Плен случайный, желанный и добровольный

Различные вибраторы и дилдо я также отложил в сторону. Все-таки для подобных игрушек я точно не был готов. Хотя мысль о виброяйце все же не покидала меня. Уж очень сочным было описание того как маленький пульт заложен за край чулка и тонкий проводок что входит в попку рабыни, что неспособна из-за кандалов или армбайндера дотянуться до его регулятора мощности.

А потом мне попалась пара интересных кандалов предназначенных для колен и выглядящих как кольца, что туго застегивались под коленками и за счет своего радиуса не могли сползти с икр вниз и тем самым не давая развести ножки. Соединялись они всего пятисантиметровой цепочкой.

Представив каково это — быть в таком плену и вспомнив свое постоянное желание хоть чуточку развести коленки, не иначе как в пику закованным в кандалы лодыжкам, я прямо-таки возжелал испытать это ощущение полной скованности ножек на себе. Так как хотя бы в этот раз от кандалов были ключи.

После того как кольца заняли свое новое место я слегка пошатываясь, встал на ноги, что в этот раз было еще сложней чем раньше. Впрочем не удивительно.

Держа руки за спиной так, чтобы пальцами касаться локтей противоположных рук, я неспешно сделал несколько кругов по комнате привыкая к новой мере своей беспомощности и одновременно посасывая так и не вынутый изо рта член кляпа. Было... приятно. Но мало. Хотелось чего-то еще, чего-то безумного наверное.

В поисках вдохновения вновь схватил дневник вчитываясь в его строки выведенные аккуратным подчерком с обилием завитушек.

Вскоре там нашлась пара любопытных моментов. Оказалось, что племянница Алекса подумала о многом. В том числе и о неконтролируемых оргазмах своей жертвы. Кроме гормонов, которые она собиралась сначала давать обманом, аргументируя тем, что это уменьшит эрекцию, были описаны и трусики, что можно было надеть даже если заковать раба в кандалы. Они затягивались ремешками, по два на каждую сторону с навесными замками. И по факту были переделанной идеей памперса. Точней в них было предусмотрена установка специальных прокладок повышенной емкости. Проще говоря в таких трусиках сисси-девочка могла, не меняя прокладку, проходить до полутора суток. Как я понял тут был также психологический момент с невозможностью самостоятельной замены прокладки, что вгоняло бы жертву в подавленное и зависимое от своей Госпожи состояние.

Также в дневнике выдвигалось предложение сочетать это, для начала, со стимулятором простаты для более интенсивных и частых оргазмов. Даже зарисовка этого самого стимулятора прилагалась.

Изучив рисунок я из интереса отыскал в ее запасах и его. И теперь, рассматривая странной формы загогулину я с силой закусил резину кляпа борясь с иррациональным желанием попробовать эту игрушку в себе.

И с треском проиграл эту борьбу. А потому вскоре стоя на коленях перед кроватью и лежа на ней же животом, я, разведя скованные ножки, на сколько позволяли мне цепочки кандалов, медленно вводил в себя хорошо смазанный стимулятор простаты, тем самым заодно пропихивая поглубже внутрь собственного нутра небольшое, розового цвета, виброяйцо, чей пульт был заложен за резинку правого чулка. И наконец, когда моя многострадальная попка полностью приняла в себя игрушки, смог кое как ослабить хватку зубов на кляпе. Он точно в этот раз пригодился.

Несколько минут я безвольной куклой лежал в такой компрометирующей позе, после чего все же нашел в себе силы натянуть до этого спущенные до скованных колен, таки надетые трусики, что придумала племянница Алекса и забравшись на кровать полностью, лечь на бок. Сесть попкой, в которой были игрушки все-таки было выше моих сил.

Руки медленно бродили по моему сжатому в тисках корсета животу, иногда надавливая на запечатанный в пояс верности лобок и ощущая прокатывающиеся по телу волны невероятно мягкого, нового для меня, удовольствия.

