| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Клинки радостно заблистали в свете дня, будто собаки, признавшие своего хозяина. Ветер заставил их тихо... еле слышно зазвенеть... И эта "песня" (по-другому не скажешь) наполнила моё сердце странной эйфорией.
И снова я сижу у вечернего костра в окружении своих боевых друзей. Среди них мой учитель — Гуннар...
-Это Стылый остров, — уверенно сказала Сутулая.
Занятый собственными воспоминаниями, я не сразу услышал её слова. И только после того, как Крепыши выразили вслух своё согласие с выводами Сутулой, мой разум вернулся, так сказать, к действительности.
-Где-где мы? — переспросил я.
-Это Стылый остров, — повторила Сутулая.
-Эка нас занесло.
-Да, — согласно закивали гибберлинги.
Пришло время собрать нам совет. Об этом я и объявил команде, и мы сгрудились в сторонке под черной пикой небольшой отвесной скалы.
-Корабля у нас нет. А если и был бы, то навряд ли мы смогли с ним управиться.
-Верно, — глухо проговорил матрос с "Сипухи".
-Мы живы... это хорошо... Согласны? Не стоит отчаиваться. Пойдём вдоль берега, авось куда-то да придём...
-Куда-то? — хмыкнул Упрямый.
-Здесь должны были высадиться Папаны с целым отрядом наших соплеменников, — вставила своё слово Сутулая. — Они прибыли сюда для... изучения острова... его берегов...
-И куда они высадились? — поинтересовался я.
-На южной оконечности. Насколько мне припоминается — у Морозной горы. Вопрос в другом: где очутились мы?
-Судя по расположению солнца, — вступила в разговор Стояна, — мы где-то на северо-западе.
Друидка выглядела плоховато. Перед этим я всё пытал её о самочувствии, но она лишь отговаривалась и отмахивалась. При этом постоянно избегая глядеть мне в глаза.
-Послушай, — нетерпеливо бросил я. — Не надо со мной так. Мы не чужие друг другу люди. Это ты, надеюсь, понимаешь.
Стояна остановилась и виновато опустила голову.
Меня вновь посетили мысли об её прошлом. Но и опять же, посчитав, что сейчас не то время, чтобы об этом говорить, я отогнал вопросы прочь.
-На северо-западе? — переспросил кто-то из гибберлингов.
Мы все, не сговариваясь, стали оглядываться.
Что не говори, а места тут унылые. Если внизу наблюдалась хоть что-то похожее на растительность — тот же мох, лишайник, то уже саженей через двести по склону — сплошные гольцы, множество каменных россыпей, а ещё выше ледники и снежники. Разбавь всё это студёным ветром, гудящим среди скал — и в целом поймешь, о чём речь.
Густое синее небо над головой было, пожалуй, единственным, что хоть как-то успокаивало взволнованное сознание.
Стылый остров один из древних краёв Новой Земли. На Корабельном Столбе мало что говорили об этом куске Сарнаута. Но если и говорили, то были преисполнены странного благоговейного трепета.
-Вот что, — подал я голос, — сейчас отдохнём немого, перекусим и двинемся в путь.
После этих слов, мой взгляд мимоходом коснулся Крепышей.
-Не знаю, какая выпадет нам дорога — длинная ли, короткая, но идти надо.
-Да это понятно, — понимающе кивали гибберлинги.
Потом мы похоронили мёртвых, в том числе тех филинцев, которых смогли достать. Снесли всех в яму и засыпали камнями.
Всё это время меня не покидали мысли о Яроцком и его людях. Кто такие? Как очутились на "Филине", который, если верить Странникам, пропал без вести? Что эти люди делали у Ургова кряжа?
Одни вопросы. А ответов...
Можно было бы предположить, что Яроцкий возил дикарям табак. Ведь в трюме стоял весьма характерный его запах. Но тогда было не понятно, отчего ратники напали на нас? Может, табак тут и не причём? Неужто есть что-то?
И спросить уже не у кого. Да ещё и Востров погиб... А мог ведь немало поведать. Вот же незадача!
