Сестрёнка Месть

Димон сунул руку в перчатку гант-манипулятора и хотел нацепить шлем, но я остановил:

— Это потом. Сейчас — принимаем командование аэронефом.

4

Я стоял в рубке, а отец на земле. Маленький, беззащитный, почти незаметный в тени аэронефа.

За год учёбы на курсах я не то, чтобы сильно скучал по отцу. Моску такой город, что не заскучаешь. Но я испытал настоящее потрясение, когда увидел фигурку отца с чемоданчиком в одной руке и курткой на сгибе локтя другой.

Отец помахал мне, а я в ответ лишь качнул головой. Ведь рядом подчинённые: старпом Димон... то есть Дмитрий Тюрго. И этот бородач... как там его? Прохор Фекан.

"На любом судне дисциплина начинается с капитана, но с него же начинается и анархия" — так говорил Андрэ Битов, мой любимый преподавать в Академии Динамического Воздухоплавания, ведший класс навигационной геометрии.

"Приём груза завершён — сказала по общей связи Генриетта. — У нас два пассажира, сопровождают свои грузы. Вторая и третья каюты. Надо зарегистрировать гостей".

Прохор коснулся приборной панели. Корпус "Сестрёнки" слегка дрогнул. Ворота трюмовой гондолы закрылись, а на лобовом стекле высветилось сообщения диспетчерской с разрешением на отчаливание. Сквозь буквы я видел фигуру отца. Он сидел на чемоданчике, нелепо задрав голову.

"Э-э-э, Сеструхин Тесть?" — сказал по рации простуженный голос диспетчера авиодрома. — Подтвердите готовность отчалить".

— Готовность подтверждаем, — ответил Прохор.

— Старший помощник Тюрго, — повернулся я к Димону, тот сидел возле станции управления бес-пилотами и вожделенно крутил палец гант-манипулятора: — Снимите показания гражданских чипов у пассажиров.

— Так точно, мусье, обер-сверх-супер-капитан! — Подлец перенял тон Льва Николаевича. Взяв ординатёр-табло, он ушёл.

В рубке остались я и Прохор. Тот вдруг отпустил руль:

— Капитан Муссенар, полагаю, вы хотите сами отправить судно в полёт.

Нет, этот Прохор Фекан просто клад! Настоящий член экипажа. Я встал у руля, а Прохор вообще вышел из рубки. Он снова догадался, что я хотел бы оторваться от причалки в одиночестве.

"Э-э-э, Месть Сестры? — засопливила рация. — Причальные зажимы деактивированы. Начинайте манёвр. Коридор подъёма — триста".

Как можно более уверенным голосом я отчеканил:

— Есть коридор триста.

Неторопливо стал отводить рукоятку высоты. Корпус аэронефа снова дрогнул, а фигура отца исчезла из обзорного поля лобового стекла. Тень "Сестрёнки" быстро уменьшилась.

"Сестрёнка Месть" набирала высоту, как ракета. Я ревностно следил за каким-то частным дирижаблем с оболочкой, расписанной узорами. "Расписной" отчалил вместе с нами.

Я дал системе команду отслеживать дирижабль — тот поднимался на несколько метров быстрее нас. Тогда я переместил руль высоты на одно деление. Возросшая сила тяжести заставила меня ухватиться за перила.

"Тьфу-ты ну-ты, капитан Бориска, молодчик — закряхтела общая связь. — Поддай газу! Не боись, мы разом всех уделаем!"

Когда расписной дирижабль остался далеко внизу, я удовлетворённо вернул руль высоты обратно и стал разворачивать аэронеф, готовясь выйти на трассу.

5

— Видел тёлочку из второй каюты?

Димон бросил ординатёр-табло на стол навигатора, сел в кресло и крутанулся. Иногда он пытался вести себя как видавший жизнь мужчина, воображал, что уже отрастил бороду. Выглядело это комично.

— Старпом Дмитрий Тюрго, — принял я свой "капитанский" тон. — Полагаю, обращение "тёлочка" неприемлемо к клиенту, которому мы оказываем транспортные услуги.

Димон проигнорировал замечание:

— Молоденькая, как мы. Но сиськи — во!

