Дем Михайлов Низший 6

— Сигара подойдет. Но где достать?

— Купить очень дорого — и не в этих землях. Хотя я получаю их в подарок.

— А система не против курения? Дым, огонь и всякое.

— Нет. Но знаешь — очень многие порой хотят покурить, даже просят огрызок почти дотлевшей сигары, и я отдаю. Но они покрутят ее в руках, понюхают осторожно дым — и возвращают со смущенной кривой улыбкой. Понимаешь? Им будто что-то не дает закурить. Что-то не дает взять и набрать полный рот ароматного дыма...

— Какой-то ментальный блок...

— Возможно — кивнул Тон.

Пару минут мы просто молча наслаждались сигарами. Пошла кругом голова, по языку растекалась горечь — знакомая горечь. Добавить бы еще капельку янтарного самогона нимфы Копулы...

— Продолжай про наш веселый мир — поощрил меня Тон.

Свесив ноги, он сидел рядом с полусферой наблюдения и, глядя на бегущую навстречу Тропу, наслаждался сигарой. Колоритная и непростая фигура в красной бандане...

— Касты — продолжил я — У каждой свои возможности, свои льготы, свои минусы, своя территория. Этносы вроде сыроедов живут на крохотных островках превращенных в музейную витрину. Их мягко вынуждают жить по их традициям. Пасти оленей, собирать ягоды в цветущей тундре, отправлять немощных стариков на смерть в объятиях Доброй Лиственницы, ловить рыбу, пить чай у костерков, фальшиво кочевать и часто улыбаться. Но они счастливы. Их быт спокоен, они живут долго и сытно. Так как численность этносов мала, а воспроизводиться сами они не могут — система их бережет и потому они как бы на ступеньку выше в ранге чем добросы.

— Да.

— Добросы разбросаны по городкам и селениям побережья с внешней стороны Чистой Тропы. И тут тоже заметны этнические признаки. В Светлом Плесе почти все — беловолосые, со светлой кожей, со своими речевыми выражениями, своей едой. Это почти этнос. Но их целая куча, поэтому и отношение к ним ровное.

— Да.

— Слушай ты ведь и сам все знаешь. И уже говорили. Чего снова жевать? Зачем?

— Затем, чтобы ты понял — сюда все попали по-разному и на разных условиях. Смекаешь?

— Ну мой типа родной этнос — добровольно спасенный.

— Именно. И судя по обрывкам собранной в вечной дороге информации, можно предположить, что века назад это было что-то вроде племени, которое обратилось к Матери — спаси нас! Сохрани нас! Мы этнос! И Мать, все оценив, согласилась. Но само собой на своих условиях — либо принимай, либо вали и подыхай. Понимаешь?

— Условия вроде таких как стирание памяти?

— Да. Стирание памяти, бесплодие, ограничение в правах, назначенная территории обитания и жестко прописанный образ жизни. Этносы получили жизнь и будущее, но за это им пришлось заплатить.

— Как и добросам.

— Да. Но у добросов все чуть проще. Они могут жить как хотят. Одевать что хотят. Но в целом — да. То же самое. Бесплодие, стирание памяти. Но тут нет общинности. Все выглядит так, будто в свое время будущие добросы обращались к Матери поодиночке и она, оценив их важность-неважность предлагала... м-м-м...

— Предлагала контракт — помог я — Ага. Договор подписанный кровью. Все на тех же условиях — подписывай или подыхай. Кто бы отказался?

— Мать мудра. И мыслит о нашем благе.

— Даже спорить не хочу.

— Но это так! Вспомни о добровольно низших! Их ведь немало!

— Тысячи.

— Вот! И что все были сначала добросами, а потом превратились в низших? Нет! Если доброс совершает преступление — он платит либо сэбами, либо работами, либо же его превращают в призма! Но я никогда не слышал, чтобы добросам понижали статус до добровольно низшего. Однар и его выжившие бойцы — исключение. Да и то в словах Матери не было прямого указания на добровольно низших. Я считаю, что в давние времена, когда Матерью был открыт путь к спасению, она внимательно оценивала каждого, кто обратился к ней с мольбой.