Стоп, Бор! Ты уже совсем... Говоришь о Вострове, как... как... Человек погиб! Твой товарищ, можно сказать.
Я смутился. Проклятая совесть, эта язва, старуха с клюкой, нудящая над самым ухом... И обидное то, что она права.
С трудом подавив в себе нарастающее раздражение, я меж тем обратился к членам отряда с требованием ускориться в сборах.
Все устали, это, безусловно, но каждый понимал, что промедление неприемлемо. И вот мы вышли в путь.
Ветер крепчал. В некоторых местах, что были уж очень открыты, приходилось идти, сгорбившись в три погибели. Местность, кстати, тоже нельзя было назвать удобной для похода. Навалы каменей, крутые подъёмы, не менее крутые спуски, череда провалов и мелких ущелий — всё это весьма затрудняло движение.
Солнце скрылось за скалами. Наступали сизые сумерки северной летней ночи. Воздух значительно похолодел, и мы были вынуждены остановиться на отдых. Я вновь, как когда-то на Урговом кряже, соорудил из зачарованных стрел шалашик, и поджёг его заклинанием.
Скромно поужинав, мы стали устраиваться на ночлег.
-Вернёмся на Корабельный Столб, — шёпотом говорил я, прижавшейся спиной Стояне, — ты отправишься в наш дом в Бёрхвитурейкахусе.
-А ты?
-Будет видно...
-Нет, я не согласна. Почему ты меня отправляешь подальше от себя?
-Почему? Со мной, как видишь, очень опасно находиться... Даже рядом. Постоянно... постоянно... какие-то... какие-то приключения...
В этот момент я хотел сказать про смерть, но сдержался и заменил слова.
-Меня это не пугает.
-За то меня... пугает! Всё, я так решил и больше не хочу слушать никаких возражений! Не забывай, что ты вынашиваешь нашего ребёнка.
Стояна приподнялась на локте и полуобернулась ко мне.
-У нас... в моё время, — начал я, — женщин... беременных женщин отправляли в тихие деревушки. Там они должны были жить до самого рождения чада. И ещё год сверх того.
-Где это " у вас"? На Ингосе?
-Да, — чуть подумав, отвечал я, пытаясь вспомнить свою прошлую жизнь.
И тут мне стало ясно, что Стояна вот-вот готова разреветься. Её милое личико по-детски скривилось, глазки округлились и в них заблестели крупные слезинки, готовые в любую секунду вырваться наружу подобно бурному потоку.
Я тут же смягчился, но это касалось только моего тона.
-Послушай... послушай меня... Не надо слёз!
И вот тут Стояна, конечно же, заплакала, как и полагается девушкам в подобные моменты. Стоит только сказать: "Не плачь", — и они делают наоборот.
-Да что ж ты будешь делать! Думай сейчас не о себе, или мне... Слышишь?
Девчушка кивнула и тут же громко всхлипнула, чем вызвала к нам излишнее внимание Крепышей. Я сделал им знак, что всё в порядке, а сам продолжил шептать Стояне:
-Успокойся... Давай спать.
Девчушка снова всхлипнула и покорно легла на бок, тут же скрутившись калачиком. Я обнял её и прижал к себе.
Подлая память снова выдала на-гора боль воспоминаний. И как бы там ни было, но я был несказанно счастлив, что Стояна жива.
Зубы впились в нижнюю губу, прокусывая её до крови. Я ощутил, как в рот попало несколько солоноватых капель.
По щекам побежали безвольные слезинки...
Она жива! Жива... Спасибо тебе, Сарн! Я даже не знаю, как бы пережил.. даже просто мысль о том... о том...
В горле встал противный комок. Каких усилий мне стоило сдержать рыдания, так и рвавшиеся наружу.
Стояна продолжала тихо всхлипывать, но, вскоре, утомлённая своими переживаниями, она заснула.
Хоть лежать на камнях было неудобно, но моё уставшее от сегодняшних событий тело, да и разум, всё одно требовали отдыха. Незаметно для себя я провалился в глубокий сон, правда, совсем без сновидений. И пробудился только под утро.
