Отель "Волчье Солнышко". Будьте нашим гостем!

И фанфары. Фанфары, главное, не забыть.

И фейерверки.

После этого меня благополучно сдадут в дурдом и можно будет не бояться того, что я застряну в этом проклятом "Волчьем солнышке".

Архивариус вздрогнул, черные бусинки глаз расширились:

-Ой... А я вас другим представлял.

-Каким? — кисло поинтересовался я. Особо меня это не интересовало, но ради поддержания разговора спросить стоило.

А еще мне безумно хотелось курить. Два месяца без табака, а потом несколько сигарилл — и организм вновь радостно требовал никотина.

-Нуууу... — протянул пасюк, окидывая меня долгим взором: — метра четыре ростом, с клыками, рогами, перепончатыми крыльями... и с когтями еще... И хвостом... длинным... ядовитым... как у скорпиона... вот... — с каждым словом его голос становился все тише, а закончил он вообще шепотом.

Я отполировал ногти о пиджак и задумчиво покосился на руку. А что, хорошая идея... Когти. Клыки. Рога. Крылья. Хвост, опять же.

Хотя нет. Рост четыре метра — это явный перебор. Я же лбом все люстры посбиваю.

Насчет три девяносто девять — еще надо подумать. Хотя с другой стороны — рогами тогда всю побелку на потолке сдеру.

Нет, не вариант.

-Извини, что разочаровал, — фыркнул я.

Архивариус шмыгнул и почесал розовой лапкой нос:

-А что ты... Вы... Что Вы хотели?

Я покосился на наваленные кучами папки с документами:

-Вчера в отеле был постоялец по фамилии Клыков. Сегодня по базе его почему-то нет. Мне нужны архивные данные.

Пасюк на миг задумался и вздохнул:

-Искать надо очень долго. Тут же документы почти за тысячу лет.

-Так весь архив ведь перерывать не надо!

-Ага, как же! — презрительно дернул кончиком носа архивный крыс.

Спрыгнув со стола, он, чуть косолапя, направился к полке, расшвыривая лапками лежавшие на полу папки: те вяло шевелили листьями и делали вид, что пытаются расползтись в стороны.

Добравшись до стены, пасюк сдернул ближайший скоросшиватель и, не оборачиваясь, швырнул его за спину. Тот лишь каким-то чудом не врезался мне в лицо.

Ладно. Не чудом. Телекинез очень удобная вещь. И когда на кону стоит в кровь рассеченный острым металлическим углом лоб, очень быстро вспоминаешь, что нужно сделать для того, чтоб предмет завис в воздухе.

Будем считать, что это не относится к запрещенной для меня магии.

Тем более, что свидетелей, кроме архивариуса нет, а опасное мигание экрана наручных часов я мог просто не заметить.

А если еще вычеркнуть жгучее желание отправить эту самую папку обратно, с размаху, да по голове пасюку — так я вообще пай-мальчиком буду.

Подхватив зависший в воздухе скоросшиватель, я наугад распахнул его на середине и перелистнул несколько страниц. Сказать, что документы были перемешаны, значит не сказать ничего. Пожелтевшие пергаменты и машинописные белые листы, готовые рассыпаться в прах от прикосновения папирусы и китайская хлопковая бумага... Хронология, судя по всему, тоже особо не соблюдалась. Следом за компьютерной распечаткой — счетом, выставленным за обед для семидесяти пяти марсианских треножников, шло выписанное изящной вязью обязательство оплатить проживание в "Волчьем солнышке" лисицы — оборотня, подписанное личной печатью Хуанди и датированное примерно третьим тысячелетием до нашей эры, а подписанный в тысяча девятьсот шестнадцатом году договор купли-продажи семидесяти пираний для бассейна отеля соседствовал с читательским билетом на имя Таргутай -Кирилтуха. Причем десять книг у него были до сих пор не сданы.

-А по порядку складывать — религия не позволяет? — мрачно поинтересовался я, поднимая взгляд от папки.

-Пробовали, — кисло откликнулся крыс, обиженно дернув усиками. — Книжные черви каждую ночь перетаскивают... Так что по гостю смогу в лучшем случае, через пару недель сдать.

