Под знаком Святой Софии - 2

Мерене и Майму принадлежали к мааконду, враждебному жителям Сааремаа — а,

именно, с Сааремаа родом были и Вайке, и Седой Хирви. Поэтому, и за драку с Мерене и Майму, Дан наказал и Вайке, и, как он объяснил девчонке — в отличие от тех же Мерену и Майму, племянница беженца с Сааремаа словенский понимала, дядя научил — наказал не потому что она дала сдачу набросившимся на нее двум девицам, тут она поступила правильно, никому нельзя позволять 'садиться тебе на голову', а потому что она накостыляла и Мерене, и Майму, исходя из соображений...звучит парадоксально, но что есть-то есть, из соображений 200-летней давности, то есть из-за того, что они обе из враждебного мааконда. Дан просто отлучил Вайке на три дня от совместных тренировок. Для девчонки, с 'энтузазизмом' являвшейся каждое утро на подворье Дана, это было серьезно. Остальным участникам драк, также с подробным объяснением 'за что', и с полного одобрения Домаша... — оно, одобрение, прозвучало из уст Домаша, примерно так: — Слушай, я воин, который вынужден был стать гончаром, а теперь еще и купцом. У меня и так 'крыша едет' от всех этих расчетов, перерасчетов и взаимозачетов с ганзейскими и нашими купцами. Разберись сам и с этими отроками, и с этими девицами, и не дури мне голову. В конце концов, это ты этих девиц притащил... — Дан прописал... Семену младшему минус зарплату за тот день, чтобы он тоже сначала думал, а потом лез разбираться; Зиньке — ничего, потому что правильно поступил, заступившись за дружка; внукам белоглазого чудина Ульмига — тоже ничего, так как, как выяснилось, никакой драки там не было. Веетар просто обронил пару слов и обе девицы мгновенно отстали от Весанты; ну, а что касается Мерене и Майму... На следующий день после 'чп'-драк, Дан утром, на дворе усадьбы, сразу после окончания тренировки — после того, как все участники 'разминки' — Дан, Рудый, Клевец и Хотев обмылись и обтерлись рушниками-полотенцами — велел Хотеву привести к нему 'на разбор' обеих девиц. Поставив еще зевающих — все обитатели усадьбы, кроме Дана и его телохранителей, еще только-только вставали — едва успевших сполоснуть лица... — мыться утром, как и споласкиваться после рабочего дня, являлось обязательным в усадьбе Дана. Дан терпеть не мог застарелой вони человеческого тела и всего остального, что мужского, что женского, сопутствующего. И ждать целую неделю, когда истопят, чтобы помыться, бани на посаде — Дан подумывал уже соорудить собственную баню на участке — тоже не желал... — поставив, успевших сполоснуть лица и сделать всякие необходимые дела, эстонок перед собой и, попридержав Хотева, велел ему переводить. Затем Дан, с помощью ижорца, быстро разъяснил и Мерене, и Майму, что не для того вытащил их из шалаша рутьеров, чтобы они устраивали ему концерт 'по заявкам'...э-э, драки в мастерской. И что оставить без внимания эти драки он не может, дабы впредь не повадно было учинять в мастерской подобное. Обе эстонки переминались с ноги на ногу перед расхаживающим и одновременно, с распеканием девчонок, вспоминающим список дел на сегодня, Даном, переминались с одним и тем же, плохо скрываемым — ну, не научились девицы еще лицедействовать — выражением на лицах: — Вот, прицепился... — Нет, конечно, и Мерене и Майму прекрасно знали, еще Хотев им сказал, да, и сами слышали, ведь не глухие, что Дан знатного боярского рода и он не чета им. А с того дня, когда их отцы и братья нанялись в дружину Вигаря-младшего, они еще и прекрасно знали, что новгородский боярин — это нечто вроде ливонского или датского барона на их родине. А баронов нужно опасаться — это у девчонок уже было вбито на уровне подсознания, завоевавшие Эстонию даны и немцы постарались... Но Дан вел себя со всеми настолько просто, и работники мастерской вместе с жильцами усадьбы Дана — охраняющими боярина воинами, чудноватым мужчиной по имени — Георгий и редко улыбающейся женщиной — Антониной, держали себя с боярином так свободно... — к тому же тот самый, охраняющий боярина и говорящий на языке маакондов, воин специально предупредил и Мерене, и Майму, что Дан, хоть и является боярином, но терпеть не может разные боярские 'почести'... — что девицы быстро перестали воспринимать Дана, как ливонского барона, перед которым нужно быть ниже травы и тише воды, и, вообще, лучше всего, изображать дурочку. В общем, обе девицы, переминавшиеся с ноги на ногу перед Даном и уже забывшие о том, что были в плену и о том, что, именно, хозяин этой усадьбы вытащил их из плена, явно не испытывали к Дану никакого почтения... Ну, может, за исключением того, что он, все-таки, был владельцем усадьбы. И, потому, едва дождавшись перевода Хотевом его слов, тут же попытались, на своем, на чухонском, возразить Дану...наверняка, утверждая, что-то вроде того, 'что они сами к нам полезли и, вообще, не виноватые мы...'. Однако Дан не собирался слушать девиц, у него не было на это времени. Посему, он резко взмахнул рукой, пресекая все оправдания девиц, и, остановившись между Мерене и Майму, с неудовольствием бросил Хотеву: — Ту лузгу, что они сейчас говорили, можешь не переводить! — А, затем, нависая над чухонками — Дан был намного выше обоих эстонских дам — и уставившись на них тяжелым, 'приказным', взглядом, процедил: — Молчать! И слушать меня!