— Оценивала его прошлое? Вряд ли. К психопатам это вполне применительно. Эти даже со стиранием памяти могут рано или поздно вернуться к любимым кровавым делам. Но если ты в прошлом убийца по случайности? Тоже в низшие?

— Нет-нет, ты не понял. Прошлое твое Матерью тоже оценивалось, само собой. Но я не об этом. Я подвожу речь к сурверам и Зомбилэнду.

— И? О чем ты говоришь? Как система оценивала обратившихся?

— Это же просто, Оди. Ты ведь умен. Подумай. Если ты приходишь и просишь спасти свою жизнь, но при этом ты один из миллиардов обычных людишек. Мелкая рядовая личность не хуже и не лучше других. Что может хоть немного выделить тебя из толпы таких же?

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы перебрать варианты и остановиться на самом явном:

— Плата — сказал я — За спасение надо платить. И в зависимости от платы...

— Точно. Мать мудра и добра. Она старается спасти всех. Но при этом стальные стены и небо из воздуха не создать. Нужны материалы. Нужны рабочие руки. Нужны деньги. Обрывки легенд бродят и бродят по дорогам мира. А таборы их собирают и складывают воедино. Плату можно было внести разным путем — работой, деньгами, каким-то имуществом. Поэтому в легендах звучит другое слово. Лепта.

— Лепта?

— Да. Каждый из тех, кто жил здесь, живет ныне или же пока лежит в холодном сне и ждет пробуждения — все они в свое время внесли Лепту. И у каждого она была своя. Кто-то мог поделиться знаниями, деньгами и был готов поработать. Кто-то мог не больше, чем махать кувалдой.

— Вот теперь сука все стало на свои места — буркнул я мрачно — Вот откуда гребаная гниль и пошла! Неравенство изначально!

— Разве это несправедливо? Все мы жаждем спасения. Но если я пожертвовал Матери огромное имущество, да еще и привез, к примеру сорок-пятьдесят тонн продуктов или медикаментов, а ты всего лишь махал усердно кувалдой — разве мы равны? Ведь я сделал больше! Я дал больше! Моя Лепта больше! Понимаешь?

— Пусть так. Но в этом есть надлом, трещина. А трещинам свойственно со временем становиться глубже. Так о чем речь, Тон? Те, кто махал кувалдой или просто был молод и силен были отправлены в добровольно низшие. Так?

— Да. Я так думаю. И барон Янорло так же думает — мы часто беседуем о прошлом. И многие другие старики думают так же. Время, обрывки сплетен и легенд — все это складывается воедино в не слишком красивую картину нашего прошлого, гоблин Оди.

— Добросы — это скорей всего те, чья Лепта была чуть выше. Так? Они накидали немало сэбов системе, может еще и поработали чуток во имя спасения. И получили статус добросов. Живи себе припеваючи в прибрежном городке, любуйся пейзажами и знай — ты спасен.

— Да.

— Про эльфов и спрашивать боюсь.

— Тут все и так понятно. Высшие это те, кто особенно помог Матери создать этот мир и продолжают ей помогать.

— Наверно...

— И вот теперь о сурверах. Они те, чья Лепта была очень велика. Так говорят они сами при каждом удобном случае. Они похваляются, что еще до того, как попасть сюда, они знали о приближающейся Беде и делали все, чтобы выжить. Поэтому они и называют себя сурверами — выживающими.

— Это на каком языке?

— Не знаю. Может уже ни на каком. Все искажено и стерто. Сурверы утверждают, что они и сами готовились выжить, прилагая для этого огромные и масштабные усилия. Но позднее они здраво оценили масштаб Беды и поняли, что разумней всего будет примкнуть к Матери. И они якобы сделали предложение, которое Мать отвергла. Это то самое, где "примкнуть". Мать соглашалась принять сурверов и их огромную Лепту, но только на условиях их вливания в общие ряды, а не "примыкания". И начался великий торг. Для создания спасительного мира Матери требовалось огромное количество ресурсов и рабочих рук. Сурверы были готовы предоставить немалую часть этого, но они не хотели быть как все. Мол раз мы платим так много — хотим стать как минимум высшими.