Я скрипнул зубами. Прекрасно!

Даже под серой шерстью было видно, что крыс ощутимо побледнел. Отступив на шаг, архивариус уперся спиной в стеллаж и жалобно проблеял:

-Вы можете сами поискать. По постояльцам документы — пятый поворот налево, потом два направо, потом один налево, прямо, прямо, прямо и налево, прямо, прямо, в маленький тупичок налево. Там увидите зеленый стеллаж, на нем вынете четвертую книгу в пятом ряду снизу, спуститесь по лестнице вниз, по коридору прямо, потом по спиральной лестнице вниз, по коридору прямо, потом на лифте на четвертый этаж, по коридору налево и как раз увидите стойку с нужными подшивками.

Выберусь из этого проклятого отеля — подпалю его со всех четырех сторон.

Чем дальше я шел по архиву, тем сильнее изменялись шкафы для документов. Сперва вместо узких металлических стеллажей, появились ровные деревянные полки. Затем они сменились потемневшими от времени этажерками, но и те вскоре пропали, превратившись в старинные застекленные шкафы, украшенные резьбой.

В очередной раз свернув за угол, я увидел притаившуюся в тени шкафа высокую, мне по бедро, фарфоровую куклу, обряженную в светлое кружевное платьице. Золотистые волосы были стянуты в два хвостика, а пухлые губки щедро выкрашены алым. Общее впечатление портило лишь то, что все лицо игрушки покрывала морщинка трещин, между которых виднелись выступившие капли клея — словно куклу разбили, а затем неловко собрали.

В какой-то миг мне послышалась странная мелодия — легкая, едва уловимая, будто музыкальная шкатулка играла, или колокольчики звенели. Не придав этому значения, я ускорил шаг.

Вновь свернул за угол, пытаясь вспомнить, куда мне идти дальше — и нахмурился, увидев за поворотом точную копию давешней куклы. Платье у нее было чем-то перепачкано, но в мерцающем свете горящих под потолком ламп дневного света толком ничего нельзя было рассмотреть.

Музыка зазвучала чуть громче.

За следующим поворотом обнаружилась еще одна кукла. Правда, в отличие от предыдущих, она сжимала в крохотных ручках огромный тесак, покрытый бурыми пятнами.

Я вздохнул, подошел к кукле, чуть склонился, с трудом отобрав нож из крепкой фарфоровой хватки, и мрачно поинтересовался:

-Почему клинок ржавый?

Игрушка медленно, насколько позволяла мягкая шея, подняла голову. Ленточки в волосах истлели, казалось, тронь — и рассыпятся, и звонким детским голоском отчеканила:

-Это не ржавчина! Это кровь!

Я только вздохнул.

И они мне еще будут лапшу на уши вешать. Понамажут клинок кетчупом, а сами туда же. Кровь! Можно подумать, я одно от другого не отличу.

-Ты когда его в последний раз точила? — кисло поинтересовался я, проведя пальцем по зазубренному лезвию.

Игрушка хлюпнула носом и, смущенно ковырнув пол изящной ножкой в кожаной туфельке, промямлила:

-Так... это самое... — кружевной носочек под черным ремешком давно посерел, — давно денег не выделяли... В бухгалтерию как не придешь, так все завтраками кормят... А там лестница высокая. А я три раза уже падала... Вон, в последний раз даже руку до конца не собрала, — у нее действительно не было мизинца. — Вот и смысл туда ходить?.. Прибавки к зарплате опять же не дождешься... Там крыса такая сидит!..

Это уж точно... Архивариус, по сравнению с нашей бухгалтерией — райская птичка.

У меня даже раздражение как-то начало спадать.

-На кухню бы зашла, там новый нож попросила.

Игрушка вновь хлюпнула фарфоровым носом:

-Пробовала. Не дают, — и подняла на меня голубые глаза, в которых плескались самые настоящие слезы: — Думаете, легко в наше время быть куклой, в которую вселился дух серийной убийцы?

Я только хмыкнул. Интересно, что она бы на моей должности сказала.

