— Во многих случаях эти слова — почти синонимы, сынок! — он снова увидел чудесную улыбку Ма, но через мгновенье её лицо помрачнело: — Есть у меня и дурные вести для тебя лично: Тамара погибла, защищая нашего Илюшу.
— Тома?! Какой ужас... Я не имел права рисковать её жизнью...
— Прекрати, Андрюша! Через пару дней ты сможешь увидеть Тамару, если захочешь...
— Конечно, хочу! — горячо воскликнул он. — Но как? Где?
— Здесь, — Ма внимательно посмотрела на Андрея и добавила: — Но только в случае, если примешь на себя ответственность за её дальнейшую судьбу.
— Как это? Я?! Я не в праве...
— Выслушай меня внимательно, сынок! Вопросы к тебе у меня закончились, ответы получены, и ты остаёшься здесь, на Белом Свете...
— Что это значит, Ма?!
— Это значит, что прав у тебя становится много, а ответственности ещё больше, и каждая ошибка — критическая! Не напрягай своё сознание сию же минуту. Выпей вина и отдохни. С завтрашнего дня тебе предстоит изрядно потрудиться, многое узнать, многому научиться, чтобы впоследствии принять важные решения и сделать выбор.
Ма хорошо знала, о чём говорит. В последующие дни Андрей сделал для себя так много открытий, что сильно засомневался, уживётся ли новая информация в его мозгу, в едва успевшей восстановиться памяти. Однако опасения оказались напрасными, а возможности не знали границ. Впрочем, он слишком хорошо помнил, куда приводит завышенная самооценка, а потому старался быть предельно внимательным в познании неизведанного и осторожным в суждениях. Вскоре Ма переспросила Андрея о желании увидеться с Тамарой и взять на себя заботы о её судьбе и получила утвердительный ответ.
Очутившись в белом помещении, аналогичном тому, где недавно находился он сам, Андрей, прежде всего, обратил внимание на снежно-белую подушку, на которой покоились милые светлые кудряшки Тамары. Хорошенькому личику Томы не хватало привычного румянца на щеках. Женская кожа казалась избыточно светлой и стерильной, в ней не было ни кровинки. Подспудно Андрей хотел вести себя так, как поступила с ним Ма в аналогичной ситуации. Но Тамара спала и вносила смятение в душу Андрея. Он присел к ней на постель, откинул край покрывала и удивлённо уставился на женскую грудь. "Значит и я лежал обнажённым под покрывалом, — подумалось Андрею, — а затем белые одежды появилась на мне неведомым образом". Нагота Тамары вызвала в нём не привычное возбуждение, а эстетическое удовольствие и щемящую нежность. Андрей приподнял почти невесомую, чуть тёплую женскую руку. Тома открыла глаза. Взгляд её был полон непонимания, но не отчуждения. Пауза тянулась несколько минут, после чего женщина прошептала:
— Где мы, Господин Андрей?
— Мы в безопасности, Томочка! — мигом охрип он, поражаясь, как по-разному устроена человеческая память. Сам Андрей, очнувшись, не сразу признал Ма, а Тамара узнала бывшего шефа, едва открыв глаза. — Белый Свет — так мы назовём это место. И здесь нет Господ, поэтому называй меня просто по имени...
— Спасибо, Андрей! — снова шепотом воскликнула Тамара и, наконец, порозовела и улыбнулась.
— За что же, девочка? Это я должен тебя благодарить и за себя, и за Илью, — проговорил он и заметил, как лицо Томы исказила гримаса боли. Андрей ласково сжал женскую руку, приподнялся с белоснежной постели и поцеловал женщину в лоб. Лицо Тамары разгладилось, и она... уснула. Он вздохнул и, прежде чем покинуть комнату, тихо проговорил: — Ты ещё слабенькая. Отдыхай, набирайся сил, я приду завтра...
