Следак

Ладно, заучим наизусть, у меня еще целый день впереди.

Этим я и занимался до самого вечера, пока в комнату не ввалился Грег.

— Ты что с Лебедевой замутил? — обнаружив меня на месте, прямо с порога гаркнул он и только после этого с помощью ноги захлопнул дверь. — Ты чо, дурной? Она же комсорг! Жизнь тебе испоганит. А ведь я еще вчера вас заподозрил, но вы с этой Лебедевой начали мне про аварию втирать. Потом еще эта Юлька. Впрочем, Юлька это не аргумент.

— Опять что-то отмечаешь? — втиснулся я в его словесный поток, да и запах спиртного до меня донесся.

— Да фигня, стопарик на опохмел.

Грег плюхнулся на кровать, привалившись спиною к стене.

— Это конечно твое дело, — продолжил он, явно не желая съезжать с темы, — но я твой друг, а значит должен предупредить — ты совершаешь большую ошибку, — на этом месте он громко испортил воздух. — Вот слышишь, твой друг правду говорит! — не убирая, наведенный на меня указательный палец, он пьяно заржал.

— Грег, а кто распространяет всю эту чушь, ну про то что я с Лебедевой? — не то чтобы меня волновали все эти сплетни, просто достали уже с этой темой.

— Кто? — Красников задумался. — Да все говорят. Ты же с ней в главном корпусе у всех на виду целовался. И вчера вы вместе в нашу комнату завалились. Ее в общаге полно народу видело. Вот Ленка приедет прилетит тебе, Альбертик. — Грег опять заржал.

— В общагу она меня после аварии проводила. Если бы не она, я бы точно где-нибудь по дороге навернулся, — начал я объяснять. Ситуацию надо было как-то разруливать. Мне только скандала перед защитой диплома не хватало. — Поцеловал я ее в знак благодарности, ничего личного. Она мне с материальной помощью хорошо помогла. Откуда я знал, что здесь кругом одни пуритане! — последнее я уже не только для Грега произнес, но и для себя. Надо же было так ложануться. Оказывается, здесь вам не там.

— Ну не знаю, как-то неубедительно звучит. Ленка не поверит, — Красников развел руками в стороны и вновь заржал.

— Да плевал я на вашу Ленку, — устало произнес я. Сказалась и зубрежка дипломной и заезженность темы разговора.

— На твою Ленку, — упер в меня палец Грег.

— Уже не мою. Я ее Лехе передал,

— Как передал?

— Как эстафетную палочку.

Красников икнул.

Глава 4

После утренних процедур, натянув на себя купленные накануне вещи: футболку со светло-коричневыми штанами и сандалии на белый носок, я первым делом отправился в столовую. Грег отказался составить мне компанию, умотав с утра завтракать к какой-то девице, обитающей этажом выше.

В универе, оказалось, была и своя столовая для студентов и преподавателей. Вот туда я и топал, пока не услышал откуда-то из-за кустов громкий шепот.

— Чапыра! Чапыра! Ты что оглох?!

Я остановился и, прищурившись, уставился на изгородь из кустарника, что огораживала дорожку. Оттуда выскользнула женская рука и попыталась втащить меня в куст.

Потерпев неудачу, моя реакция оказалась лучше, владелица руки высунула и голову.

— Лебедева? — удивился я. — Ты чего там делаешь?

— Тебя караулю, — отозвалась Лебедева.

— Понятно. А зачем? — спросил я, так как на самом деле мне было не понятно.

— Да иди ты сюда, пока не увидели! — комсорг потеряла терпение и перешла с громкого шепота на еще более громкий.

— Слушай, Тань, я, как-бы тебе объяснить... Я не хочу в кустах. Может пойдем ко мне в комнату, она сейчас свободна. Там нам будет удобнее, — решил я поглумиться.

— Какая комната?! — возмутилась Лебедева. В общаге полно народу. Давай иди сюда! — по ходу она не поняла, что я ее троллю.

Раз веселье отменяется, я решил выполнить просьбу дамы и шагнул в кусты.