— В эльфы захотели?

— Точно. Но Мать отвергла их притязания. Однако ресурсы были нужны, а сурверы продолжали упираться и торговаться. Посовещавшись, они были согласны на статус пониже, но при этом требовали, чтобы им не стирали память, не лишали их возможности воспроизводства потомства, дали свободу перемещения без ограничений... И снова получили отказ. Никто не знает, чем бы все кончилось, но тут вроде как случился очередной громкий предвестник стремительно приближающейся Беды. И он так впечатлил сурверов, что они резко сократили свой лист хотелок. Мать отредактировала его еще немного и договор был заключен.

— Какой именно?

— Кто знает? Сурверы много болтают и любят хвалиться. Но и секреты свои хранить умеют. Из мелочей известных — при "рождении" очередного сурвера ему предоставляется информация о их статусе и важности. Вот тебе хоть что-то сообщили, когда ты открыл глаза там на Окраине?

— Нихрена.

— Бродосам Мать при рождении говорит, что на нас возложена великая честь и обязанность охранять и оберегать Чистую Тропу, верой и правдой служить миру.

— Ого.

— А сурверам рассказывают, что в прошлом они внесли немалую Лепту в спасение мира и так далее. Сам понимаешь — эго растет мгновенно.

— Ну да. Родился гоблином, а тебе на ушко шепчут — да ты не гоблин, ты прямо сука герой!

— Точно.

— А в чем они обманули систему?

— Никто не знает. Хотя сурверы это отрицают. Но точно что-то было раз Мать превратила их в заключенных королей. Их крепости — персональные тюрьмы, что высятся в Зомбилэнде. Там много воды — ручьи, озерца, затопленные луга. А крепости сурверов выглядят бетонными кочками поросшими лишайником и деревцами. Когда поднимается туман Зомбилэнд выглядит болотом. Отсюда и прозвище болотники.

— А почему их называют ждунами?

— Потому что вся их жизнь — одно гребанное ожидание. Они не могут путешествовать, а из-за мести Матери они не могут надолго покидать свои личные бункеры.

— Как ты сказал? Личные бункеры?

— Да. Молва любит все волшебное, поэтому их называют властителями замков, лордами крепостей, рыцарями бетонных холмов и прочей хренью. Но по сути — это просто бункеры. Максимально защищенная среда обитания. Рассчитанная на одного человека по площади и прочему.

— В каждом бункере только один сурвер?

— Ага — Тон с усмешкой пыхнул дымом — Точно.

— И сколько всего этих бункеров?

— Одиннадцать.

— Я не ослышался?

— Не-а. Одиннадцать крепостей сурверов на весь мир и все они в Зомбилэнде. Дополнительная месть Матери — мало того, что они привязаны намертво к своим бункерам, так еще и вокруг бродят огромные толпы голодных зомби.

— Вот дерьмо.... И их численность не меняется?

— Нет. Умирает один сурвер — его сменяет следующий. Раньше их было двенадцать. Но благодаря действиям Однара на одну крепость стало меньше.

— И система не восстановила разрушенный бункер?

— Нет.

— А второй вскрытый ими бункер?

— Тот сурвер выжил. И тот бункер был починен.

— Всего одиннадцать сурверов. Так чем они страшны? И чем так ненавистны?

— Никто не знает. А сами сурверы отрицают любой обман со своей стороны. И правят Зомбилэндом.

— Как?

— Сэбы, Оди. Сэбы. У сурверов всегда есть деньги. А еще на их территории зомби — это зомби. На них можно и нужно охотиться. Не как мы. Ведь мы серьезно раним и уродуем, после чего трамбуем в морозилку и везем сюда. Мы убиваем зомбаков только вынужденно — когда нет другого выбора. И Мать наблюдает. Если заметит, что мы снесли башку какому-нибудь упырю без веской необходимости — табор нарвется на штрафы. Поэтому мы всегда ходим по грани. И предпочитаем не убивать зомби даже в реально опасных случаях.