Девицы мгновенно, и без всякого перевода Хотева, замолкли, словно чем-то подавившись...замерев, чуть ли не по стойке 'смирно', и испуганно смотря на Дана.

— Вот, так и стоять, — буркнул Дан. И добавил, обращаясь к ижорцу: — А, вот, теперь переводи дальше! — После чего, опять начав ходить — так ему лучше думалось, продолжил: — Мне не интересны ваши оправдания. Вы, как и те, кто с вами по глупости сцепился, будете наказаны. Вернее, они уже наказаны, а вы... — Тут Дан на минуту остановился и, снова посмотрел на чудинок — только, на сей раз, не 'давя' их взглядом. После чего, произнес: — Поскольку взять с вас нечего и отрабатывать вас заставлять бессмысленно — вы просто ничего не умеете из того, что нужно в мастерской... Да, и, — после секундной паузы, протянул Дан, — работают у меня не по принуждению, а, потому что, сами хотят. Остается одно... — В очередной раз, сделав паузу, Дан уронил: — Выпороть вас! Но, — сразу же пояснил Дан, — поскольку вы, все-таки, девицы, пороть мне вас, не с руки. Поэтому, — Дан опять стал ходить, — поэтому... — И внезапно переменил тему: — Пожалуй, есть еще один выход. — После некоторого раздумья, он добавил, скорее для самого себя: — Да, так, оно и стоит сделать. Хотев, — сказал Дан и посмотрел на девиц, затем перевел-зацепил взглядом бывшего охотника, — на прошлой седмице ходил на подворье ижорского валита. И узнал, что у Вигаря-младшего, действительно, появились дружинники-эсты... — Дан остановился, замолчал, а затем, с неким внутренним сопротивлением — он уже раз десять пожалел, что пообещал девицам помочь найти родичей — продолжил: — Я обещал помочь найти ваших родичей. Я нашел их, однако Вигарь-младший с новыми дружинниками уже отбыл в крепость Порхов. Отправить вас следом я сейчас не могу, у меня тупо нет людей для вашего сопровождения, а одни вы, — Дан скептически взглянул на чудинок... — никуда не доберетесь. — И, снова помолчав, Дан добавил: — Хорошим выходом было бы пристроить вас к идущим в Порхов купцам или к следующему обозу валита, направляющемуся в крепость, однако... Однако вы не даете мне времени дождаться их. — И, резко повысив голос, Дан, будто пень расколол топором надвое-утвердил: — Сегодня вы пойдете на подворье валита и пусть его люди сами разбираются с вами...

Обе чухонки неожиданно бухнулись на колени перед Даном... — Я, что, переборщил с их запугиванием? — мелькнуло в голове Дана. — ...и, заливаясь слезами, начали просить его не отправлять их к валиту, и позволить дождаться им купеческого или боярского обоза в крепость у него в усадьбе.

Сказать, что Дан не оторопел, будет неправильно. И что сердце его не дрогнуло, тоже будет неправдой. Он терпеть не мог женских слез, это было его 'слабое' место, впрочем, как и у многих мужиков и не только в 21 веке, но... А, тут, еще Ждана, услышав девичий плач, выскочила на крыльцо. А, следом за ней, и Ярослава. Подобрались поближе и Рудый с Клевцом... Слава богу, хоть Антонина и Георгий уже ушли в мастерскую.