На следующий день они снова встретились, сидели за белым столиком, ели хлеб и фрукты, пили вино, разговаривали. Когда облачённая в белые одежды блондинка держала в руке идеально прозрачный бокал с красным вином и, улыбаясь, поправляя другой рукой кудряшки на своей голове, Андрей замирал от удовольствия. Разговор шёл неторопливо и спокойно, доверительно и обстоятельно, как у двух старых друзей. Память к Тамаре вернулась легко и безболезненно. Но когда беседа коснулась последних минут пребывания Томы в Ультра-Петербурге, женщина расплакалась. Андрей утешал Тамару, но не мог остановить её слёзы. Зато они высохли мгновенно, стоило в хорошенькой головке созреть вопросу:
— А Вы... Почему здесь Вы, Господин Андрей?!
— На Белом Свете нет Господ, Тома! — с улыбкой напомнил он женщине. — И я здесь по той же причине, что и ты...
— Как? Вы... Вас убили?!
— Да, девочка, меня убили, — вздохнул Андрей и автоматически провёл рукой по своей груди.
— Этого не может быть! Значит, вся наша охрана ничего не стоит... Софья меня убьет!.. Хотя... я уже... Но рядом с Вами была Вероника! Какой ужас, какая катастрофа произошла...
Он слушал Тамару и с каждым новым словом женщины понимал, что его гибель потрясла Тому гораздо сильнее собственной смерти! Эта мысль засела в голове Андрея, чтобы впоследствии стать катализатором важнейшего решения. Да и сию минуту определённые выводы напрашивались, и были сделаны. Однако поток самоедства Тамары следовало остановить, и Андрей перевёл разговор на другую тему, на тему будущего. И снова Тома удивила его. Узнав, что цель миссии в основном достигнута, Илья и другие участники группы "А" живы и здоровы, она без колебаний заявила:
— Ах, как бы я хотела остаться здесь, на Белом Свете! Нигде мне не было так тепло и уютно, легко и спокойно. И держать в руках оружие не придётся, и найдётся дело по душе. Я ощущаю в себе так много энергии, Андрей! Только есть ли у меня возможность остаться?
— Если ты попала сюда, Тома, значит многое возможно, — улыбнулся он. — Скоро ты узнаешь, как устроен Белый Свет, где и как можно проявить себя. Я чувствую, что в тебе скрыты такие таланты, о которых ты и не подозреваешь... И приложив усилия, получив необходимые знания, ты сможешь сделать свой выбор.
— Выбор... Однажды я услышала это слово от Вас! И оно мне очень нравится. Спасибо, Андрей! — горячо воскликнула Тамара и задала мужчине мучительный для него вопрос: — А Вы уже сделали свой выбор?
— Нет, Тома... — он отрицательно покачал головой. — Очень многое хочется понять и осознать, прежде чем принимать решение.
— Но Вы — такой человек... особенный! Не просто так к Вам тянутся прекрасные люди, добрые люди, простые люди! Я уверена — на Белом Свете, живут такие, как Вы. Понимаю, у Вас здесь будут серьёзные обязанности и большая ответственность. Вот и сейчас, Вы принимаете на себя заботу обо мне, я чувствую...
— Мне приятно заботиться о тебе, Тома. А своё решение приму, когда настанет срок, — проговорил Андрей и, словно вспомнив что-то важное, добавил: — Хотя, знаешь, за последние годы я нередко делал выбор и двигался в определённом направлении не один, а вместе с близкими людьми...
— Вы скучаете по ним?
— Я тоскую...
— Как это странно — тосковать на Белом Свете! — Тамара вздохнула и улыбнулась: — Но всё образуется и будет чудесно, я верю! А ещё я знаю, что мы обязательно увидимся, Андрей! Не один раз увидимся со всеми, кто нам дорог...
Время пролетало незаметно для Андрея, он его не ощущал. За дни пребывания на Белом Свете Андрей узнал в сотни раз больше, чем за всю свою прежнюю жизнь. Очередной день приносил фантастические открытия, невероятные встречи с удивительными людьми, интереснейшие разговоры, о которых Андрей впоследствии вспоминал с особыми чувствами.
