи, пусть останется. Вниз ее, в соседнюю камеру.

Уитмор, вроде, хотел поспорить, но не стал. Кивнул людям, чтоб увели мелкую, и сам ушел. А Бэкфилд сказал:

— Ваше величество, позвольте вернуться к вопросу награды. Я не имею большей мечты, чем служить вам верою и правдой в чине полковника. Но воплощению препятствует лорд-канцлер, а точней, его на меня странная обида. Я прошу, ваше величество: окажите содействие нашему примирению!

— Вряд ли Ориджин простит вас, майор. Вы убили нескольких дорогих ему вассалов, в том числе — любимого кузена. На его месте, я бы не простила.

— Ваше величество — девушка, мы же — мужчины. Война для мужчины — понятное дело. Вопросы прощения тут неуместны. Когда война — бьешь врага всеми способами, но когда она кончилась — время пожать руки и выпить чашу вина.

— Тогда зачем вам мое содействие? Ступайте к Ориджину и протяните ему руку. Он ведь мужчина, он поймет...

— Я так и сделаю, ваше величество. Но сперва, будьте добры, сообщите ему, что я ему больше никоим образом не враг и хочу прийти с миром, и обо всем поговорить спокойно. Скажите, что я оказал вам большую услугу, и ваше величество ценит меня.

— То есть, взять с герцога слово, что он не убьет вас?

— Просто напомните ему, ваше величество: война кончилась, и будет очень бесчестно с его стороны — убивать ваших верных слуг.

— Хорошо, майор, — кивнула владычица.

Это и вправду было хорошо. Она даже не представляла, насколько хорошо, ведь главный подарок Бэкфилд припас не для нее, а именно для Ориджина. Теперь майору открыта дорога назад в столицу, ко двору, в гвардию! Одной лишь ниточки недостает, чтобы пришить к мундиру полковничьи знаки!

...Любопытное дело: все это время Птичник что-то там бормотал. Бэкфилд жевал, пил и крутил в уме, как здорово все получилось, а Птичник все щелкал клювом, не заботясь о том, слышит ли майор хоть слово. Сполна насладившись своими мыслями, Бэкфилд вспомнил о Птичнике.

— Теперь, приятель, пора взяться за дело.

— Как, вы пришли по делу? Какое разочарование! Я-то думал, между нами приятная дружеская встреча...

— Конечно, дружок. И чтобы стало еще приятнее, ответь: случилось то, чего я ждал?

— Сполна случилось! В январе пришло два письма, еще одно — в феврале.

— Ты ответил, как я велел?

— Уж конечно! Я не подвожу друзей!

— Запечатал гербом?

— Ясное дело. Не первый день на свете живу.

— Письма у тебя?

— Где ж еще им быть.

— Давай сюда.

Птичник откашлялся:

— Господин майор... я не хочу показаться меркантильным или алчным... Спрашиваю из чистой справедливости: не полагается ли мне награда?

Бэкфилд взял его за грудки:

— Приятель, ты мне должен. Не забыл?

— Нет, господин майор.

— Крепко помнишь?

— Да, господин майор. Но, простите... письма-то ценные... очень ценные. Я ими, пожалуй, искупил-то свой долг, да с лихвой. Вот эту лихву — не вернете ли?

Бэкфилд прижал Птичника к стене и втолковал доходчиво:

— Пойми меня, гаденыш. Письма ценные, но они — не твои. Их прислали потому, что я сделал кое-что. Я знал, что они придут, и сказал тебе, что ответить. Ты только написал вместо меня. Понимаешь, что к чему? Ты всего лишь выполнил мой приказ. И следующий выполнишь, и следующий, и еще один — пока долг не будет погашен.

— А... когда он будет погашен?

Бэкфилд отнял письма и сунул в карман.

— Когда я так решу.

Он вышел из голубятни, сияя и блестя. С такими письмами да с покровительством — Бэкфилду обеспечена и карьера, и чин, и столица. Да что угодно! Даже Ориджин забудет свои дурацкие обиды. Он ведь умный человек — иначе б не победил владыку. А умный человек думает головой и умеет отличить выгоду от...

— Майор, что вы забыли на голубятне?

Здоровяк в синем плаще возник на пути — капитан Шаттэрхенд, командир столичной лазурной роты, прихвостень Минервы. Бэкфилд терпеть не мог офицеров, которые выслуживаются перед владыкой — особенно тех, которые делают это успешнее, чем он.

— Лейтенант Шаттэрхенд... простите, капитан. Забыл поздравить вас с повышением в чине.

— Благодарю, майор. И все же — что делали в почтовом ведомстве?

— Даже не представляю такой статьи устава, где сказано, что это вас касается.

— Пожалуй, не касается. Но вы ведете себя странно: только вышли от владычицы — как сразу в голубятню. Кому вы послали письмо? Что в нем?

Благодушие Бэкфилда начало уступать место гневу.

— Тьма сожри, капитан! Вы следили за мной?!

— Никак нет. Я последовал за вами лишь затем, чтобы задать вопрос. Но вы так спешили на почту, что я отстал. Решил подождать вас тут. Ожидание затянулось, и я имел время задуматься. Теперь новый вопрос заботит меня сильнее прежнего: кому вы так срочно отправили послание?

— Подите к черту.

Бэкфилд решительно двинулся дальше. Шаттэрхенд заслонил ему путь. Они столкнулись, капитан оказался крепче, майор отлетел на шаг.

— Шаттэрхенд, ради Темного Идо, дайте дорогу! Иначе...

Бэкфилд бросил руку на эфес. Мундир сдвинулся, потревоженный этим рывком, и из кармана показался уголок письма. Взгляд капитана прилип к нему.

— Вы не отправили письмо. Вы перехватили чужое! Именем Короны, я требую отдать его!

— Убирайтесь, капитан.

— Вы поступили низко с этим Инжи и его крохой. Вы обманули Уитмора и Ворона. Ручаюсь: сейчас у вас на уме новая мерзость.

— Если желаете проучить меня — пришлите секундантов, поговорим на рассвете. А сейчас — прочь с дороги, я спешу.

Шаттэрхенд помедлил — наверное, взвесил шансы напасть на майора и остаться не только живым, но и любимчиком владычицы. Шансы были — так себе. Капитан сделал шаг в сторону, Бэкфилд прошел мимо, на всякий случай готовый к атаке. Шаттэрхенд сдержался. Оставив его за спиной, майор растянул губы в ухмылке. Капитан — не крупный гад и не мелкий, он вообще не гад, потому нет смысла опасаться его.

— Майор, есть только один способ, как вы могли появиться на свет. Праматерь Люсия спала с холопами. И с шаванами. И с их рабами.

Бэкфилд не принимал решения. Он услышал голос капитана, понял смысл — и миг спустя рубил наотмашь. Капитан отбил, шагнул вбок, атаковал с фланга. Бэкфилд легко отразил удар, увел в сторону вражеский клинок, ринулся в брешь защиты. Капитану пришлось отступать, а Бэкфилд атаковал и давил, загонял в угол. Капитан сделал финт, ударил по ногам — но он слишком силен, а значит, медлителен. Бэкфилд перепрыгнул вражеский клинок, пнул капитана, отбросил к стене. Клинок сверкнул молнией — смертоносный прямой выпад...