Солнце сделало свой почётный круг и выглянуло из-за тёмных скал. Утреннее небо окрасилось багряными красками. Затихший на ночь ветер, стряхнул себя сонную муть, и принялся за вчерашнее.
Все последующие три дня мы шли вдоль берега. За всё время ни пейзаж, ни погода не менялись. Несмотря на все трудности, наш небольшой отряд уже пришёл в себя. События на "Чёрной сипухе" и "Филине" казались уже давними и не так сильно беспокоили нас. Хотя, признаюсь, что гибберлинги весьма болезненно отреагировали на нападение канийцев. Был момент, когда я услышал нелестные высказывания о людях вообще. Они исходили большей частью от Упрямого.
Согласен, что действия людей Яроцкого меня и самого сильно огорчали. Тем более, что до сих пор были неясны мотивы, побудившие их к нападению.
То, что филинцы промышляли контрабандой, итак понятно. Эти их разговоры про Эльджун и порт Такалик, где собирались свободные торговцы — те личности, которым было плевать и на Империю, и на Лигу. Они вели дела с теми, кто больше платил.
Про сию часть аллода ходило немало рассказов, как, в прочем, и про жителей там обитавших. Всему, конечно, верить не стоило, но тот факт, что есть такие места, в которых никто не спрашивает о происхождении груза, где не интересуются прошлым прибывших в порт "искателей счастья" — наводило на недобрые размышления.
В Лиге ходило немало баек о богатейших рынках Эльджуна, о прилавках свободных торговцев, которые ломились от обилия драгоценностей, табака, всевозможного оружия и прочего товара. Сюда стекались почти все контрабандисты Сарнаута, спешившие облегчить трюмы своих кораблей, жаждущих невероятных развлечений в многочисленных кабачках, притонах, и тавернах.
Вот уж верно говорят в Кании: "Зло живёт красиво и роскошно".
Я ничего не помнил из тех событий, которые произошли со Сверром, пока он был в Такалике вместе с Северскими.
Что там делал? Чем занимался? Как жил? Как попал? — все эти вопросы до сих пор оставались тайной за тремя печатями.
Но одно я точно понимал, что весь заговор, который поставил Лигу на грань раскола, начался там. И мне выпала роль быть одной из важных... ключевых фигур той "игры". Вот только обвалившийся на голову потолок (такой, казалось, пустячок) сорвал немало неприятельских планов.
А почему "неприятельских"? Неужто я действовал по принуждению?
Эх, и сколько ещё тайн хранится в моей башке! И кто поможет мне их разгадать?
О, Сарн... Арг... кто-нибудь! Помогите мне разобраться во всём! Неужто, это так сложно? А?
Молчите... нечего сказать...
Да ты, Бор, и сам хорош! Вот не убей на "Филине" Яроцкого, да заставь его рассказать, что он знает, тогда, может, стал бы на пару шагов ближе к ответам...
А, может, и нет. Почему, по-твоему, Яроцкий должен был что-то знать про тебя лично, Бор? Он — обычный контрабандист... правда, из благородных...
Все эти мысли крутились в моём мозгу, как назойливые мухи. И каждый день я снова и снова к ним возвращался.
Такалик... Такалик... Такалик...
И Лиге, и Империи сей порт был очень необходим. Это место, где они могли хоть как-то взаимодействовать друг с другом. Ведь не только же им воевать! Надо и торговать... обмениваться знаниями... засылать шпионов... да много ещё чего! И всё это осуществимо, коли есть такое место, как Такалик.
Когда-нибудь мне придётся туда отправиться. И до этого времени желательно хоть что-то прознать про своё прошлое... Весьма желательно!
-Лагерь! — раздался громкий крик.
Я остановился и проследил направление: впереди, на небольшой площадке среди серых скал, виднелись несколько шатров. У одного из костров сидели невысокие фигурки, явно похожие на гибберлингов.
Кажется, нас заметили. В лагере оживились, и вскоре нам на встречу вышла небольшая делегация.
-Те, что идут первыми, — негромко сообщила мне Сутулая, — и есть Папаны. Старшего зовут Эйвинд.
