Рутинёр (Небесный эфир #4)

— Адалинда слишком добра к этим оболтусам, — хмыкнул я, когда с приготовлениями к отъезду было, наконец, покончено.

— А ты ещё его покупать не хотел! — усмехнулся Микаэль

Я хлопнул бретёра по отозвавшемуся солидным звоном кошелю и спросил:

— Выкупишь?

Маэстро Салазар надменно фыркнул и покачал головой.

— Ослами не интересуюсь.

— Жаль, — вздохнул я совершенно искренне, поскольку обучение Марты и её годовое содержание выбивало в моих финансах изрядных размеров брешь. Это всё не смертельно, конечно, особенно если получится сгладить на службе все острые углы и вместо вызова на дисциплинарный совет получить причитающееся мне жалование, но полсотни талеров сейчас бы вовсе не помешали. — Может, всё же выкупишь? Цену скину, не сомневайся.

— Не надо было от доли в трофеях отказываться! — припомнил мне Микаэль и кивком указал куда-то за спину. — Идёт.

Я обернулся и увидел вышедшую на задний двор Адалинду. Всю первую половину дня мы до хрипоты спорили с ней, согласовывая последние правки в отчёт о проверке следственных действий, и всё же наш отъезд маркиза не пропустила, как не позабыла и о просьбе обеспечить документами Марту. Шурша юбками строгого чёрного платья, сеньора Белладонна подошла, с усмешкой глянула в спину спешно отправившегося проверять лошадей Микаэля и протянула мне перетянутую тесёмкой пачку бумаг.

— Подорожная уроженки города Риер фрейлейн Кюстер, семьсот пятьдесят восьмого года рождения.

— Благодарю, — улыбнулся я, принимая документы. — Твоя помощь, Адалинда, просто бесценна.

— Всё в этом мире имеет свою цену, — цинично отметила маркиза, рукой в чёрной кружевной перчатке поправила шляпку и невесть с чего сказала: — Я попросила Уве присматривать за девочкой.

— Очень любезно с твоей стороны.

— Брось, Филипп! — отмахнулась сеньора Белладонна. — У меня в этом деле, уж прости за прямоту, имеется шкурный интерес. Через год ты и думать забудешь о девочке, а я всегда буду рада принять её на службу.

Ну ещё бы! Заполучить истинного мага не откажется ни один магистр-управляющий, так что предусмотрительности Адалинды оставалось лишь позавидовать. Но — нет, не забуду. Такая... девица нужна самому.

Я покачал головой, и маркиза улыбнулась.

— Мне ли не знать, сколь непостоянна мужская натура? — сказала она и, понизив голос добавила. — И потом, Филипп, вовсе не факт, что ты этот год переживёшь. С твоим-то везением! Ты ввязался в опасную игру и...

— Что — и? — поторопил я замолчавшую на полуслове собеседницу. — Говори, раз уж начала.

— Твои способности противоестественны, — не стала отмалчиваться сеньора Белладонна. — На мой счёт можешь не волноваться, мне до этого дела нет. Но повторюсь — эфирное тело не червяк, душу невозможно рассечь на две полноценные части. С тобой что-то не так, Филипп. Очень-очень сильно не так. И не имеет значения, был ты со мной полностью откровенен или выдумал всё от начала и до конца. Понимаешь, о чём я?

Святые небеса, кому понять как не мне?! Адалинда прямо намекала на мою связь с запредельем! В историю с рассечением эфирного тела она не поверила и, надо сказать, эта её убеждённость в невозможности подобного развития событий меня откровенно обеспокоила. Я всегда смотрел на ситуацию под одним-единственным углом зрения, но сейчас лишь с немалым трудом отогнал совершенно неуместные сомнения в собственной правоте.

"Вздор!" — мог бы воскликнуть я. — "Со мной всё в порядке!"

Мог бы — но не стал, лишь молча кивнул, чем заслужил благосклонную улыбку Адалинды.

— Береги себя, — попросила она и направилась к стоявшему в дверях конюшни Микаэлю.