Я встревожился. После случая с инфеткой Марин Лебэн, я не доверял молоденьким. В Моску, шляясь с однокурсниками по студенческим кабаре, я в каждой девушке подозревал зловредную инфетку. Из-за этого ни с кем и не познакомился. Даже на спектакли с Мими Вронской ходил с опаской. Слишком она напоминала мне Марин.

Я резко поднялся с кресла и открыл угловой шкаф. Когда-то там хранилось ружьё, которое давало осечку чаще, чем стреляло. Теперь в шкафу висели три новеньких ствола "Охотник По-по".

Преодолев соблазн вооружиться, я взял с полки аптечку и вышел, бросив Димону:

— Следи за рулём.

— Ха-ха. Презервативы что ли прихватил?

Определённо, надо как-то выправить дисциплину! У Димона никакого уважения к капитану.

Перед дверью второй каюты я задержался. Очень уж всё походило на случай с Марин. Только вместо кастрюли с кашей, я держал аптечку. Конечно, я поступал глупо, полагая, что пассажирка будет обязательно инфанкой. Но если я что и уяснил в жизни, то это факт — лучше выглядеть глупым, чем мёртвым.

— Открыто, — ответили мне на стук.

Я кашлянул и вошёл. Пассажирка сидела на откидной кровати с книгой на коленях.

— Борис Муссенар, капитан судна.

— Алёна Бастьен, э-э-э, торговка.

Димон, как всегда, всё преувеличил. Алёна старше нас. Ей лет двадцать. Волосы непонятного коричневатого оттенка, будто девушка не решила, в какой тон покраситься. А сиськи так себе, обычные. Симпатичная, слегка полноватая. Понятно, почему Димон ею восхитился.

Я открыл аптечку:

— Приветствую вас на борту аэронефа "Сестрёнка Месть", Алёна. Пардон, вам необходимо пройти верификацию.

Алёна взяла из моих рук упаковку:

— Проверка на инфанность? Ваш старпом только что сканировал мой гражданский чип. Если бы я была на инфанной терапии — это было бы указанно... Кроме того, по мне заметно, что я не подросток.

— Или верификация или мы расторгаем контракт об услугах перевозки.

— Вы говорите не тем тоном, каким следует общаться с клиентами.

— Есть причины.

— Хорошо, капитан, как скажете, — Алёна подозрительно быстро сдалась. — Этот тест... на него нужно...

По чистому просторному коридору я проводил Алёну до гальюна.

Ситуация так напоминала случай с Марин, что я стал подозревать: у меня психическая травма, из-за которой воспроизвожу события годичной давности.

Журчание за дверью гальюна прекратилось. Скоро появилась Алёна и протянула мне мокрый кусочек бумаги:

— Видите, капитан, я не инфанка. Хотя мерси за комплимент.

Осознав, какой я всё-таки болван, смутился и ринулся в свою каюту, пробормотав:

— Ещё раз пардон.

6

Ночную вахту несли я и Димон. Как можно спать, когда тебе семнадцать лет, а под твоим управлением аэронеф с новым мощным мотором, с новейшей бортовой электроникой и тремя бес-пилотами?

Димон притащил несколько банок алкоситро. Поначалу я хотел свирепо наложить на старпома дисциплинарное взыскание, но понял, что не стоило. Одно дело показывать авторитет перед Прохором или Генриеттой — они люди новые. Одно дело ругаться со Львом Николаевичем — он человек старый и не в своём уме. Димон — дело другое. Мы с ним немало пережили. И экзамены, и попытки проникнуть в кабаре, где подавали пудру, и драки с кадетами Военной Академии в Гранд Парке и студенческом кабаре "Ра-ра".

Как говорил преподаватель навигационной геометрии Андрэ Битов: "Капитан — это не только строгость, но и честность". Я по-честному хотел бухнуть с другом прямо в капитанской рубке. В нарушение всех регламентов.

После первой банки у Димона всегда заходил разговор о половых сношениях:

— Как ты думаешь, Алёна мне даст?

— Догонит и ещё даст.

— Как ты думаешь, Генриетта и Прохор шпехаются? — не унимался Димон. — А Генриетта и Лев Николаевич? Как думаешь, у старика ещё стоит? Что если Генриетта шпехается сразу и с Прохором и Львом Николаевичем? Присоединяйся, ты же любишь старых. Отшпехаете её втроём.

