Хотя, у меня не ощущалось никакой боли, и лежалось мне хорошо, и было так спокойно и приятно, и я даже пребывал в таком блаженстве, словно на вершине счастья. А может, так бывает уже после смерти?

Я клял себя самыми последними словами, которые приходили мне на язык. Надо же так по-простому лопухнуться, что бы проспать всё на свете?! И даже, похоже, свою собственную жизнь?!

Но, с другой стороны, почему же всё видно? Было очень светло, и я отчетливо различал каждую крошку и даже пылинку. Вроде и не мёртвый я, хотя явно живой, а вот двигаться почему-то никак не мог. И голова была пустой, без единой мысли, и мне хотелось только одного — ещё хоть немножко, но поспать. И даже противиться совсем не хотелось. Да, дела?

Что же такое случилось, что я очутился незнаемо, неизвестно где? Как-нибудь да надо бы вспомнить? Надо! Я попытался напрячь всю свою память, все свои возможности, и, наконец, всё-таки вспомнил, кто я и откуда. Вся моя прошлая жизнь стремительно пролетела перед моими глазами, действительно, как немое кино, и все слова там просто отражались, можно сказать, как просто всплывающие время от времени подсказки и так же плавно и незаметно исчезающие. Мне отчётливо, можно сказать, словно наяву, удалось припомнить свои последние дни и ночи, с обычными заботами и проблемами, вполне приятными и привычными, но теперь оказавшимися такими далёкими и милыми, и вот так в одно мгновение потерянными, и особенно то несчастное утро. Я вспомнил всё, и просто ужаснулся. И оттого моё измученное и ослабленное сознание не выдержало, и вновь отключилось в самый нужный момент. Я только и успел подумать, что, не дай бог, навсегда...

* * *

Глава 2.

Новый мир, и новые обстоятельства...

Сон — это самая приятная и полезная вещь на свете. Вот и я, вроде спал, или всё же не спал? И отчего-то в этом сне или полудремоте мне послышался строгий и обидчивый голос. Нет, Голос! Кто-то отчего-то прямо в моей голове что-то возмущенно и даже яростно кричал, правда, явно про себя:

— Ещё один неразумный! Да, а откуда же он здесь, в моём храме, появился? Ах, да! Портал сработал, и перенёс этого неразумного откуда-то! Чуть не забыл про него. Надо же, пусть и немного разрушенный, но портал, оказывается, всё же действует. Да! Похоже, что теряю навыки. Невнимательным стал, и рассеянным, и забывчивым. Совсем забыл, что изредка от избытка приложенной Силы может нежданно включиться и портал. Ещё бы, сколько веков нахожусь в забвении! И так на последних остатках Силы существую. Ладно, себя ещё не забыл. Хорошо, что хоть какие-то остатки неразумных не потеряли веру в меня. Только мало Силы от них! Вот хотя бы один храм в мою честь, и чтобы люди его посещали почаще! Тогда и Силы можно накопить больше. А сейчас что? Чуть последние Силы не потерял! Да, ошибка вышла! Надо было сдержаться. Столько Сил зря на этих наглых неразумных потратил. Не выдержал. Поганцы! Противные степняки, поклонники черноты! Сколько их там было, всего пять человек? Думают, что меня уже нет, и не боятся. Испоганить мой храм?! Пролить кровь на алтаре моего храма и принести в жертву именно верующего в меня?! Кощунство! Так им и надо!

Наверное, я в раю?! Голос слышу какой-то. И почему-то прямо в голове? Кто же там разговаривает со мной? Может, это я тихо сам с собою всё веду беседу? Как в песне? Нет, голос чужой, строгий и очень торжественный. Ну, прямо, наш сельский священник, отец Геннадий! Только не помню я уже его голос. Много времени прошло. Батюшка умер, когда я был на севере. И видел его в последний раз опять же за пару лет до смерти. И на похоронах не присутствовал. Просто не мог. Находился далеко от дома. Так далеко, что только на поезде пришлось бы ехать четверо суток. И с работы отпрашиваться было бесполезно. Не отпустили бы всё равно.

