Турнир

Увы, ее настоящую цену определяли не ум и не Дар, а социальный статус и внешность. Она была сиротой, выросшей в чужом доме из жалости. У нее не было приданного, и она была слишком высокой для девушки и в добавок не блистала особой красотой. Во всяком случае, по мнению окружающих ее людей, Габи недоставало женственности и миловидности, под которыми понимались размер груди, ширина бедер и мелкость черт. Это не значит, что ее никто не хотел. Хотели, разумеется. Отчего не хотеть? Но вот жениться на ней никто бы не стал. Кроме разве что вдовцов с большим выводком прижитых с другой женщиной детей или стариков, для которых она при любом раскладе являлась "лакомым кусочком". Эти уже начинали к ней всерьез присматриваться, пускали слюни и делали недвусмысленные намеки. Но, если так, — если или замуж за немолодого вдовца, или судьба наложницы при "добром" хозяине, — то уж лучше Тристан Мишильер с его более, чем странным, но сулившим хоть какие-то перспективы предложением.

Интуиция подсказывала, что колдун ей не то, чтобы уж вовсе беззастенчиво врет, но наверняка многого недоговаривает. Однако он предлагал шанс попытаться переиграть судьбу, а это дорого стоило. В конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанского! Это была одна из тех житейских мудростей, бытовавших в Пойме, которую очень любили повторять знакомые Габи мужчины, но которую ни один из них даже не пробовал претворить в жизнь. Они — все как один — были трусоваты, когда дело касалось настоящего выбора, и робели перед "непостижимыми" сложностями жизни, а она — нет. Поэтому Габи действительно решилась принять предложение тана Мишильера, и оттого пришла к месту встречи у кондитерской на углу ровно в десять, минута в минуту.

Колдун ее уже ждал. Сидел в роскошном автомобиле с откидным кожаным верхом и курил сигару.

— Умеете определять время без часов? — спросил он, поздоровавшись с Габи, как равный с равной.

— Да, — коротко ответила она, ожидая обещанного продолжения.

— Это все ваши вещи? — кивнул он на маленькую корзинку с крышкой, которую Габи держала на сгибе локтя.

— Вы сказали, ничего из одежды брать не надо ...

— Верно, — кивнул он. — Что вы сказали родным?

Ей нравилось, что он говорит, уважительно обращаясь к ней на "вы". Вообще, к добру или ко злу, но колдун ей нравился. Он был идеальным мужчиной, если можно так выразиться. Высокий, а не замухрышка какой-нибудь, как большинство ее одноклассников и соседей. Брюнет с темно-карими глазами и правильными чертами лица. Отлично сложен, хорошо одет и невероятно обходителен.

— Они мне не родня, мой господин! — сказала она несколько излишне резко.

— Не господин! — остановил он Габи, никак не отреагировав на ее тон. — Во всяком случае, пока я вам, Габи, не господин. Вот принесете мне вассальную присягу, тогда...

"А я доживу до этой присяги?"

— Тогда, как мне к вам обращаться? — спросила она вслух.

— Так же, как я к вам, по имени.

— Тристан?

— Лучше просто Трис.

— Хорошо, Трис. Как я вам уже сказала, они мне не семья. Я маленькая была, когда осталась сиротой. Вот они меня и взяли из жалости. А сказала я им правду, что нашла хорошую работу у главы клана Мишильер. Это ведь так?

Вообще-то колдунов в Пойме не любили. Боялись их. Завидовали. И, вероятно, поэтому искренно ненавидели. Но вслух об этом, разумеется, никогда не говорили. У колдунов власть и деньги, и связываться с ними — себе дороже. Так что, когда Габи сказала, к кому именно поступила на службу, реакция домашних была вполне предсказуема. Они ей тут же люто раззавидовались, воображая, "какой огромный куш она отхватила". Но одновременно они преисполнились к ней "праведным" презрением, словно она сообщила, что продалась в публичный дом. Теперь она стала для них обыкновенной шлюхой, хотя еще накануне, как минимум двое из них, — глава семьи Бернар и его старший сын Горц, — беззастенчиво лезли к ней под юбку, намекая на скорое продолжение, которое непременно последует "к взаимному удовольствию" сторон. К слову, именно поэтому она так спокойно восприняла предложение Триса принести в жертву Источнику собственную девственность. Рано или поздно, ее бы все равно отымели или Бернар, или Горц, так чего ей дрожать над "святая святых любой порядочной женщины"? Порядочной ей уже не быть, но, может быть, удастся стать независимой?