Ма предложила ему выбрать себе Учителей. Когда же Андрей понял, какие люди готовы помочь ему в обретении высоких знаний и мудрости Белого Света, то онемел от изумления. Но, успокоившись и сосредоточившись, он понял, сколь фантастические возможности открываются перед ним. Сама встреча с тремя выбранными им Учителями стала ярчайшим событием в жизни Андрея. Часы, проведённые в общении с ними, и по прошествии лет он вспоминал в трудных ситуациях и в минуты раздумий, восстанавливая в памяти каждую деталь встреч с удивительными людьми. Вероятно, такое могло случиться только на Белом Свете: недостаточная продолжительность общения компенсировалась его качеством. После первой же встречи с Учителем Андрей знал его жизнь в подробностях, также как и Учитель видел Андрея, как облупленного. Такова была добровольно оплаченная цена уроков — полная взаимная искренность ученика с каждым Учителем. История жизни Учителя сама по себе становилась для Андрея уникальным уроком, источником важнейших знаний. Кроме того, он мог задать любой, самый каверзный вопрос, и получал развёрнутый правдивый ответ. Но и Учителя иной раз спрашивали Андрея о неприятных, некрасивых, болезненных событиях его жизни. И он отвечал, постигая тяжёлую науку общения с предельной искренностью и беспристрастной оценки собственных поступков. Беседуя с каждым из Учителей на "ты", абсолютно на равных, Андрей перестал бояться насмешек и непонимания, упрёков и укоров за сомнительные поступки, непременно случающиеся в жизни человека. И к своему величайшему удивлению он находил подобные страницы и в жизни своих Великих Учителей. Ориентируясь, прежде всего, на чрезвычайно интересные ему личности Учителей, он сам удивительным образом подобрал себе непохожих друг на друга Наставников, которых называл про себя — Поэт, Учёный и Государственный Деятель.
Сначала он встретился с Учёным, наверное потому, что тот казался ему доступнее других. Общение с ним казалось менее фантастичным, ведь Андрей помнил Учёного по жизни в "нулевом мире". Нет, они не были знакомы лично. Но Андрею были памятны заметки в газетах, публикации в журналах, радиопередачи и телевизионные программы об Учёном. Главное, что он почерпнул у него — это умение переосмыслять этапы своей жизни. "Какой бы великой не казалась тебе однажды избранная цель, — говорил ему Наставник, — не бойся отказаться от стремления к ней, если по прошествии лет понял, как она пуста и ничтожна. Какой бы красивой издалека не казалась вершина, при ближайшем рассмотрении она окажется уродливой, если принесёт радость тебе одному. Умей признавать свои ошибки и думай о ближнем!" Будучи последовательным противником насилия и жестокости, Учёный доносил до Андрея мысли о том, что вопрос выживания и прогресса человеческого общества — это вопрос преодоления разобщённости людей во всех сферах жизни от личных и семейных отношений до решения проблем планетарного масштаба. Учёный заинтересовался событиями в "мире номер минус два", Андрей рассказывал о законах и государственной системе, об эволюции и попытках революционного передела мира, о безумных стремлениях "вождей" и пассивности людей, пока их не настигли жернова новой власти. "Лишь перед лицом катастрофы у людей возникает мысль об объединении", — сокрушался Андрей. Собеседники снова возвращались к теме разобщённости. "Каждое разумное существо, оказавшись на краю пропасти, сначала старается отойти от этого края, а уж потом думает об удовлетворении всех остальных потребностей, — повторял Учёный когда-то произнесённые слова. — Для человечества отойти от края пропасти — это значит преодолеть разобщенность". Андрею оказались близки мысли Наставника, и вертевшийся на языке вопрос о принципах объединения людей отпал сам собой. Он отчётливо осознал, что сладкой ложью можно лишь на некоторое время объединить часть жертв преступной агитации и пропаганды, но никак не человечество в целом.