Почему я вспомнил именно отца Геннадия? Хороший был священник, душевный. Все уважали его. По крайней мере, у нас, в нашем сельсовете, в одном селе и четырёх деревеньках рядом, это точно! Всё же единственный, и настоящий с большой буквы священник в единственной церкви во всём районе! Я помнил его с раннего детства, и казалось, что он был всегда рядом. В соседнем селе, в школе я учился два года. Да и потом до самой смерти своих родителей я чуть ли не каждый месяц старался бывать дома. И когда учился, и работал в городе... И время от времени бывал в церкви и навещал тётку Валентину, двоюродную сестру матери.

Какая умная и добрая женщина она была. Именно была. Не уберегли мы её. Болела она, и сильно. Но вот к врачам тётка почему-то не обращалась. Только вот я, например, озабоченный своими проблемами, не сильно это замечал. Вот и умерла она внезапно для всех. Не стало хранительницы традиций и духа нашей семьи. Именно благодаря ней я знал о своих родственниках в паре других деревень ещё одного сельсовета нашего же района, которые приезжали именно к ней. Виделись с ними время от времени, поддерживали родственные связи, так сказать, которые почему-то сильно усохли. И всё благодаря тётке Валентине. А ещё она была верующей, и притом, истинно верующей в бога, а не притворяющейся, как мы — большинство. С самого раннего детства поверила она в бога и сохранила эту веру до конца своей жизни. Поэтому и не вышла замуж такая красивая и обаятельная женщина, хотя многие мужчины сохли по ней. Жила она в соседней деревне со своей матерью, тёткой Евдокией, и всегда посещала в церковь в большом соседнем селе, домов в пятьсот. Всю свою жизнь. А потом даже приняла монашество. И похоронили её тоже внутри ограды церкви, говорят, так положено. Так и рядом лежат, вместе с батюшкой, отцом Геннадием.

Отец Геннадий, можно сказать, был у нас другом семьи и всегда помогал нам, бывало, материально, и конечно, добрым словом. Да ещё в детстве, говорят, когда я обжёг руки кипятком, его супруга, покойная матушка Екатерина, оказывала мне первую помощь и лечила какое-то время. Только вот я её совсем не помню. Умерла рано, ещё до того, как я стал ходить в школу. Первые мои воспоминания лет с пяти, значит, уже тогда она перестала нас навещать. И в церкви, куда меня водила мать, я потом её тоже никогда не видел. Значит, её уже тогда не было на свете. Жаль!

— Может, этот неразумный не такой уж и плохой, как те поганцы, что я сжёг. Жалко разве что мальчишку! Не повезло ему. Надо же, так попасться неудачно, и прямо в руки поклонникам черноты. Жить бы и жить ему дальше. Эх, проснулся я поздно! Ну, ничего, его душу я сохраню. А души у поганцев развею по всем мирам. Чтобы и следов от них нигде не осталось. Так, проверим неразумного. А что, мысли хорошие, чистые. Надо же, и Дар имеется, и ещё какой, пусть и не разбуженный, и в зачаточном состоянии! Множественный! И сколько же стихий у него? Хватает. Так, может вполне пригодиться. Попробовать, что ли? Можно разбудить и дать Силу. Давненько, ещё с тех времен, когда люди чтили меня, не видел я таких. Да, откуда он взялся? Хорошо, что именно в мой храм попал. Можно помочь! Да, попробовать стоит. Может, в благодарность по своей доброй воле построит хотя бы один храм? Жалко, что Сил нет в достатке. И желания особого нет. Тоже, вот беда, всё время спать хочется. Пора прекратить это. И так уж сколько, долго-долго спал. Жаль, что мысли путаются. Нет возможности хотя бы просчитать, как следует поступить далее. Только и остается терпеть и ждать, и, наверное, всё также очень и очень долго. Хотя, после помощи этому неразумному у меня ведь всё равно останется достаточно Силы. На прежнее существование хватит. Чуть больше, чуть меньше, для меня роли не играет. А этот человек мне вполне может и помочь.

Да, я явно слышу Голос. Только чей он? Наверное, всё-таки батюшкин? Только он мог говорить со мной так благожелательно и поучительно, и главное, как бы про себя, не ругая особо и не хваля, а как бы только желая помочь неразумному ребёнку.

