— Мир изменился, — повторил слова генерала Орсон. — Мы ничего не можем поделать.
— И это настоящее безумие.
— Безумие в том, что мир изменился?
— Безумие в том, что мы, такие крутые, вынуждены признавать собственное бессилие.
Стюарта это все еще задевало, Бенджамина — нет, привык.
Смирился.
Они оба понимали, что Орк смирился, но не собирались произносить это вслух. Да и какая разница, в конце концов? Смирился ты или нет, ты ни черта не можешь поделать с тем дерьмом, в котором вымазал планету Воронежский метеорит.
— Если WHO[12] не отыщет вакцину, мы с тобой увидим новый, абсолютно не похожий на привычный нам мир.
— Надеюсь, отыщут, — коротко отозвался Орсон.
— Я тоже надеюсь, — кивнул Стюарт.
Еще несколько месяцев назад кабинет украшала коллекция настоящих, в рабочем состоянии "кольтов": "Патерсон", "Уокер", "Драгун", "Миротворец" и "1911", бывших предметом гордости генерала, объектом его любви и заботы. Теперь они исчезли, "отправлены на хранение", как того требовал протокол Каплан, разработанный одним из самых известных психиатров мира и регламентирующий прохождение службы после сорока двух лет. Военные и политики прекрасно понимали, что армия не в состоянии отказаться от опытнейших старших офицеров, во всяком случае, в ближайшее время, и выработали особые правила их пребывания на службе. Орсон категорически отказался подписывать унизительный протокол, а вот Стюарт уйти не смог. И до сих пор не оставил надежду удержать своего лучшего офицера.
— Я был уверен, что ты согласишься на штабную должность.
— Не люблю чувствовать ствол у затылка, — спокойно ответил Бен, намекая на то, что протокол Каплан ставил во главу угла абсолютное недоверие к тем, кто решился его соблюдать.
— Думаешь, на гражданке будет иначе?
— Думаю, да.
— Не ври себе, — поморщился генерал. — После сорока двух все под прицелом: и военные, и штатские. Тебя будут сторониться. И тебя будут опасаться.
— Я потерплю.
— Посмотрим, как долго ты продержишься.
— К чему наш разговор? — поднял брови Бенджамин.
— К тому, что я могу все изменить, — твердо ответил Стюарт.
— Зачем?
— Затем, что армия — единственная семья, которая у тебя осталась, Орк, тебе нечего делать за воротами базы.
Фраза прозвучала жестко, даже жестоко, если вспомнить историю Бена, но не покоробила его, потому что была правдой: никого больше у Орка не осталось. И Стюарт в роли приемного отца был далеко не самым плохим вариантом... Но соглашаться на него полковник не хотел.
— Придумаю что-нибудь, — ответил он. — Пришло время измениться.
— Здесь твоя жизнь.
— Была.
— Верно, была, — не стал спорить генерал. — Но там, за воротами, ее никогда не было. Ты не знаешь той жизни, ты не найдешь себя в ней, и поэтому я прошу тебя еще раз: подумай.
— Я все-таки рискну, — тихо ответил Орсон, понимая, что настойчивость старика вызвана исключительно заботой. — Я долго думал, что делать, принял решение и не собираюсь отступать.
— Ты всегда был твердым, — улыбнулся Стюарт.
— Спасибо.
— А я всегда был упорным.
— Знаю...
Генерал поднял руку, призывая Бенджамина к тишине, и продолжил:
— Поэтому я договорился с нашими бюрократами и выбил для тебя месяц на размышление. Ты выходишь в отставку, Орк, но в твоем личном деле значится, что ты имеешь право на подписание протокола Каплан в течение следующих четырех недель. Если ты воспользуешься этим правом, четыре недели будут считаться оплачиваемым отпуском, после которого ты спокойно продолжишь службу.