— Ну, что ж, — подвел итог ее наниматель, — первый шаг сделан. Давайте теперь, Габи, сделаем второй.

И они сделали этот шаг. Вернее, его сделал за нее Трис. Он отвез Габи в новый городской центр, в котором она никогда прежде не была, и привел в один из тех огромных сверкающих хрусталем и начищенной бронзой универсальных магазинов, о которых она лишь читала в оставленной Бернаром на кухонном столе газете. Таких магазинов в столице было два, но Трис привез ее в тот из них, который был старше и считался более респектабельным. Во всяком случае, именно так его описывал автор памятной статьи. Сама же Габи, увидев все это великолепие — мозаичные полы, высокие украшенные лепниной потолки, хрустальные люстры и витрины, прилавки из красного дерева и огромное множество великолепных и наверняка запредельно дорогих товаров, — буквально потеряла дар речи.

— Мадам, — между тем обратился Трис к величественной даме, оказавшейся на поверку всего лишь помощницей управляющего, — эту девушку, — указал он на застывшую соляным столбом Габи, — надо одеть с ног до головы. Белье, платье, обувь, легкий плащ... Словом, я хотел бы, чтобы, выходя отсюда, она выглядела совершенно иначе. Для справки. Я глава клана, а это моя дальняя родственница из провинции. Она росла в нужде и до последнего времени даже не знала, что она дворянка. Это досадное недоразумение надо срочно исправлять. Поэтому давайте для начала подберем ей два комплекта всего, что я перечислил, а также все, что ей может понадобиться в моем замке. Я имею в виду ночную рубашку, домашние туфли и шлафрок, и, естественно, полный набор туалетных принадлежностей. Мне нужно перечислять?

— Разумеется, нет! — улыбнулась дама.

— Пойдемте, душенька, — подхватила она Габи под локоток, — подберем вам для начала красивое белье...

"Она думает, что я его любовница, — подумала Габи мимоходом, увлекаемая помощницей приказчика в сверкающие глубины торгового зала. — А мои домочадцы говорят, что я шлюха. Но какое мне дело до их грязных мыслей?"

У Габи редко случались обновки. Практически все, что она носила, было перешито из обносков хозяйки дома и ее старшей дочери. Вещи получше переходили к младшей дочери, а для Габи годилось все, что оставалось после этого неравноправного дележа. Поэтому у нее никогда не было ботиночек по размеру, а ее белье выглядело так, что лучше никому его не показывать, даже если послать к демонам девичью стыдливость. Впрочем, так было, но, возможно, так больше не будет. Зато возникла другая проблема: какой стиль — консервативный или прогрессивный, — желает она выбрать?

Честно говоря, у нее, как и у большинства женщин "из народа", с одеждой все обстояло достаточно просто. Панталоны, заканчивающиеся чуть выше колена, пояс для чулок, плотная нижняя кофточка, заменявшая им корсет, сорочка и все, собственно. Еще, разумеется, чулки и платье, но у богатых свои причуды. Консервативно настроенные дамы — вне зависимости от возраста — напяливали на себя целый ворох одежды: довольно-таки длинные панталоны и корсет на китовом усе, дневная сорочка и корсетный лиф, не говоря уже о двух-трех нижних юбках, подвязках для чулок и самих чулках. Все, разумеется, отменного качества и из лучших тканей — чего стоили только батистовые панталоны с кружевами, — но всего этого, по мнению Габи, было слишком уж много. Да и выглядело это для середины двадцатого века как-то уж чересчур старомодно. Однако решиться на альтернативный стиль оказалось тоже непросто.