Долго разговор этой парочки не продлился, они перекинулись буквально парой фраз, а потом маркиза помахала нам на прощанье и ушла в дом. И тут же ко мне подступил Уве, которого неожиданное известие о грядущем обучении в Кальворте поразило до глубины души. Всё утро школяр в необычайной задумчивости слонялся по особняку, но было видно, что очередной выверт судьбы скорее порадовал его, нежели вогнал в уныние.

— Чего тебе, Уве? — поинтересовался я у переминавшегося с ноги на ногу школяра, который никак не мог собраться с решимостью меня о чём-то попросить.

— Мой жезл, магистр... — произнёс он, нервно покручивая на пальце новенький серебряный перстень ассистента магистра-управляющего. — Верните, пожалуйста...

Вид школяр при это имел донельзя смущённый, но мне и в голову не пришло пытаться его отговорить. Я расстегнул саквояж, и протянул пареньку волшебную палочку, правда, не преминул при этом предупредить:

— Уве, ты теперь сам себе хозяин, своя голова на плечах. Просто учти, что, когда в следующий раз надорвёшься, тебя могут уже и не откачать.

— Учту, магистр, — с достоинством ответил школяр, принял жезл и тут же глухо забухал, пытаясь совладать с приступом кашля.

Микаэль сочувственно похлопал паренька по спине, а я окликнул ведьму.

— Марта! Что с лечебными травами? Надо пополнить запасы?

— На пару седмиц хватит, — покачала ведьма головой.

Маэстро Салазар смерил уже переодевшуюся в мужское платье девчонку придирчивым взглядом и вздохнул.

— Не Марта, а Мартин! — укорил он меня. — И, Филипп, тебе не кажется, что её пора садить на диету?

— Куда-куда меня надо посадить? — насторожилась ведьма.

Уве фыркнул, подавившись, смешком.

— Что ещё? — возмутилась девчонка. — Что я смешного сказала?

— В переводе со староимперского слово "диета" означает "режим питания", — пояснил я Марте. — Маэстро намекает, что ты слишком много кушаешь в последние дни.

— И ничего я не намекаю, я прямо говорю, как есть! — заявил Микаэль.

Ведьма сверкнула льдисто-серыми глазами и зло спросила:

— Тебе жалко, что ли?

— Да ни в жизни! — улыбнулся бретёр. — Но Адалинда откормила тебя до такой степени, что на мальчика ты уже как-то и непохожа.

Уве прекратил давиться смехом и расхохотался в голос, а маэстро Салазар потрепал девчонку по щеке. Та вспыхнула, откинула его руку в сторону и ушла, но перед тем с обидой посмотрела на меня.

— Микаэль, ты к ней несправедлив, — укорил я подручного. — За последние дни она, конечно, немного... округлилась и прибавила в весе, но дело не столько в питании, сколько в эфирном теле. Когда я встретил Марту, оно больше напоминало лохмотья, а сейчас восстановилось и перестало иссушать плоть.

Маэстро Салазар кивнул и вдруг отвесил Уве затрещину.

— Чего ржёшь как сивый мерин? Мотай на ус! Если не приведёшь в порядок энергетические узлы, ничем хорошим для тебя это не закончится.

Школяр потёр затылок и обиженно засопел, но дерзить бретёру не решился; Микаэля он откровенно побаивался.

— Учту, — пробурчал Уве.

— Учти-учти! — кивнул маэстро Салазар и вдруг послал воздушный поцелуй кому-то за нашими спинами.

Я оглянулся и увидел в одном из окон сеньору Белладонну, она погрозила Микаэлю пальцем и скрылась из вида.

— Ну кто бы мог подумать! — озадаченно протянул я.

— Что тебя смущает, Филипп? — с нескрываемой ехидцей поинтересовался маэстро Салазар.

— Смущает меня, дружище, твоя расположенность к её светлости. Не замечал за тобой прежде подобного всепрощения.

— Всепрощение? Фьюи! — присвистнул бретёр. — Не забивай себе голову такой ерундой, Филипп. Я поквитался с Адалиндой за былое, только и всего. — Он подкрутил ус и с некоторой даже гордостью добавил: — Дважды.