Минут двадцать я просто лежал в ожидании испытать очередной головокружительный оргазм. Но вынужден был признать поражение — тело было пресыщено удовольствием и не желало иного.

Кое-как со стоном все-таки вновь сев на краю кровати я бросил взгляд в сторону шкафа. Мне не надо было вновь перечитывать дневник, чтобы вспомнить описание содержимого шкафа. А также то, что я уже решил надеть. Но пока не решился к этому приступить.

Немного поболтав скованными ножками в воздухе, я все-таки аккуратно встал на ножки, ощущая уже привычное принуждение обуви и кандалов встать на сами носочки и в таком виде подойти к шкафу.

Дверки легко поддались и передо мной предстало его содержимое. Почти не дрогнувшей рукой я раздвинул передний ряд, чтобы добраться до скрытого во втором и выудить наружу черное с белыми вставками длинное платья, что должно заканчиваться на уровне икр. Это была униформа горничной. Длинная юбка и рукава с белой окантовкой и манжетами соответствующе. Дутые плечики. Коротенький фартушок и белая грудка с пуговичками. Наряд был непривычным на первый взгляд, но очень аккуратным и изящным.

Данное платье, в отличие от других, имело застежки в виде мелких пуговиц спереди от стоячего воротника через грудь и до самой юбки. Платье предполагалось надевать через голову, а после по задумке племянницы Алекса, надо было вместо ленточки на шею надеть узкую полоску стального ошейника обшитого алым атласом и с декоративным бантиком спереди, скрывающим замочек, который дополнительно защелкивал и вшитый в воротник тросик с двумя петельками, тем самым запирая горничную в ее униформе. Аналогичный тросик также находился в складках банта тяжелого шелкового фартука, что туго завязывался на пояснице сзади.

Не веря что это делаю, я таки запер все по инструкции и уставился в зеркало на собственное отражения. Оттуда на меня смотрела потрясающей красоты, со слегка шальным взглядом горничная, на чьих лодыжках, не прикрытых длинной, пышной, благодаря двум шелковым подъюбникам, юбкой красовались массивные на вид кандалы, а во рту, в обрамлении алых губ, был нежно-розовый кляп. Массивные туфельки с огромными по высоте каблучками и пышными бантами на уровне лодыжек делали затянутые в белый, почти непрозрачный капрон чулок, ножки очень стройными и длинными.

Тонкая талия, сжатая почти до боли корсетом и дополнительно подчеркнутая пышной юбкой выгодно оттеняла наглухо затянутую в белую плотную ткань грудь, делая ее визуально еще более большой.

Повинуясь порыву, я перевязал... или все-таки перевязала? Все-таки в этом образе было еще меньше от того паренька каким я являлся, чем от вчерашнего. Так вот, перевязав волосы на затылке в высокий хвост при помощи белой шелковой ленты, я надела на голову аккуратный накрахмаленный белый чепчик горничной, вновь, как и вчера получая густую челку на лбу. И даже то, что он лег поверх ремешков кляпа, который я до сих пор не вынула из собственного рта, меня не смутило.

Больше меня удивлял все такой же качественный и ни капли не потекший макияж на собственном лице. Впрочем даже радовало, что его не надо было подновлять — я бы точно не справилась.

Под конец на моих ладошках оказались коротенькие белоснежные перчатки, что нашлись в одном из двух скрытых кармашков, вшитых между складок юбки униформы.

Посмотрев вновь на собственное отражение в зеркале, я подцепив края юбки, попыталась присесть в реверансе или сделать книксен. Правда из-за кандалов на ножках это было сложно сделать. Больше у меня получилось присесть выставив одну ножку чуть вперед другой. Но и так это выглядело очень неплохо.

Бросив взгляд на кровать где лежала одна неоднозначная вещь я все-таки решилась на ее примерку.