— Мы должны решить, что нам делать, — заявила Татьяна, когда нас обоих скрыла изгородь.

Веселье все же состоится.

— А что нам делать? — уточнил я.

— А ты не знаешь, что о нас по универу ползут слухи? — сдвинув брови, предъявила мне Лебедева.

— Кстати, ты прекрасно выглядишь, — сделал я ей комплимент. На девушке сегодня не было, уродующих ее очков, а вместо дурацких косичек, волосы были уложены в прическу-ракушку.

— Чапыра! Прекрати! Я ведь знаю, ты это всё не серьезно! — укорила она меня.

— Хорошо, как скажешь, — покладисто не стал я спорить.

— Нам нужно опровергнуть слухи! — продолжила она.

— Соберем пресс-конференцию и сообщим, что мы не пара? — уточнил я.

— Что? — не поняла она.

— Соберем всех в актовом зале и...

— Ты что предлагаешь комсомольское собрание по этому поводу провести?! — перебила она меня. — Ты что дурак! Нас же из комсомола выпрут!

— Причем здесь комсомольское собрание и комсомол? — что-то я смотрю здесь любое действие в комсомол упирается, сюрреализм какой-то. — Да и вообще, это была неудачная шутка.

Я уже понял, что Лебедева шуток не понимает от слова совсем. Скучная она.

— Тебе лишь бы шутить. А мне что делать? — и тут девушка разревелась. Некрасиво, с надрывом, с размазыванием до красноты слез по лицу.

— Тань, ты чего? Ну, подумаешь, слухи. Поговорят и перестанут. Да и вообще это последний курс. Максимум через неделю мы все разъедимся и, скорее всего, больше никогда не встретимся, — начал я ее успокаивать.

— Слухи не остаются там, где рождаются, они за человеком следуют, а порою обгоняют его, — обреченно произнесла она.

— Ну ничего же не было! — возмутился я, не понимая причины, по которой нужно из мухи делать слона. — До комнаты ты меня довела из-за того, что я в аварии пострадал и нуждался в помощи.

— А целовал зачем? — на этом вопросе девушка вновь чуть не разревелась.

— Не знаю, — не нашелся что на это ответить. Лично для меня, Сереги Королько, такое поведение с девушками было обычным. А вот за Альберта я не поручусь. Да и вообще, по ходу не осознал я еще серьезности ситуации, расслабился, веду себя как там привык, а ведь надо меняться, мимикрировать под местных. Для своего же блага.

— Сперва я подумала, что понравилась тебе. Дура, — девушка усмехнулась. — Потом разобралась, конечно. — она на миг замолкла, затем посмотрела на меня, серьезно так посмотрела, и припечатала. — Нехорошо ты поступил, Альберт. Не по-комсомольски.

"Даже в этот задушевный монолог комсомол вплела", — раздраженно подумал я.

Ответить мне было нечего.

Да и вообще утомила она меня. Жрать хочу.

— Осознал. Извини. Мне пора идти.

— Сволочь ты, Чапыра.

— Нормальный я, — процедил я, — это вы тут все с головой не дружите.

Терпеть не могу, когда меня виноватым пытаются выставить, чтоб потом дивиденды с этого поиметь.

— Кто это все?

Я вовремя прикусил язык. Пару раз вдохнул воздух. Потер виски.

— Лебедева, мне пора.

— Иди, — безразлично отозвалась девушка.

— Ну, пока. И, Лебедева, с чего ты взяла, что мне не нравишься? — оставив за собой последнее слово, я наконец-то вернулся на дорожку.

Еда в студенческой столовой оказалась даже вкусней, чем в городской, и обеденный зал атмосферней. На одной из стен весело два плаката ярко-красного цвета. Надписи на них гласили "Студент, внимание — соблюдай режим питания!", "Молодые строители коммунизма! Вперед к новым успехам в труде и учебе!" На первом изображен мужик с тарелкой супа, а на втором красуются упитанные девахи в косынках. Последнему плакату надо бы надпись перефразировать — изменить одно слово и будет вообще в тему. Но предлагать я им этого, конечно, не буду. А то сошлют еще реально в деревню какую-нибудь, за колхозниками следить.