— Что — дважды? — не понял Уве.

— Дважды поквитался, — пояснил маэстро Салазар. — Или думаешь, я на такое уже не способен? В старики меня записал?

Школяр покраснел.

— Как можно?! Что вы за человек такой? Её светлость в трауре! Она... она столько сделала для нас! А вы... говорите такое!

— Траур? Ну не знаю, не знаю. Панталоны на Адалинды были отнюдь не чёрные, — добил паренька Микаэль.

Уве развернулся и порывисто зашагал прочь, тогда бретёр обратился ко мне.

— Ох уж этот юношеский максимализм!

Я махнул рукой.

— Жги, Микаэль. Не сдерживай себя!

— В смысле? — Маэстро Салазар склонил голову набок. — О чём ты, Филипп?

— Сначала ты до крайности раздраконил Марту, затем плюнул в душу Уве. Теперь, надо понимать, пришла моя очередь. Разве нет?

Микаэль лишь фыркнул и без запинки выдал:

Правдоруба горек хлеб, се пропащий человек,

Простецам и даже графам он не сдался и вовек!

Вот льстецы и лизоблюды — те везде в большой цене,

Хоть в таверне захудалой, хоть при княжеском дворе!

Я испустил страдальческий вздох.

— Есть разница между открыть человеку глаза и плюнуть ядом. И потом — чего ты напустился на Уве?

Бретёр подступил ко мне и постучал пальцем по груди.

— Юношеский максимализм! — со значением произнёс он. — У нашего юного друга слишком восторженный образ мысли и слабость к зрелым женщинам в теле. Видел бы ты фру Эмму из Рёгенмара!

Я страдальчески поморщился.

— И что в этом плохого?

— Плохо, что в этом конкретном случае Уве принимает хорошее отношение за расположение иного рода. Понимаешь, о чём я?

— Ты сгущаешь краски!

— Пусть так, зато теперь он точно не наговорит маркизе наивных и нелепых благоглупостей, вроде признаний в искренней и вечной любви, — продолжил настаивать на своём Микаэль.

Я с интересом присмотрелся к подручному. Тот всё понял верно.

— Гадаешь, не придумал ли я всё? — ухмыльнулся он и оттянул ворот сорочки, демонстрируя припухший след укуса. Полукружье оставленных зубами синих отметин прерывалось парой красных ссадин, где кожу проткнули клыки. — Если Адалинда и змея, то определённо не ядовитая, — подытожил маэстро Салазар.

Я никак комментировать его высказывание не стал.

Резиденцию рода цу Лидорф мы покинули в напряжённом молчании, но отнюдь не в тишине. Цокали по брусчатке подковы коней, шмыгала носом Марта, злобно сопел нахохлившийся Уве, беззаботно насвистывал под нос Микаэль. Я постукивал пальцами по луке седла и мысленно выстраивал в голове маршрут. Риерское отделение Вселенской комиссии по этике было конечной точкой пути, но до прибытия туда позарез требовалось посетить представительство ордена Ангельской милости. Братья-ангелисты помимо множества благочестивых дел занимались ещё и проведением расчётов при разного рода сделках, а их долговые расписки полагались ничуть не менее надёжными, нежели векселя крупнейших банкирских домов.

Уве и Микаэля я оставил во внутреннем дворе представительства ордена, а Марту потянул за собой, чем ту немало удивил.

— Зачем мы здесь, Филипп? — насторожилась ведьма, с некоторой даже опаской посматривая на посетителей и монахов.

— С тебя станется сцепиться с Микаэлем, а это не то место, где стоит устраивать скандал.

Марта в ответ на мои слова раздражённо фыркнула, но всё же переборола возмущение и промолчала. Меня подобная выдержка только порадовала.

В представительстве ордена мы в итоге пробыли немногим более часа. Помимо направления Марты Кюстер на факультет тайных искусств Кальвортского университета я оформил поручение на оплату первого года обучения, да ещё попросил составить долговое письмо, поскольку вручать девчонке кошель с золотом представлялось мне идеей в высшей степени сомнительной. А так при необходимости она всегда сможет получить оговоренную сумму в представительстве ордена.