Минут через пять мы подошли друг к другу. Гибберлинги из чужой группы с интересом смотрели на нас. Судя по всему, они признали Сутулую и Упрямого, потому на их мордочках появилось некоторое облегчение.
-Гойта квольдит! (Добрый день!) — подал я голос.
Старший из Папанов — одноглазый плотный гибберлинг с разорванным надвое ухом, кивнул в знак приветствия, и хриплым почти простуженным голосом произнёс:
-Блессадур ог сатль, херра Бёрр Легмадзур! Хвазан пфу кхер? (Приветствую вас, господин Бор Законник! Откуда вы тут взялись?)
Я улыбнулся: узнали-таки меня.
-Пфас лангур фрасегн. (Это долгая история.) Может, пригласите к себе в гости? Там и обсудим.
Эйвинд снова кивнул и пригласил нас следовать за ними.
5
Приятно сидеть у костра с набитым урчащим, будто домашний кот, животом... да ещё в доброй компании весёлых гибберлингов... В правой руке крепко зажата кружка с душистым пивом из Гравстейна. Того самого с еловым привкусом... в голове лёгкий хмель... под боком, укутавшись в шкуру, пригрелась Стояна, которая немигающим взглядом уставилась на огонь...
Это умиротворение. Редкое в наше время чувство...
Напротив сидел Эйвинд, старший из Папанов. Уже не молодой, но и не то, чтобы старый, этот гибберлинг с седоватой шерстью, излучал необычайное радушие. Даже внешний вид этакого старого вояки, потрёпанного жизненными перипетиями, не смог скрыть всего великодушия, хранившегося в нём.
-Такое ощущение, — говорил он, потягивая из своей кружки, — что я говорю с гибберлингом, а не с человеком. У вас, господин Бор, напрочь отсутствует акцент... речь чистая... правильная... Откуда такие познания?
Я улыбнулся и бросил взгляд на Орма. Тот тоже улыбнулся в ответ, чуть при этом смущаясь.
-Учителя... хорошие...
Эйвинд приподнял кружку в своеобразном приветствии, а потом сделал мощный глоток.
Молчание затянулось. Все кругом уже готовились ко сну. А стража заступила на свои посты.
Не смотря на кажущуюся стороннему наблюдателю "мирность", мы с Папанами говорили не о совсем приятных вещах.
-Ваш рассказ о "Филине" меня сильно расстроил, — продолжил прерванный разговор Эйвинд. — До меня не раз доходили слухи о контрабандистах, шныряющих в наших проливах. Честно скажу, что я в это не верил... Не хотел! Ведь с кем тут торговать? Что добывать? Голые камни? Лёд? А вот сейчас... Жаль всех ваших соратников... и команду "Сипухи"...
Эйвинд понурил голову. Я не стал рассказывать ему обо всех наших приключениях. Не упомянул и о рубине. Но это не из-за недоверия.
-Так суда не называют, — угрюмо заметил брат Эйвинда. — Я говорил Странникам, а они... Эх-эх-эх!
На мой немой вопрос о названии когга, ответила сестра Папанов:
-Черная сипуха всегда указывает на... на.., — она недовольно скривилась, будто была не в силах произнести то "заветное слово". — Отгадайте загадку, господин Бор: "Сидит сипуха на суку. Не накормить её ни пиром, и не миром, ни младостью, ни старостью".
Я устало потёр виски. Загадки разгадывать не хотелось. Мозг после еды чуть отупел и плохо соображал.
-Смерть, что ли? — грустно усмехнулась Стояна.
Она подняла голову и, сощурившись, недовольно поглядела на Папанов. Снова у моей друидки нет настроения. Ох уж эти беременные...
-Она самая, — согласно кивнула сестриц. — К кому чёрная сипуха прилетает — тот скоро умрёт.
Опять суеверия. Гибберлинги везде видят недобрые знаки. Это одна из тех черт сего народа, которую я никак не могу принять.
-Подлость в нашем мире стала столь обыденной, — заговорил Эйвинд, печально тряся бородой, — что теперь воспринимается, как нечто самое заурядное.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