А та, похоже, нашла благодарные уши:

-А еще у меня механизм заржавел, я уже третий год не могу нормально "мама" сказать, когда на спину ложусь... Обращалась в ремонт, а там сказали, мастеров по таким пищалкам уже двести лет нету, обращайтесь к производителю... Пробовала заказать у изготовителя, через интернет, заявили, что это очень дорого, потребовали прислать копию паспорта, чтоб подтвердить, что заявка настоящая... А у меня вместо паспорта — только сертификат об изготовлении, да и тот мыши погрызли...

Чувствую, это еще надолго.

Я почувствовал, как ядовитая лава раздражения, спрятанная под ледяной коркой самоконтроля, вновь начинает рваться наружу. Как же меня бесит этот отель, эта проклятая неорганизованность, эта безалаберность обслуживающего персонала...

Мысли пронеслись в голове табуном лошадей, и я замер, чуть не выронив нож на голову кукле. То есть, получается, за эти два месяца я уже начал привыкать к "Волчьему солнышку", и меня злит не сам факт того, что я торчу в этой проклятой гостинице, а то, что здесь все рушится?

Да нет, бред какой-то.

Мотнув головою, я мрачно уставился на куклу:

-Звать тебя как?

Та вновь смущенно ковырнула пол ножкой:

-Чайка.

-Почему "Чайка"? — нахмурился я.

Игрушка пожала мягкими плечиками:

-А почему нет?

Действительно. Почему нет? В этом проклятом отеле все может быть.

Но я, кажется, отвлекся. Сейчас мне надо в маленький тупик налево. Или направо? Черт, за болтовней из головы все повылетало. Так и имя свое можно забыть.

-Тут где-то поблизости был зеленый стеллаж. И скрытая за ним винтовая лестница. Видела?

Если бы Чайка умела хмуриться, она бы сейчас наморщила лобик:

-Стеллаж с лестницей видела. Только он красный. А лестница ведет по кругу, но она углами, квадратная.

Прекрасно. То ли пасюк не туда меня послал, то ли я успел заблудиться.

И, учитывая, как архивариус был рад меня видеть, я склоняюсь к первому варианту. И почему-то мне кажется, что сделал он это специально.

Вот только зачем?

-Веди, покажешь, где эта чертова лестница.

Кукла молча протянула руку, фарфоровой ладошкой вверх. Чуть пошевелила пальцами — суставы двигались с легким перезвоном, видно, именно эту мелодию я и слышал. Вздохнув, я вернул ей нож. Окинув меня оценивающим взглядом, игрушка взвесила клинок на ладони и, ухмыльнувшись, намекающе провела обухом ножа по своему горлу.

Я только бровь заломил. В тот же миг сорвавшаяся с полки папка упала Чайке на голову, прицельно попав углом, закрытым металлической накладкой, по макушке кукле. Та свела голубые глаза к переносице и рухнула на пол.

Еще закурить, что ли?

Кукла вновь зашевелилась минут через двадцать — я уже успел поднять и пролистать упавшую папку. Ничего интересного, там, правда, не нашел — так, подшивка приказов по личному составу за шестидесятые годы сорок второго века до нашей эры. Несси, Алмасты и медведь Нанди уволены без выходного пособия.

Правда, в конце затесалась бумажка тысяча восемьсот девяносто третьего года — распоряжение о добавлении, перед опечатыванием пробкой, в каждую бутылку газированных напитков, созданных на основе орешков колы, по четыре сушеные ножки таракана. Обязанность была возложена на сотрудника службы внутренней охраны, имя которого было замазано черным маркером.

Особенно меня порадовала приписка химическим карандашом: "Действительно на всей территории Солнечной системы на срок до окончания расширения Вселенной".

Странно, конечно, "Волчье солнышко", вроде бы, к производству газировок никакого отношения не имеет. Хотя, тут все так перепутано... Опять же, совершенно не ясно, чья служба охраны должна этим заниматься — верхняя часть распоряжения, где в шапке указывается название организации была оторвана, а синяя печать давно выцвела и побурела.