Обошлось мне участие в судьбе Марты в пять дюжин дукатов, и не могу сказать, что этих денег было совсем уж не жаль, но с этим ничего поделать было нельзя. Я просто решил думать о тратах, как об инвестициях в будущее. Обязанный тебе истинный маг — это хорошо, но несравненно лучше, если тебе обязан истинный маг с университетским образованием.

— Как продашь коня и осла, деньги при себе не держи, — предупредил я Марту, вручая ей полный комплект бумаг. — Переведи в долговые бумаги ордена или какого-нибудь банкирского дома.

— Это же куча золота! — опешила девчонка.

— Ты того стоишь, — уверил я ведьму, потрепал её по щеке и позвал. — Идём! И не вздумай распустить нюни! Ты сейчас Мартин — не забывай! — а мальчики не плачут.

— Все плачут, надо только побольнее ударить, — уверила меня Марта, несколько раз моргнула и отвернулась. — Да не плачу я, ресница в глаз попала! И такие траты... Я в жизни их не отработаю!

— Ещё как отработаешь! — усмехнулся я, вышел во двор и нахмурился.

Рядом с нашими конями нервно прохаживался насупившийся школяр, а вот маэстро Салазара видно не было.

Я спустился с крыльца и негромко спросил:

— Уве, где Микаэль?

Паренька явно так и подмывало ответить какой-нибудь дерзостью, вроде "я ему не сторож", но вместо этого он молча указал на выезд со двора. Я решил было, что маэстро Салазар по своему обыкновению отправился промочить горло в один из окрестных кабачков, но тут же приметил фигуру бретёра. Тот расположился в арке так, чтобы его не было видно с улицы, и внимательно наблюдал за прохожими.

Я подошёл и спросил:

— Что-то случилось?

— Не высовывайся! — потребовал Микаэль и потянул меня обратно к коновязи. — За нами хвост. Засветились мы вчера.

Святые небеса! Только этого ещё не хватало!

Я зябко поёжился и уточнил:

— Уверен?

— Одного субчика ещё по дороге сюда приметил. Сейчас выглянул — стоит, ждёт.

— Что будет делать?

— Вы езжайте. Я следом.

— Обойдись по возможности без поножовщины, — попросил я, забираясь в седло, а когда на меня выжидающе уставились Уве и Марта, отмахнулся. — Пустяки! Микаэль обо всём позаботится и нагонит нас позже.

Бретёр с довольным видом покрутил ус и предупредил:

— Встретимся в отделении.

— Подождите! — всполошился Уве. — О чём именно он позаботится? Точнее — о ком?

— Понятия не имею, — пожал плечами маэстро Салазар, — и тебя это волновать тоже не должно. За нами следят, от хвоста надо избавиться. Точка. Езжайте уже!

— Ни пуха! — отсалютовал я на прощание и поправил рукоять заткнутого за оружейный ремень пистоля.

Скорее всего за нами увязался именно соглядатай, а не убийца, но целиком и полностью полагаться на это предположение было по меньшей мере неосмотрительно. Микаэль заметил одного преследователя, да только его товарищи могли следовать за нами в некотором отдалении.

— Не зевайте! — сказал я своим путникам, и Марта растянула тонкие бледные губы в предвкушающей улыбке. Школяр никакого воодушевления из-за возможной схватки не испытывал, только вытянул из-за пояса колдовской жезл и взял его в левую руку.

— Уве!

Паренёк перехватил мой укоризненный взгляд и опустил руку с волшебной палочкой, не став держать её на виду.

— Не нравится мне всё это, магистр, — проворчал он.

— Поверь, мне тоже, — ответил я, ничуть не покривив душой, и легонько сдавил бока коня коленями. — Н-но!

Мы выехали со двора представительства ордена Ангельской милости и без всякой спешки поскакали по замощённой брусчаткой узенькой улочке. Я обшарил глазами спешивших навстречу прохожих, окна и даже крыши, но никого подозрительного не приметил, обернуться и увидел, как за нами пристраивается немолодой уже сеньор в неброском камзоле и на столь же неприметной лошадке.