— Кончай, Димон, ещё услышит тебя кто-нибудь.

— Как ты думаешь, Генриетта тебе даст? Я же видел, что она тебе понравилась. А как думаешь, второй пассажир и Алёна шпехаются?

Чтобы увести разговор от сношений, я спросил:

— Кстати, а кто второй пассажир? У него самый габаритный груз, десятиметровый контейнер.

— Мутный тип. Вроде наш, имперец, но повадки ханаатца. По документам в контейнерах какие-то списанные шасси от бронепежо.

— Странный груз, — сказал я. — Понимаю, если бы он тащил металлолом в Нагорную Монтань или Сан-Свень, у них хорошо за это платят. Но зачем тащить лом в Кунград, в провинцию, где это самое железо добывают?

Но Димона не так-то легко сбить с любимой темы:

— Как ты думаешь, ханаатские тёлки шпехаются лучше наших? Я бы шпехнул ханаатку. Правда, у них сисяндры маленькие.

Чем сильнее Димон увлекался разговором о половых сношениях, тем сильнее я смущался и тревожился. Ведь я совершенно не разбирался в этом вопросе.

— Ты можешь говорить о чём-то другом, кроме шпеха и сисяндр?

— Могу. — Димон вскочил с кресла и натянул перчатку гант-манипулятора. — Чур, я первый.

7

Димон держал растопыренную ладонь в гант-манипуляторе, покачивая то вправо, то влево, при этом сам наклонялся корпусом, словно бес-пилотом управляло его тело, а не рука. Мне ужасно хотелось сорвать с Димона шлем телеуправления и закричать: "Теперь моя очередь!"

Но пришлось делать вид, будто мне безразличны детские забавы. Встал у лобового окна и всмотрелся в ночную черноту, где мигал зелёный огонёк бес-пилота.

— У-а-а! — воскликнул Димон. Сжал кулак и быстро растопырил пальцы — сигнал "максимальная скорость". Огонёк бес-пилота пропал в ночи. Снова сжал кулак и потянул руку на себя — бес-пилот так же быстро вернулся.

— Всё, — не вытерпел я. — Моя очередь.

— Обожди! Я придумал! Полетели к тёлочкам. Вдруг они шпехаются?

Димон вывел изображение с бес-пилота на один из сверхтонких экранов.

Камера бес-пилота перешла в режим максимальной светочувствительности. Борт "Сестрёнки Месть" ясно проступил на экране. Стали видны даже заклёпки на обшивке гондолы. Небо вокруг аэронефа превратилось в синий мерцающий фон из плывущих узоров и светлых точек — это звёзды, которые человеческий глаз не улавливал из-за постоянной пелены облаков над жилыми землями.

— Круто, — восхитился я. — Если гражданские бес-пилоты так видят в темноте, представь, как видят военные?

— Ща и мы кое-что увидим.

Бес-пилот обошёл правый борт аэронефа, качнувшись в струе из газотурбины, и приблизился к иллюминатору каюты. Камера снова адаптировалась и показала внутренности помещения.

Худощавый морщинистый мужчина стянул с себя ханаатскую рубашку без воротника. Повесив её на дверцу шкафа, встал на колени и начал бить поклоны, оттопыривая зад, прикрытый маленькими чёрными трусами.

— Фу, не то окно. Кстати, этот тот самый пассажир с железяками. Вероотступник проклятый. Поклоняется ханаатским чертям, вместо Иисуса-девы-марии.

Димон крутанул рукой, перемещая бес-пилот к иллюминатору каюты Алёны Бастьен. Я перестал делать вид, что мне неинтересно. Каюта была пуста, но за полупрозрачной дверью шкафа двигалась женская фигура.

— Вовремя, — довольно прокомментировал Димон. — Сейчас выйдет. Оценишь её сисяндры.

Дверь закрылась. Алёна была одета не в пижаму или бельё, как можно было ожидать, но в странное обмундирование: куртку, застёгнутую до самого подбородка и брюки военного покроя. Сев на кровать, она принялась зашнуровывать высокие ботинки на толстой чёрной подошве.

— Чего это она так вырядилась? — недоумевал я.

— Пухлые тёлки любят тёмное. Стройнит.