Следуя сочному описанию того, как именно хозяйка дневника надевала бы эту конструкцию на свою личную рабыню-горничную, я аккуратно следовал довольно-таки возбуждающей инструкции.

В результате через пару минут у меня через грудь шли накрест два ремни, что удерживали у меня на спине между лопаток тот самый армбайндер. К моему огромному удивлению который, как я предполагала являлся черного цвета, оказался белоснежным. Хотя для горничной он ведь в какой-то мере заменял перчатку, так ведь? Потому в какой-то мере это даже было логично.

Шнуровка на армбайндере была максимально распущенной, а потому я не опасалась в нем застрять. Только пришлось встать в уже привычную позу — на коленях и с животом на кровати, чтобы в попытках вдеть в него руки, не рухнуть. Все-таки я все еще не привыкла, несмотря на почти сутки ношения, к таким каблукам и кандалам.

Но пара минут борьбы с собственным телом и болью в плечах и я все-таки вдеваю обе руки на всю длину в армбайндер, после чего позволяю себе протяжно выдохнуть через нос с силой закусив кляп во рту. Возбуждение никуда не думало деваться но при этом не позволяя мне кончить.

— А ты неплохо тут развлекаешься, — как гром среди бела дня раздался голос Алекса, что оказывается стоял в дверном проеме. — Но кажется у тебя есть небольшое затруднение. Позволь мне помочь тебе.

И не успела я еще ничего сообразить, как он оказался рядом стоя на одном колене. Миг и ремень пришитый к армбайндеру почти у самого низа, туго стягивает мои запястья через слой его белой выделанной кожи. А следом за этим происходит то, что одновременно приводит меня ужас, от которого я цепенею и восторг — шнуровка этой моноперчатки начинает медленно утягиваться, тем самым стягивая вместе мои сведенные за спиной руки.

Пара минут пребывания в шоке и я вынужденно ощущаю соприкосновение друг с другом моих локотков, которые тут же сверху перехлестывает еще один вшитый ремень. Еще два таких же дополнительно стягивают мои руки посредине между локтями и запястьями. Пара дополнительных ремней взятых из одной интересной коробки дополнительно притягивают затянутые в армбайндер руки и так к моему туго стянутому стану.

— Вижу, ты нашла, чем себя развлечь. Не могу не признать наличия у тебя вкуса, — меня разворачивают и заставляют встать на колени перед поднявшимся Алексом. Его неожиданно тяжелая рука ложиться мне на плечо и вынуждает сесть уже на пятки ощутив тугую боль в лодыжках и выворачиваемых стопах, а также болезненно наряженных коленках, и тем самым вызывая ощущение еще большей беспомощности. Он наклоняется и щелкает меня по носу. — Впрочем, как я вижу ты умудрилась найти дневник моей племянницы. Вообще-то это нехорошо — читать столь личные вещи. Думаю если в наказание ты побудешь до вечера... очень позднего вечера в таком виде, — он мягко улыбается. — Впрочем, возможно это даже к лучшему. Быть может тебе настолько понравиться твой нынешний вид и положение, что через пару недель я смогу с чистой совестью подарить тебя своей милой племяннице. А что? Неплохая идея, как по мне. Подумай на досуге. Но пока, думаю, надо усложнить тебе наказание.

К скрытому в банте на шее кольцу ошейника Алекс споро пристегивает карабин поводка и потянув за него, вынуждает меня самостоятельно встать на дрожащие от переполняющего меня адреналина, вызванного испугом, а также диким возбуждением, ножки.

Ничего не говоря он ведет меня на поводу за собой, вынуждая очень шустро семенить и тем самым громко звенеть цепочкой кандалов. Каблучки туфелек звонко клацали по паркету отдаваясь в теле целой волной дрожи и напряжения мышц, вызывающих целый ураган чувств внутри плененного, абсолютно беспомощного, туго сжатого тела.