Наконец, Чайка села и, с трудом сфокусировав на мне голубые глазки, хрипло поинтересовалась:

-Чем это ты меня?

Я взвесил папку на ладони и ласково улыбнулся:

-Повторить?

Кукла зло шмыгнула фарфоровым носом:

-Я тебе повторю!

Я вновь заломил бровь, и полка, у которой сидела игрушка, угрожающе накренилась, зашуршав сваленной на ней макулатурой.

-Э! Э! Э! — взвизгнула кукла, шарахнувшись в сторону, а мои наручные часы противно запищали и циферблат полыхнул алым.

Как же мне надоели эти последние китайские предупреждения...

Впрочем, заметил их только я. Чайка замерла, настороженно хлопая глазами и нервно косясь на опасно накренившийся шкаф.

Вздохнув, я примерился взглядом и засунул скоросшиватель, который до этого листал, в щель между полкой, находившейся чуть ниже уровня моих глаз и стоявшими вертикально папками — за одно выравнивая покосившийся стеллаж.

Точнее, попытался засунуть: отверстие, вроде бы, было достаточного размера, да и глубина полки позволяла засунуть папку, но создавалось впечатление, что внутри что-то мешало. Хмыкнув, я убрал скоросшиватель под мышку и осторожно засунул руку в щель. Пальцы коснулись какого-то округлого предмета — гладкого, прохладно-металлического, и словно тонкими полосками скотча к нижней поверхности полки приклеенного. Подцепив непонятную вещь пальцами, я аккуртно вытащил ее наружу...

Ну, правильно. Часы. Карманные часы — луковица. Обмотанные тем самым скотчем, который удерживал его внутри шкафа.

Содрав клейкую ленту, я скомкал ее, отбросил в сторону и нажал кнопку на корпусе. Крышка отскочила с легким, едва слышным щелчком.

Странно. И почему их тут спрятали? Самые обычные часы...

-Что? Что там?! — нетерпеливо запрыгала кукла, пытаясь разглядеть, что я держу в руке.

-Часы, — фыркнул я, выпустив их из ладони, и удерживая за цепочку — луковица закачалась перед самым носом игрушки.

-А почему там шестнадцать меток? — нахмурилась Чайка, протягивая ладошку и пытаясь поймать позолоченный корпус.

Я смотал цепочку и, нахмурившись, уставился на циферблат. Точно, поделен на шестнадцать частей. То есть, они должны отмерять не двадцать четыре, а тридцать два часа?

Бред какой-то.

Опять же. Зачем их здесь спрятали? Что в них такого? Может, на обратной стороне что-то есть?

Я перевернул корпус, пригляделся: кажется, по ободу крышки, у самого стыка с корпусом шли тонкие царапины — словно кто-то иглой пытался открыть. Получается — самое важное не снаружи, а внутри, в механизме...

Черт, почему у меня такие короткие ногти? И не подцепишь же ничем...

Я покосился на куклу... Не, бесполезно, у нее пальцы хоть и тоньше, чем у меня, но они фарфоровые, а ногтей и вовсе нет. Она ж не ведьма...

Стоп.

Ведьмы. Уж их то в отеле более чем достаточно.

Надо только из архива выбраться.

Спрятав часы в карман пиджака, я повернулся к кукле:

-Ну, где там твоя лестница?

Кукла смерила меня долгим взглядом, явно собираясь что-то сказать, но в последний момент передумала и, отвернувшись, поковыляла прочь, чуть отведя руку с ржавым клинком в сторону. Острие ножа противно скрежетало по каменным плитам.

Поворотов было явно больше, чем сказала архивная крыса. И почему-то чем дальше мы шли, тем холоднее становилось, и я все чаще чувствовал какой-то странный, пробирающий до самых костей ветер. Иногда он стихал на несколько ударов сердца, а затем вновь начинал дуть.

-Долго еще? — мне все меньше нравилось происходящее.

Какая, в самом деле, мне разница, что там случилось с этим Клыковым?! Да пусть его даже "Волчье солнышко" в пищевую вакуоль засосало! Мне-то что до этого?