Дан с подозрением взглянул на тройку телохранителей. Но и Хотев, и Рудый с Клевцом имели физиономии '...а, что? А, мы ничего...'

— Ага, так я вам и поверил, — подумал Дан... Шестым чувством Дан понимал, что сейчас и Ждана вступится за девчонок, хотя он ей и рассказал о проделках и Мерене и Майму. Да, и самому ему было немного жаль их. Ведь, хоть и устроили они 'форменный ералаш' в мастерской, но... Но, освободил, все-таки, их он сам и сам приволок их к себе в усадьбу. К тому же, в отличие от многих, эстонки были очень опрятны и чистоплотны. И это нравилось Дану. Очень нравилось. Ибо даже свои наряды — те, в которых эстонки попали в плен к рутьерам и те, что им подобрала из своих одежд Ждана... — то, что у девчонок нет никакой иной одежды, кроме той, что надета на них, полностью просквозило мимо сознания Дана. И, если бы не обратившая на это внимание Ждана, ходили бы девчонки оборвышами, пусть и с родовыми украшениями... — и Мерене и Майму сумели, выпросив у Жданы иглу и нитки, где надо зашить, а где надо ушить и укоротить по себе -Ждана, как ни крути, была, на порядок, больше эстонок. И чистили свою одежку, и Мерене и Майму, каждый вечер, и мылись сами — без напоминаний... Однако... Однако, и оставлять девиц без наказания нельзя. И, если не отправлять к валиту, то что, тогда, с ними делать?

Недолго думая, Дан, тут же, озвучил свой вопрос: — И, шо, мине, тогда с вами делать? И встаньте с колен, не надо меня жалобить.

Эстонки мигом поднялись с колен и почти в один голос — Хотев перевел — заявили, что они согласны!

Дан оторопел в очередной раз: — На что согласны?

— На то, чтобы выпороть нас. Только пусть это сделает старший, который старый, — перевел слова чудинок Хотев.

Дан едва не грохнулся на землю от этих слов. И нечленораздельные: — Э-э...у-у, — это было то единственное, что смог он произнести-'выдавить из себя'. После чего, на некоторое время, опять шел в себя, то есть замолчал...

Рядом с Даном упало на землю-траву несколько хвойных веточек, видимо, оброненных, копошащимися где-то высоко вверху, в кронах сосен, птицами...из тех, что не улетели зимовать на юг. Когда Дан заключал подряд с артелью плотников, возводивших ему дом и обносивших усадьбу забором, он специально упомянул, чтобы они не трогали эти деревья, растущие посередине усадьбы. Поскольку человек, по философии Дана, может оказаться где угодно, черт знает, как далеко от родины, забыть многое, даже лица тех, с кем вместе рос, но деревья, сыпящие 'иголками' или шумящие листвой возле родного дома... Никогда не забудет! Впрочем, бывшая вдовая новгородка Домна, роскошная, с высокой грудью, со сводящими Дана с ума изгибами фигуры — фигуры, которую невозможно было скрыть никаким одеянием и которая принадлежала отныне только Дану, лишь скептически хмыкнула, увидев растущие в усадьбе Дана огромные сосны. Но перечить мужу в его своеобразных 'философских' воззрениях, не стала...

По соседству с упавшими веточками плюхнулось пару капель дождя, оторвавшихся от гонимых ветром по серому небу 'мясистых' облаков с золотистым солнечным обводом. Сие было довольно обычно, как теперь знал Дан, для осеннего Новгорода — дождя, вроде как, и нет, и даже, будто, не предвидится, но иногда что-то капает... Следом за проявившейся сыростью, скользнул по траве луч солнца, выскочивший из-за этих облаков — что тоже весьма типично для новгородской погоды — и слегка пометил лица стоящих перед Даном девчонок... День, похоже, никак не мог определиться, каким ему быть — дождливым и мрачным или, все же, пусть и осенним, но солнечным...

— Это кто же у нас старший, который старый? — осторожно поинтересовался Дан у эстонок.

— Уль... — начали почти одновременно девицы, на секунду запнулись и продолжила уже только Мерене, — ...меиг!