Это было щедро, даже грандиозно щедро, учитывая тот бедлам, который творился в армии после появления suMpa. Бен понимал, что генерал надавил на все рычаги, на которые мог, и даже слегка устыдился тому, что не может принять предложение. Во всяком случае — сейчас. Он действительно хотел что-то поменять и готов был рискнуть, погрузиться в неведомую жизнь гражданского лица. А что будет дальше... Впрочем, четырех недель вполне достаточно, чтобы разобраться, нравится ему быть "досрочным пенсионером" или нужно вернуться домой и подписать проклятую бумажку.
— Вы так сильно хотите меня оставить?
— Я хочу сохранить армию, — жестко ответил Стюарт. — А ты — одна из опор, на которых она держится. Ты мне нужен, Орк, поэтому я дам тебе время на размышление.
— Спасибо.
— Вот и хорошо, — улыбнулся генерал. — Тогда давай разберемся с нынешними документами, ведь независимо от того, примешь ты мое предложение или нет, с действующей службы ты уходишь.
Поскольку военные, подписавшие протокол Каплан, становились советниками без права ношения оружия.
Стюарт вытащил на монитор личное дело Орсона и рассмеялся:
— Смотри, каким забавным ты был после академии.
Бен внимательно посмотрел на старое фото и хмыкнул:
— С тех пор многое изменилось.
— Меньше, чем тебе кажется.
— Не уверен.
— Если не уверен — просто слушай то, что я говорю.
И в этом был весь Стюарт.
А в следующий миг его тон внезапно стал официальным:
— Полковник Орсон, имею честь официально сообщить вам о выходе в положительную досрочную отставку с назначением положенной пенсии. Пожалуйста, приложите к сканеру большой палец правой руки. — Орк подчинился. — Затем нужно проверить сетчатку... поставить подпись... — Бенджамин проделал обе операции. — ...и теперь вы официально стали гражданским лицом.
— Довольно быстро, — прокомментировал Орсон.
— А смысл затягивать? — ответил Стюарт, заканчивая бюрократические формальности. В последнее время ему приходилось часто увольнять офицеров, поэтому он ставил нужные отметки почти машинально. — Я могу внести в документы любые изменения, но ты всегда останешься военным, Орк, что бы с тобой ни случилось.
— Я знаю.
— И я надеюсь, что ты примешь мое предложение.
Возвращаться к этой теме Бен не хотел и попытался перевести разговор в другое русло:
— Сегодня будет мероприятие, я проставляюсь парням...
— Я не смогу быть в баре, Орк, повеселитесь без меня.
— Я знал, что вы откажете, — улыбнулся Бенджамин. — Поэтому принес небольшой подарок.
Он наклонился, достал из сумки бутылку виски в деревянном футляре и выставил перед генералом.
— "Ledaig" восемнадцати лет? — прищурился Стюарт. — Неплохо, Орк, весьма неплохо.
— Ровно столько я служил под вашим началом, сэр.
Сейчас генерал его не поправил, потому что здесь слово "сэр" должно было прозвучать.
— Открой.
Орсон послушно распечатал бутылку, сходил к бару за стаканами и наполнил их на два пальца каждый.
— За тебя, Орк, — произнес генерал, глядя ему в глаза. — Тебе многое пришлось пережить, и я рад, что ты не сломался.
— Во многом благодаря вам, сэр.
— Сейчас это не важно, потому что во время испытаний мы, друзья, можем только помочь, но не можем тянуть груз за тебя, — Стюарт помолчал. — А ты свой груз вытянул.
— Да, — Бен сделал маленький глоток. — Вытянул...
— И еще я хочу сказать то, о чем никогда не писал в твоем личном деле и ни с кем не обсуждал: ты умен и свободолюбив, ты слишком умен и свободолюбив. Эти восемнадцать лет ты подчинялся не потому, что так требует Устав, а потому что уважал меня. И верил мне. Я тебя не подводил, и только поэтому ты ни разу не проявил свой норов и не оказался под трибуналом за бунт и неподчинение. Но там, на воле, ты будешь сам себе хозяин, и я не знаю, Орк, куда приведут тебя страсти. Возможно, в бездну.