Любительница тёмного, достала из сумки шапочку, натянула на голову и опустила на лицо — на шапке были вырезы для глаз и рта. Из той же сумки она достала небольшой ломик и фонарик. Ломик сунула за пояс, а фонарик надела поверх шапочки. Осторожно подошла к двери. Отодвинула и выглянула в коридор.

Я метнулся к экрану и вывел на него изображение коридорной камеры.

Убедившись, что в коридоре никого не было, девушка выскользнула из каюты и двинулась к лазу в трюмовую гондолу.

Димон снял шлем и тоже смотрел на экран:

— Воровать пошла?

— Следи за управлением, — приказал я.

Выхватил из шкафчика ружьё и выбежал в коридор.

8

"Опять баба в трюме. Если такое повторится в третий раз, я стану женоненавистником. Одни проблемы от них. Особенно от молоденьких... Впрочем, Марин была старушкой. Иисус-дева-мария, способность баб создавать проблемы не зависит от их возраста" — так думал я, шагая по трюму и корябая пальцем рифлёную поверхность приклада ружья.

На этот раз в трюме полнейшая темнота. Впереди мелькнул свет фонарика. Петляя меж ящиков и стеллажей, я подобрался к источнику света. Стоя на коленях, Алёна взламывала дверь десятиметрового контейнера, принадлежащего ханаатцу.

— Попалась, — крикнул я и вышел из укрытия. — Руки вверх!

Алёна замерла. Потом резко развернулась и метнула ломик — со свистом он ударил в ружьё, выбивая из рук. В следующую секунду Алёна уже выкручивала мои руки за спину и била меня головой об ящик:

— Имбециль, не смей так подкрадываться. Могла бы и убить тебя!

Да что же это такое? Вместо того чтобы объяснить, чем бабы занимаются в трюме моего аэронефа, они начинают меня обвинять. При этом бабы всегда мастера рукопашного боя.

Алёна ударила меня последний раз и отпустила. Стянув с головы шапочку-маску, сказала:

— Пардон, капитан. Дело такое, что я не могла иначе. Я всё объясню.

— Ага, — я чуть не плакал. — Вы все говорите, что объясните, но все ваши объяснения — ложь.

— Борис, меня зовут Алёна Бастьен, я агентка Имперской Канцелярии.

— Пф! В этом трюме я встречал принцессу. Агентка канцеляритов — слабая выдумка.

Алёна достала из кармана удостоверение и ткнула мне в лицо, продолжая:

— Под видом торговки я захожу на аэронефы и досматриваю груз. Да, я знаю, что проще провести досмотр вместе с капитаном. Но моя задача не просто обнаружить груз или арестовать того, кто его провозит, а отследить конечную точку назначения. Для этого я тайно осматриваю крупногабаритные контейнеры. Уже восьмой аэронеф...

— Контрабанда?

— Гостайна.

— Чёрная пудра?

— Борис, — вздохнула Алёна. — Канцелярия не занимается ерундой. Пудровозов ловят жандармы.

Меня оглушил треск ломаемых досок и звон разорванного металла. Посыпались щепки и пыль. Мою щёку оцарапала просвистевшая мимо железяка.

Невидимая сила выбила изнутри одну из стенок контейнера, который ранее пыталась взломать Алёна. Внутри контейнера вспыхнул сноп электрического света, словно кто-то водил мощным прожектором. Сам гигантский контейнер закачался и запрыгал, касаясь верхушкой потолка. Вместе с ним раскачивались и трюмовая гондола с аэронефом.

— Иисус-дева-мария, — взвыл я. — Что это?

— То, что я искала, — закричала Алёна. — Но почему ЭТО живое?

Контейнер окончательно распался. В центре трюма на нескольких полусогнутых лапах стояло огромное механическое чудовище. Вместо глаз у него было два прожектора. Один, правда, тускло мигал, будто садилась батарейка. Остальное тело терялось в темноте.

Я достаточно разбирался в технике, чтобы узнать чудище — это австралийский механикл. Боевые самоуправляемые машины часто показывали в военной хронике, иллюстрируя зверства австралийцев. Во время войны, они убили немало наших бойцов. Но для нас, пацанов, механиклы были чудом техники. Мог ли я предположить, что это чудо окажется в трюме моего аэронефа?