— Ульмиг?! — мгновенно узнав в словах девчонок искаженное имя родственника Веетара и Весанты, повторил вслед за Мерене и Майму-переспросил Дан. И, как бы, закашлялся: — Кхе-кхе, — пытаясь скрыть от девиц свое удивление.

Глава 6

— Причем здесь белоглазый чудин? — лихорадочно 'тупил' Дан. — Какого черта? — И, неожиданно для самого себя, требовательно взглянул на стоявшего рядом Хотева, будто он, Хотев знает ответ. И Хотев не подвел, даже не услышав вопрос Дана, он выдал 'на гора': — Когда предки моего народа и предки этих девчонок пришли к берегам Варяжского моря и озера Нево, там уже жили сородичи Ульмига... Поэтому и мы, инкеройн, и люди земли — маарахвас, считаем народ Ульмига хозяевами этих земель и издревле почитаем за старших.

— Ага, — подумал Дан, даже не спрашивая, кто такие 'инкеройн' и 'маарахвас'. — Ясно, — добавил он. Хотя, что 'ясно', Дан и сам не знал. Однако, еще с минуту поразмышляв — все это время Майму и Мерене с надеждой смотрели на него — Дан пришел к выводу, что ему, видимо, 'ясно' то, что 'инкеройн' — это соплеменники Хотева, ижора, а так называемые 'маарахвас' или, как уточнил Хотев — люди земли, это, скорее всего, чухонцы-эстонцы... Ну, а больше ему, Дану, ничего не ясно. — Хотя..., — мелькнула мысль в голове Дана, — чего я 'ломаюсь' за неизвестного-известного старого старшего. И раз это Ульмиг, то, пусть он, действительно, выпорет их. Авось сея метода и вправду повлияет на девиц? И утихомирит их 'мятущиеся души'? Только, это, сие дело надо бы предварительно 'обкашлять' с самим чудином...

— Хорошо, — громко сказал Дан проштрафившимся чухонкам, — я согласен! И поговорю с Ульмигом!

К удивлению Дана, когда он обрисовал старому 'старшему' сложившуюся ситуацию, плюс к тому же добавив, что Мерене и Майму сами напросились на порку, лишь бы это сделал Ульмиг, чудин сразу согласился провести экзекуцию двух эстонок. Похоже, принять такое наказание из рук белоглазого чудина не являлось для девиц позором. В итоге, указанное 'мероприятие' состоялось в усадьбе Жданы и было довольно кулуарно. Никто из жильцов Дана или работников мастерской не пялился на розовые голые попы Мерене и Майму, и, вообще, из свидетелей там были лишь Хотев и Якун — Дан специально назначил охранника помочь Хотеву в этом непривычном деле. Само собой разумеется, из свидетелей были еще и внуки старого чудина. Как девицы отнеслись к этому, Дану было плевать. Выгонять жильцов из усадьбы Жданы, даже на время, он не собирался. Не по Сеньке шапка, то есть не по девицам честь. Естественно, весь процесс не прошел 'чинно и благородно' — как хотелось бы, все-таки одно дело согласиться на порку априори и другое выдержать ее реально. И, хоть Ульмиг — по словам, рассказавшего все Дану Хотева — охаживал девиц по филейной части далеко не со всей силы, но белобрысая Майму, тем не менее, попыталась сбежать с места наказания тут же, после первых, отпечатавшихся на ее ягодицах, ударов. Однако... Однако, все это — и история с драками, и история с последующим наказанием эстонок...и всех остальных причастных, уже остались в прошлом. Сейчас же Дан собирался на торг, дабы купить необходимые для настоек ингредиенты. Подозвав Седого Хирви и объяснив ему, что нужно будет сделать, когда Федор принесет остатки своего самогона... — забрать у него все и, предварительно убедившись, что кувшины с самогоном надежно закупорены, специально подобранными деревянными пробками, поставить их в клеть, туда, где у Домаша хранятся продукты. Самому же зельевару велеть дожидаться Дана... — Дан, с неизменным сопровождением в виде Рудого и Клевца, отправился, через ближайшие к посаду ворота церкви Святого Власия, на новгородский торг. Собственно, из мастерской Домаша попасть в Новгород можно было и через ворота церкви Преображения, но, все же, до 'заведения' Святого Власия путь был немного покороче. А, ведь, Дану 'со товарищи', чтобы оказаться на торговой стороне города и так предстояло пройти через весь Людин, он же Гончарный, конец, а затем еще и перейти по мосту через Волхов.