— Я постараюсь не потерять голову, — тихо произнес Бен.
— Надеюсь, — в тон ему ответил Стюарт.
— Вы мне не верите?
— Я слишком хорошо тебя знаю...
— Вы мне не верите?
— ...и поэтому хочу, чтобы ты вернулся. Здесь за тобой приглядывают и направляют твою ярость в нужное русло.
— Я должен был стать генералом, — вдруг сказал Орк. — Года через четыре.
— Ты должен был сменить меня, — подтвердил Стюарт.
— Поэтому я не вернусь.
Некоторое время они молчали, обдумывая и переживая прозвучавшие слова, после чего генерал вздохнул и подвел итог:
— У тебя есть время все обдумать, Орк. А пока налей нам еще по стаканчику и давай вспомним что-нибудь хорошее.
* * *
США, Редвуд-Сити апрель 2029
Масштабные презентации ведущих компаний Силиконовой долины традиционно собирали огромное количество зрителей, и хотя подавляющее большинство из них наблюдали за происходящим удаленно, подключившись к прямой трансляции на корпоративном сайте или через новостные каналы, которые сопровождали картинку своими комментариями, иногда ехидными, живых людей шоу собирали изрядно. Фанаты и безумные изобретатели, карьеристы и мошенники, настоящие специалисты и сетевые "аналитики", журналисты, обозреватели, пиарщики, маркетологи — они слетались на большие презентации, как мухи на мед. Однако настоящую истерию вызывали шоу корпораций, нацеленных на работу с конечными пользователями: конкурирующие производители "балалаек" и другого "железа" для головы, разработчики приложений и социальных сетей собирали гигантский трафик и огромные залы, а вот ATQ, безусловный мировой лидер в создании имплантов и протезов, разослал приглашения всего трем сотням гостей и отказался от трансляции. Впрочем, желающих посетить презентацию было в десять раз больше, но боссы ATQ предпочитали хвастаться только перед действительно важными людьми: министрами, генералами, владельцами крупнейших больниц и медицинских сетей и, разумеется, перед теми стратегическими инвесторами, чьи финансовые интересы были связаны со здоровьем.
Вереница лимузинов у главного крыльца, частные вертолеты, приземляющиеся каждые четыре минуты и взлетающие, едва высадив очень важных пассажиров, чтобы не создавать в воздушном пространстве банальную пробку, дамы в коктейльных платьях — так требовал стиль планирующейся вечеринки, кавалеры в смокингах... Разумеется, никаких "обложек": в этом кругу не было принято прятать себя под продукцией дешевых приложений. И никаких репортеров: для новостей и обзорных программ пресс-служба ATQ подготовила замечательный релиз, собственно же действо их не касалось.
По традиции, на сцене солировал генеральный директор — Чарли Скотт, облаченный, опять же по традиции, в демократичные потертые джинсы, кеды и водолазку. Дресс-код ведущих не менялся двадцать с лишним лет и сформировал в массовом сознании образ успешного ученого, точно так же, как в начале ХХ века обязательными аксессуарами для них считались пенсне, академическая бородка клинышком и портфель. Начал Скотт с "простых" новостей, разогрел публику модернизированным протезом стопы, идеально копирующим ее сложнейшее устройство, затем показал давно обещанный "вечный" коленный сустав, чем вызвал экстаз у сплоченной группы военных с правой стороны партера и сдержанное неудовольствие у промышленников, и лишь затем перешел к главной "бомбе" вечера: комплексному протезу нижнего отдела позвоночника и ног, оставляющему в прошлом проблему паралича.
Для начала Скотт рассказал трагическую историю двадцатилетнего юноши, лишившегося таза в результате страшной железнодорожной аварии, очень подробно описал диагноз, не забыв продемонстрировать рентгеновские снимки, подтверждающие, что кости несчастного превратились в кашу, а затем вызвал парня на сцену и сорвал овации.