— Ты слышишь меня, неразумный?! Я помогу тебе!

Да, действительно, неразумный. Отец Геннадий старался наставить нас, меня и двух моих братьев, ещё с детства на путь истинный. Нет, не в том смысле, чтобы мы тоже ходили бы всегда в церковь, а в том, чтобы действительно выросли хорошими людьми. Может быть, и про бога вспоминали время от времени. Наверное, его влияние до сих пор ощущается мною. По крайней мере, о нём в моей памяти осталось только хорошее и самое светлое.

— Слышу!

— Слушай и запоминай!

И понеслось! На меня полились такие строгие и удивительные наставления, что я только диву давался:

— Слышишь, неразумный? Слушай и запоминай! Я разбужу твой Дар и волью в тебя свою Силу. Столько, сколько надо. Сразу много Силы влить в тебя бесполезно. Всё равно ведь не удержишь. Развеется. Дам немного знаний, те, что нужно тебе вначале, что помню сам и что можно дать такому неразумному, как ты. Узнаешь о них, когда будет нужно. На первое время тебе, неразумный, этого вполне хватит. Постарайся сохранить их и развить то, что придёт к тебе после этого. А дальше ты будешь учиться уже сам, и развиваться, и копить Силу. Смотри, применяй её очень осторожно. Можешь потратить зря, и в нужный момент остаться без Силы. Сила — это твоя жизнь, а без неё к тебе придёт смерть. Для тебя теперь всё будет только так, и не иначе. Учись сдерживать себя. Не гневайся понапрасну. Будь осмотрительным. И рассчитывай, прежде всего, на себя. А вот со временем, если выживешь, станешь сильным, сильнее многих и многих людей, что встретятся на твоём пути. Будь осторожнее с ними. Цени хороших и остерегайся плохих. Хотя, о чём я говорю? Только ты сам можешь выбрать того, кто для тебя будет хорошим, а кто — плохим. Только не ошибись в выборе своего пути. Цена — не только смерть, но и память. Ты можешь потерять и себя, и запросто. Словно тебя никогда не было. Никогда! Никто не будет помнить про тебя. Никто и никогда! Полное забвение до конца времён. И помни про меня. И береги себя! Слышишь?'

Это что же, наставления мне перед дальней дорогой? Или я, что, уже умер, а потом воскрес, и теперь просто начинаю новую жизнь? Вот, попал, так попал!

Ладно, а этому странному Голосу надо бы и ответить:

— Слышу, отче! Слышу, батюшка! Спасибо! Буду помнить тебя и постараюсь не забыть все твои слова. Клятвы давать не буду, но приложу все силы для этого. Если хоть немного ошибусь, то прошу простить. Постараюсь сразу же всё исправить, если будет такая возможность. Но если уж совершу что-то нехорошее и непоправимое, то пусть все забудут про меня!

— Хорошо, неразумный! Я тебе верю! Постарайся уж не совершать непоправимых ошибок! И помни! Я тебе больше помочь не смогу, разве что иногда дам какой-нибудь совет. Но буду наблюдать за тобой всегда! Помни об этом!

Всё! Голос пропал! Может, это действительно был отец Геннадий? Вряд ли? Может, это всё-таки бред? Я заболел, и теперь разговариваю сам с собою? У меня, что начались галлюцинации? Нет, у меня никогда такого не было, и не может быть! Может, это другие во сне и могут разговаривать сами с собою, и несут всякий бред, а я слышу добрый Голос своего батюшки, которого не слышал уже давно.

Ну и ладно, надо спать! Что-то я ослаб очень сильно даже за то время, что был без сознания! Что же это такое со мною случилось? Наверное, не узнаю никогда в жизни.