— А что за штрафы?

— К примеру не прилетит очередной дрон с пополнением боезапаса.

— Понял. А когда Мать не видит?

— Ну что ты, Оди — Тон покосился на полусферу у его бедра — Мы всегда стараемся спасти жизнь зараженного гнилью. Ведь они ни в чем не виноваты. Они не преступники.

— Ага. Уяснил. А Зомбилэнд?

— В Зомбилэнде их уничтожают по-настоящему. Отрубают головы, сжигают. Одним словом — ликвидируют.

— Зомбилэнд — фабрика по законному уничтожению зомби под управлением сурверов?

— В точку.

— Это звучит как гребаный бред. Да это и есть гребаный бред!

— Мать не может излечить большую часть зомби. Когда гниль попадает в мозг... Но не может и убить их или поместить в хладный сон — за что? Но Зомбилэнд не под ее властью. Там правят сурверы. И они указали, что зомби есть твари кровожадные и лютые, которых нужно уничтожать беспощадно. И уничтожают.

— Сами?

— Крайне редко — Тон прищурился — Зачем самим? Ведь всегда можно нанять на опасную кровавую работенку тех, кто прямо мечтает стать настоящим героем. Сурверы платят, Мать ведет статистику и повышает статус особо отличившимся.

— Но ведь добросы убивают больных людей.

— Как это? — бродос удивленно распахнул глаза — Что ты такое говоришь крамольное, гоблин Оди? Ведь законные властители тех земель сурверы четко и ясно сказали — это твари. Убивайте их смело!

— Голова заболела — признался я — От переизбытка бреда.

— Это скорее не бред, а лазейка.

— Законный способ обойти гражданские права зомби?

— Угу. Сурверы эти права нивелируют напрочь. На их землях у зомби нет прав.

— А раз они там твари — чего вы им мертвечину везете?

— Как это? Мы везем провиант подходящий по качеству и питательным качествам для нами же транспортируемых же больных людей — тонко усмехнулся Тон — Наша задача доставить и выгрузить. И все.

— Они правят вместе? Единая власть? Или каждый сам за себя?

— В точку! Зомбилэнд поделен на одиннадцать частей и в центре каждой — бункер. Там будущие герои и получают задания. Прокрадываются к одному из бункеров, договариваются с сурвером, получают задание — Мать следит и получает копию каждого такого договора — убивают зомбаков или же выполняют что иное. После чего будущие герои получают награду, а может и повышение статуса. Такая вот безостановочная веселая мясорубка по переработке зомби-мяса. Сама Мать тоже выдает задания на территории Зомбилэнда — но ее задания не связаны с убийствами зомби насколько мне известно.

— А живут будущие герои в Угольке?

— Верно. Городок у самых врат Зомбилэнда. Там добросы с амбициями спят, пьют, трахаются, лечатся, снаряжаются, собирают группы и целые отряды. А потом входят в Зомбилэнд и начинается очередной раунд.

— И много свежей зомбятины прибывает в Зомбилэнд?

— Много. И с каждым разом все больше — помрачнел Тон — Не переживай, гоблин. На твою долю хватит.

— Ну и отлично. Что за территория в Зомбилэнде?

— Огромный кусок частично затопленной земли огражденной со всех сторон мощными стенами. Один вход, один выход. Где-то в центре этой территории немалый комплекс больничных зданий. Заброшенных, само собой. И санаторий рядом. Вокруг растут буки...

— Нахрена?

— Ну как? Мы же везем людей лечиться... было бы странно, вези мы их туда, где нет больницы и санатория, верно?

Беззвучно рассмеявшись, я покрутил головой, скрывая горькую усмешку. Дерьмо!

— Что еще по Зомбилэнду?

— Больше ничего не знаю. Не забывай — мы бродосы живем слухами. Сам я там никогда не был.