Заслуженные овации, однако один из гостей отнесся к происходящему с неуместной иронией.
— Чарли все больше становится похожим на бродячего проповедника, излечивающего страждущих словом Божьим, — рассмеялся сидящий в отдельной ложе А2.
— Словом Божьим и наукой человеческой, — уточнил Филип Паркер, великий CEO "Iris Inc.". — Чарли и в самом деле увлечен.
— Он с детства тащился от скелетов. — А2 сделал маленький глоток шампанского, брезгливо посмотрел на бокал и поморщился: — Кто-нибудь знает, виски этот старый скряга припас или придется послать гонца в ближайший бар?
— Чарли распорядился подавать во время презентации исключительно шампанское, — подал голос третий находящийся в ложе мужчина — Арнольд Митчелл, директор всесильной GS.
— Боялся, что мы напьемся со скуки?
— Наверное... — Митчелл выдержал коротенькую паузу и улыбнулся: — Не думал увидеть тебя здесь, А2, насколько я знаю, область твоих интересов лежит далеко от протезов.
И услышал спокойный ответ:
— Меня интересуют передовые технологии, Арнольд, не важно, в какой области. Кто-то ведь должен объединять разрозненные достижения в единую систему.
— В смысле? — не понял Митчелл.
— В прямом... — Поскольку Скотт перешел к техническим подробностям, которые можно было изучить позже, А2 сделал еще глоток шампанского, поставил бокал на стол и принялся сворачивать самокрутку с настоящим табаком. Паркер ухмыльнулся из соседнего кресла, а Митчелл привычно сделал вид, что не заметил дерзкого нарушения федерального законодательства. — Все началось в Древней Греции, когда эллинам досталось удивительно богатое египетское наследство. Они его изрядно приумножили и развили, они вообще были большими молодцами и первыми задумались над тем, на кой ляд все это нужно.
— Что нужно?
— Все, — А2 небрежно повел рукой, после чего затянулся и выдохнул дым на Паркера. Тот отвернулся, но промолчал. — Эллины задумались над тем, за каким хреном нужно поклоняться богам, строить храмы и чудеса света, торговать оловом и рабами, плодить детей... В общем, делать все, что мы с вами, друзья, делаем до сих пор.
— Задумались о смысле жизни, — пояснил Филип Митчеллу. CEO "Iris Inc." был старым другом А2 и слышал эти рассуждения не в первый раз.
— Греки поставили перед собой ряд неудобных вопросов и, чтобы отыскать ответы, придумали науку наук — философию. Науку мудрецов и мыслителей. Философия должна была связать все направления в единую сеть, выражаясь современным языком, заставить их обогащать друг друга, а главное — должна была определять направление движения общества. И какое-то время философия работала так, как задумывалось.
— Видимо, потому что система была маленькой? — предположил Митчелл, чем вызвал одобрительный взгляд А2.
— Спасибо за замечание, Арнольд, оно показало, что ты меня слушаешь.
— Естественно, я тебя слушаю.
— Иногда ты делаешь вид.
— Тебя я слушаю всегда.
— В любом случае, мне приятно, Арнольд, — не стал скрывать А2. Однако он так хорошо управлял своими эмоциями, что никто не мог догадаться, когда А2 лжет, а когда искренен. — В чем-то ты прав: наука эллинов не отличалась гигантскими размерами, благодаря чему философы и справлялись со своими обязанностями, но по мере усложнения системы оставалось все меньше людей, способных понять и обдумать достижения разных наук, а главное — связать их между собой. Философы погрузились в дебри абстрактных рассуждений, занялись исключительно социумом, по глупости решив, что исследование общества настолько просто, что поддастся их замусоренным мозгам, и в итоге мы имеем сборище кривляющихся политтехнологов, которые называют друг друга умниками и не способны делать то, ради чего эллины придумали науку наук. И мне противно видеть на их визитках надпись "философ", твою мать.