Сытый и довольный я вышел из столовой, потянулся на солнышке и тут заметил Лебедеву. А она заметила меня.

— Ты что следишь за мной? — строго спросила она.

"Это что, типа у нас антракт был. А сейчас второе действие?", — размышлял я, недовольно разглядывая не менее недовольную девушку.

— Давай уже по-тихому разойдемся и всё? — сделал я предложение.

— Ну так не крутись возле меня!

— Окей. Не буду.

Я сделал шаг в сторону, огибая Лебедеву. И она тоже сделал шаг, и в ту же сторону.

— Чапыра, ты что издеваешься?! — порозовела Татьяна лицом то ли от гнева, то ли от смущения.

Не успел я ответить какой-нибудь колкостью, как на сцене появились новые действующие лица.

— Значит это правда!

На том самом месте, где совсем недавно, казалось, наблюдалась совершенно безлюдная дорожка, словно ниоткуда материализовались сразу три девицы.

Та, что произнесла эту мелодраматическую фразу стояла по центру, уперев руки в бока.

Природная блондинка, низкорослая, коренастая, но на лицо симпатичная: светлые глаза, вздернутый носик, пухлые губки. И упакована более-менее прилично: короткое светлое платье, одетые на белый носок туфли на широких каблуках. В целом, девушка привлекательная. Но не совсем в моем вкусе. Блондинок я, конечно, люблю, но более высоких, с ногами от ушей и чтоб талия была.

Группа поддержки подруге в привлекательности уступала. Даже описывать нечего. Одним словом — блеклые. Но настроены боевито: брови сдвинуты к переносице, в глазах — упрек, кулачки сжаты.

— Что правда? — надо же было что-то говорить. Не стоять же и молча друг на дружку пялиться. Я уже догадался, что объявилась та самая Лена Голдобина.

— То, что ты с Лебедевой любовь крутишь! — прибавила страсти в голос бывшая пассия Альберта. — Стоило мне на пару дней на дачу съездить, как он уже по девкам начал шляться! Да, мне всё рассказали! И об Юльке, с которой ты всю ночь миловался! И об этой, — Лена указала подбородком на стоящую рядом красную как рак Лебедеву, — с которой ты у всех на глазах целовался! И которая, пока меня нет к тебе в комнату бегает! Ни стыда, ни совести!

— Это всё не правда! — закричала в ответ Лебедева, но ее сразу перебили.

— Не правда? Да вас куча народу видело! Бестыжая! По чужим мужикам шляешься! — увеличила громкость Голдобина.

Хотя куда еще громче? У меня сейчас ушные перепонки лопнут. Да и народ на эти визги подтянулся: из столовой вывалились студенты, разбавленные персоналом в белых халатах. Не, ну а что — поели и сразу зрелище. Всё по канону.

— Перестань кричать, — попросил я спокойным тоном. Утомила меня эта крикунья. Я до сих пор не развернулся и не ушел только из-за Лебедевой. Все же это из-за меня она попала в эту дурацкую ситуацию.

— Еще он мне рот будет затыкать! — девушка успокаиваться явно не желала, а только еще сильнее распалялась.

— Лена, всё не так как выглядит! Честное комсомолькое! Давай я тебе всё объясню! — втиснулась в наш диалог Лебедева, вновь приплетя комсомол.

— Что ты мне объяснишь?! Как чужих мужиков уводить?!— Голдобина перешла на ультразвук, припечатав. — Шлюха!

И тут случилась кульминация — они сцепились.

Там за меня девушки не дрались, вот так по дикому: с тасканием друг друга за волосы, ляганием ног, выцарапыванием глаз. Все было как-то более цивилизованно: интриги, перетягивание внимания, организация случайных встреч. Скукота — одним словом.

Здесь же драйв, накал страстей и желание свалить куда подальше.

Сам я вмешиваться в женскую драку даже и не думал. Читал как-то в интеренете наставление об этом, с красочным описанием последствий совершения такого экстремального поступка.