Все так же ничего не говоря, Алекс завел меня в дальнюю комнату и принудил зайти на полосу беговой дорожки. Я с ужасом, от чего задрожали коленки, осознала что меня ждет.

— Два часа — именно столько ты должна будешь продержаться, — коротко отрубил Алекс, приматывая конец поводка к поручню беговой дорожки посредине. Боковые поручни, за которые так удобно держаться руками при беге, надежно отрезали мне путь к отступлению.

Лента под ногами дрогнула и медленно потянулась, вынуждая меня сделать первые шаги длинною в два часа.

Я практически валюсь под ноги Алексу. Ножки меня не держат от слова "совсем". Последние два часа были ужасной пыткой и удовольствием одновременно. Не в последнюю очередь из-за игрушек, что я так необдуманно вставила в свою попку.

Первый оргазм настиг меня минут через пятнадцать после начала пытки беговой дорожкой. Алекс, не иначе как из вредности настроил ту так, чтобы мне приходилось двигаться под небольшим уклоном вверх. И лишь где-то через час вернулся в комнату и сжалился надо мной, изменив настройки на движение по ровной поверхности... и увеличив, хоть и незначительно, скорость. Только вот это незначительное увеличение с моими ножками, закованными в кандалы и каблучками в добрые двенадцать-пятнадцать сантиметров, было практически катастрофическим.

Также не стоит забывать о корсете с поясом верности и игрушками в попке. Каждый шаг на каблучках отдавался во все тело мощным импульсом, пронизывая меня от запертой и раззадоренной промежности с попкой, проходя через туго стянутый стан и ударяя в голову, вынуждая с силой впиваться зубками в тугую резину члена-кляпа. Вывернутые же за спиной и упакованные по всем правилам в армбайндер руки только усиливали ощущения беспомощности и дичайшего возбуждения, приправленного уже достаточно сильным ощущением боли во всем теле.

И что больше меня вгоняло в подавленное состояние — это та мощь оргазмов, что я раз за разом, как настоящая девочка, испытывала от игрушек в своей попке.

Именно "испытывала", потому что в той связанной и закованной в кандалы прекрасной, хоть и сильно уставшей от оргазмов и боли красавице-горничной, стоящей на коленях перед своим пленителем, я никак не могла признать парнишку-детдомовца каковым являлась до этого.

Я то ли стою на коленях, то ли сижу по-девичьи поджав под себя ножки, ощущая болезненный натяг цепочек кандалов на лодыжках и коленках, а стопы просто гудят от облегчения — на них не давит мой собственный вес. Даже то, что они расположены во все также болезненно-непривычном положении, не вызывает столь сильного неудобства как ранее. Еще я опираюсь вывернутыми за спину и упакованными в армбайндер, сцепленными в замок пальцами на пол, чтобы хоть как-то удержать хоть какое-то подобие вертикального положения, а не просто растечься у ног Алекса абсолютно бесформенной и покорной амебой.

Судорожно дышу грудью, ощущая как слегка ослабшая хватка корсета дала некую подвижность его косточкам, что сейчас довольно-таки болезненно колют меня в ребра и под грудью. Очень хотелось либо снять его, либо попросить Алекса, утянуть чертов корсет потуже. Членик же, зажатый в стальной трубке пояса верности жутко ноет от количества и силы оргазмов, а очко все также судорожно сжато как и два часа назад. И я безумно радуюсь своей идее надеть те трусики — иначе мои ножки с чулками были бы все в семени.

Перед глазами все плывет и кружится. Очень тяжело дышать одним лишь ртом при таких нагрузках. А кляп, что за это время кажется врос в мои зубки, так сильно я в него впилась ими, уже не кажется столь большим как ранее. Моя голова низко опущена и качается при каждом глубоком вдохе. Держаться хоть сколько-то пристойно у меня не хватает никаких сил. Что вообще-то недостойно хорошей горничной.