Встречи с Поэтом подарили Андрею счастье, невероятное состояние единения душ. При первой же встречи Поэт решительно отказался общаться с Андреем по схеме учитель-ученик. На второй день общения оба прониклись друг к другу особенной симпатией, а вскоре подружились. Если Андрей и опасался, что перед ним предстанет умудрённой жизнью, печальный философ или мрачный мизантроп, то ошибся категорически. Общаться с Поэтом оказалось легко и радостно, а его тонкие, ироничные, но вовсе не ядовитые шутки не раз заставляли Андрея смеяться до слёз. Ученик прекрасно осознавал масштаб личности Учителя и черпал у него уникальные знания, но весь процесс обучения превращался в свободную, предельно искреннюю беседу. Самые острые и заковыристые вопросы Андрея не остались без ответа.
— Радость и свобода жизни, общения, творчества — вот чего мне не хватало в земной жизни, и что я получил на Свете Белом, — говорил Поэт.
— Но и там ты был лучшим...
— Нет, друг мой! Лучший — тот, кто в эту самую минуту берёт в руки перо и без страха кладёт на чистый лист строки нового труда. Ему неведомы сомнения. Самую мучительную работу он воспринимает, как открытие неизведанных далей и глубин внутри самого себя. Пусть невдомёк ему, что рукою движет Проведение. Главное, что он верит — шаг в будущее за него не сделает никто другой. И это — правда! В сей прекрасный момент наш новый творец — самый лучший, слагает ли он стихи, пишет прозу, сочиняет музыку или занят научным трудом...
— Не за каждой рукой, вооружённой пером, стоят высшие силы... — засомневался Андрей.
— Верно. Например, для того, чтобы писать стихи недостаточно овладеть навыками стихосложения. Нужно почувствовать себя Поэтом — проводником стихий! А рифмовать слова может каждый. Ты умеешь? Нет? Могу научить!
— Звучит заманчиво, но я сомневаюсь, что из меня получится хороший поэт...
— Сомнения — признак поэтического дара! — весело рассмеялся Поэт. — Но если тебя не прельщает начертание букв на чистом листе, могу научить рисовать на нём изображения.
— Ты считаешь, что мне и это доступно?
— Каждому человеку доступно освоение творческих профессий во всём их многообразии. А здесь, на Свете Белом тебе дана возможность брать уроки у лучших мастеров своего дела сколь угодно долго, не теряя земного времени. Парадокс? Пользуйся им, но помни, что научившись виртуозно играть на фортепьяно, ты не станешь Пианистом до тех пор, пока не почувствуешь себя им! А почувствовав себя творцом, обретя дар, тебе станет совестно зарывать его в землю. Учись многому, но выбирай для себя занятия, без которых твоя жизнь опустеет...
Впервые в жизни Андрей учился с безудержным желанием, вдохновением, с радостью, о которой так часто любил говорить Поэт. Уроки плавно перетекали в философские беседы о мироздании и живых существах, без которых любой, самый прекрасный мир пуст. Беседы переходили в легкомысленные разговоры с многочисленными шутками, вином, знакомством с друзьями Поэта. А знакомства эти становились поводом для того, чтобы вернуться к урокам...
Однажды Андрей взял в руки карандаш и начал наполнять чистый лист бумаги своим вдохновением. Он просто не мог не делать этого. Андрей рисовал и рисовал, почти без пауз, долго, очень долго. А когда остановился, увидел перед собой три замечательных портрета Эммы. Он не слишком удивился тому, что у него получилось, потому что поверил в слова Поэта. Но Андрея поразило, КАК это получилось. Он задумался и довольно быстро создал ещё один рисунок — портрет Вероники... "Как трагически грустна твоя юная подруга! — воскликнул Поэт, с одобрением рассматривая работы Андрея, и добавил: — А жена — удивительна и прекрасна! И они обе ждут тебя..."
Третий Учитель — Государственный Деятель воспринял Ученика настороженно, пока не разобрался, откуда тот прибыл и почему оказался на Белом Свете. А разобравшись, заговорил с ним уважительно, без тени собственного превосходства. Он заявил, что не имеет морального права учить Андрея чему-либо, но с радостью поделится с ним собственным жизненным опытом.