Да и был я здесь не единственным зрителем. Сперва дерущихся попытались разнять Ленкины подружки. Но что-то у них не задалось, и они втянулись в драку. Затем к делу подключились женщины в белых халатах, нет не врачи, сотрудники столовой. И дело пошло на лад. Голдобину с Лебедевой отодрали друг от друга, группу поддержки отогнали.

Но этого оказалось недостаточно. Зафиксированные девицы включились в словесную перепалку — полетели обоюдные оскорбления и угрозы.

Точку в этом безумии поставил прибежавший на крики молодой мужчина, лет двадцати пяти, который как потом выяснилось, оказался секретарем комитета комсомола, товарищем Юровым — самой главной шишкой в комсомольской организации универа.

— Лебедева, что происходит? — накинулся он на нее.

Первым делом Татьяна попыталась застегнуть на себе, выбившуюся из-под юбки блузку, но пара пуговиц оказались вырванными с мясом. Затем она руками прилизала растрепанные волосы, но особо заметных результатов также не достигла.

Образовавшейся паузой ловко воспользовалась Голдобина, на платье которой пуговицы предусмотрены не были.

— Ваша комсорг увела у меня жениха! — заявила она.

— Это ложь! — придерживая руками блузку, закричала Лебедева. — Федор Александрович, я ей пыталась это объяснить, а она меня оскорбила и драться полезла.

— А чего тут объяснять? — как-то истерично рассмеялась Лена. — Итак всем все понятно!

— Не было у нас с ним ничего!

— Это ничего куча народу видело!

— Молчать! — заорал охреневший от осознания того, в какое дерьмо влез, товарищ Юров.

Я в это время скромно стоял в сторонке и старался не отсвечивать, лишь время от времени увеличивал расстояние между собой и основным местом действия, планируя незаметно скрыться за углом здания столовой.

— Чапыра, да скажи ты ей! — мои планы наглым образом нарушила Лебедева.

— О, так и Чапыра здесь! — Юров развернулся в мою сторону. — Ни одно происшествие без Чапыры не обходится, — недовольно заметил он. Буравя меня недобрым взглядом.

— Между нами ничего не было, — подтвердил я слова Лебедевой, проигнорировав замечание комсомольского босса. Фиг знает, как на него реагировать. Но понятно, что Юрову Альберт чем-то не нравится.

— Нет вы это слышали? Ни стыда не совести! — вновь начала заводиться Голдобина. — В свою комнату он эту мымру водил? Водил! В главном корпусе -целовал? Целовал! Куча народу это видела!

— Меня в тот день машина сбила! — повысил я голос, из-за зудящего перешептывания зрителей. — Татьяна не прошла мимо, а протянула руку помощи, помогла мне добраться до общежития. Она поступила как настоящий комсомолец! — добавил в конце востребованную здесь формулировку.

— А целовала она тебя тоже как настоящий комсомолец? — полным ехидства голосом, поинтересовалась Лена.

— Да врет он все! — поддержали скепсис главной обвинительницы подруги.

— Как ни странно, но в этом Чапыра не врет, — неожиданно вмешался секретарь комитета. — Ему вчера профком материальную помощь как пострадавшему в аварии выдал.

Судя по перешептываниям, симпатии зрителей после заявления Юрова стали смещаться в мою сторону.

— А поцелуй? — подозрительно спросила Голдобина.

— Татьяну я из благодарности поцеловал. Сам поцеловал. Она здесь совершенно не причем, — надеюсь это поможет Лебедевой.

— Из благодарности в губы? — Ленка стояла бледная и ненавидяще смотрела на меня.

— Да это был обычный поцелуй. Не пойму, чего ты из-за него так завелась? — как все-таки женщины любят предавать мелочам объем и значимость.

— Обычный?! — Голдобина, сглотнула и наконец поставила точку. — Между нами всё кончено!

"Ну и славу Богу", — выдохнул я, поднадоел уже этот концерт.

Развернулся и пошел в сторону общаги. Лебедеву обелил, Голдобиной сохранил лицо. Хоть прямо сейчас на доску почета.