Но что это такое!? Вдруг стало так больно! Вся грудь вздыбилась и поплыла, словно вдруг захотела разорваться на куски. Но я же сплю. Ещё хуже и страшнее! Меня окутала и хочет растворить в себе разноцветная пелена. Надо же, вокруг меня горит настоящая радуга. Именно неистово горит, играя и переливаясь разноцветным адским огнём. И всё это я вижу, и прямо во сне! И голова раскалывается. Прямо изнутри. Сил больше нет терпеть такие мучения! Всё, хватит, отключаюсь. Гори всё синим пламенем! Если суждено мне, бедному, выжить, значит, выживу! Если нет, то, как говорится, на всё воля божья! Всё-таки, спаси меня, боже!

И, слава богу, что я не чувствовал и не видел, как меня корёжила какая-то адская сила, и как моё тело извивалось в неистовой судороге и совершало немыслимые кульбиты. Если бы мне в тот момент было суждено почувствовать ту страшную боль, что растворила меня в себе, то, наверное, скорее всего, просто не выдержало бы моё сердце. А ведь оно и так уж было слабое — ослабленное не очень благополучной жизнью, постоянными нервными потрясениями и тяжёлыми нагрузками сердце мужчины среднего, или не среднего, возраста, едва прожившего всего лишь около полусотни лет.

Не знаю, сколько я так пролежал без сознания, но в очередной раз проснулся уже от холода. По всей видимости, было раннее утро, так как солнце висело достаточно низко над горизонтом, но уже слева от меня. Да, именно слева! Тёплые лучи ласкового солнца пытались меня согреть, но все равно пока было немного свежо. Это сколько же времени прошло, раз уже утро? Ночь пролетела, как одно мгновение, а я ничего так и не успел заметить и почувствовать. Да, и, кажется, свет солнышка немного ярче обычного! И ещё почему-то у меня сильно рябило в глазах. Свет пылал, играл, переливался, словно я видел множество разноцветных радуг в окружающем меня пространстве. Одни отчего-то более яркие и чёткие, другие — совсем слабые и расплывчатые. Их вокруг меня было разбросано так много, что мне казалось, что они везде, и что даже как бы можно притронуться к некоторым из них. Как эти радуги четко выделяются на фоне голых и темных валунов! Наверное, у меня с глазами что-то не то? Как же им больно! И как болит у меня голова, совсем как у дятла после непрерывного стука! И, главное, слабость во всем теле. Даже пальцами шевельнуть, и то нет сил. Страшно охота есть. И самое важное, по-звериному, ненасытно так хочется пить. Слава богу, хоть вспомнилось, что рюкзак на мне! Там должна быть полиэтиленовая литровая бутылка с крепким сладким чаем.

Но, прежде всего, надо бы унять разноцветные круги перед глазами? А то совсем как в моей самодельной трубке далёкого детства с зеркалами и разноцветными стеклышками — короче, сплошной калейдоскоп. Даже закрытие век не помогает. Всё равно круги передо мной сплошь разноцветные, считай, все цвета радуги.

Каждый охотник желает знать, где сидит фазан — так запоминали мы когда-то на уроках физики расположение цветов от красного до фиолетового. Так вот, в этих кругах присутствуют все цвета, и их даже больше. И какие мощные жгуты и шарики! Меж ними во множестве рассеяны полоски и нити, тоже разноцветные. Помню, в детстве, когда пытался смотреть на солнце, волей неволей приходилось закрывать глаза. И тогда в определенный момент передо мной словно открывался разноцветный экран, в котором, можно сказать, северное сияние устраивало свои дикие пляски. Хотя это творение природы по-настоящему я увидел только через много-много лет на севере нашей необъятной Родины, будучи там, скажем, при делах. А что делать, выживать и жить-то надо, и семью содержать, и детей растить! Но эти ночные произведения северного неба были отчего-то тусклыми и серыми, и лишь немного фиолетовыми. До настоящего буйства красок, что я наблюдаю сейчас, северному сиянию, ох, как далеко.

Да, надо расслабиться! Ха-ха, я спокоен, я спокоен, мне хорошо, я вижу только солнце. И, на самом деле, помогло! Когда глаза самопроизвольно, можно сказать, даже против моего желания открылись, никаких разноцветных кругов уже не было. Просто на небе плыли в разные стороны, совсем как белые барашки, пышные и курчавые облака. Надо же, а ведь глаза-то у меня, похоже, всё же были закрытыми?

123456

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