— Некоторые молодые дворянки, — подсказала сопровождающая ее дама, — и в особенности одаренные, предпочитают так называемый "новый стиль". Честно сказать, довольно смело, но зато не стесняет движений, что для магессы может быть более чем желательно.

Габи посмотрела на подобранный для нее для пробы "сдержанный" комплект одежды и крепко задумалась. Альтернатива классическому стилю была представлена шелковыми панталончиками, едва ли достающими до середины бедер, тонким и узким поясом для чулок, неким сокращенным до минимума вариантом полужесткого корсета, — помощница управляющего назвала его бюстгальтером, — тонкой шелковой же сорочкой до середины бедер и платьем с коротким — чуть ниже колен — подолом. Правда, платье оказалось привычного покроя, то есть, глухое, без выреза декольте.

Другой вариант оказался даже смелее первого, поскольку вообще не предусматривал дневной сорочки, пояса для чулок и самих чулок. Вместо них предлагались сорочка, похожая кроем на мужскую рубашку, широкие несколько отличающиеся от мужских брюки, короткая кофта на выпуск, гетры и удлиненный кардиган.

О том, что некоторые аристократки — в народе их называли попросту шлюхами, — носят брюки и короткие едва достающие колен платья, Габи знала все из тех же газет. Даже видела фотографические изображения. Но надеть такое самой? Ей было страшно и стыдно, но при этом какая-то часть ее души мечтала именно о таком наряде. Ведь одевшись таким образом, в такую одежду, Габи объявляла Городу и Миру, что она выбрала риск, как руководство к действию, и готова идти по этому пути до конца.

"Кто его знает, может быть я не переживу этот ритуал, — вдруг подумала она, — и что? Никогда даже не попробую одеть такие роскошные вещи?"

Она не знала, откуда взялось подозрение, что ритуал может быть опасен для жизни, но сейчас Габи была уверена, что не все с этим колдовством так просто, как рассказывает ей Трис. И жертва жертве рознь, а посему:

"Пусть случится невероятное!" — сказала она себе и выбрала "прогрессивный" стиль, но все-таки с платьем вместо брюк. Брюки показались ей слишком уж смелой альтернативой консервативной этике и эстетике.

Этот день оказался квинтэссенцией всего, о чем до сегодняшнего дня Габи не могла даже мечтать, поскольку невозможно грезить о том, о существовании чего даже не подозреваешь. Одетая так, как одеваются только молодые магессы из высшего общества, она посетила настоящую контору нотариуса, — у того на резном дубовом столе стоял великолепный письменный прибор из малахита и старой бронзы, — а затем величественное здание Кредитного банка, где вышколенные клерки в черных костюмах-тройках и белоснежных рубашках с атласными галстуками едва ли не стелились перед ней и Трисом. И это, не говоря уже об огромной сумме в золотых империалах, счастливой обладательницей которых — на собственном банковском счету, — она оказалась сразу вдруг.

Потом они отобедали в одном из лучших ресторанов города, во всяком случае, так ей сказал Трис, а сама Габи поверить не могла, что сидит за столом в зале, больше похожем на дворец или храм. Стол был накрыт белоснежной накрахмаленной скатертью, приборы были сплошь из серебра, а блюда и напитки им подавали в фарфоре изумительной красоты и прозрачном, как родниковая вода, хрустале. Что уж говорить о невиданных и никогда не пробованных ею яствах! А ели они черепаховый суп, телятину под шафрановым соусом, осетровую икру и гусиное фуа-гра, пили шампанское, — Габи вообще в первый раз в жизни попробовала что-то крепче светлого пива, — а на десерт им подали глазированные птифуры с шоколадным кремом и заморские фрукты, названий которых Габи просто не знала.

Трис ее не торопил, так что они порядком засиделись в ресторане, но в шестом часу вечера он все-таки привез ее, как и обещал, в свой городской дом. К ее удивлению это оказалось настоящее палаццо, построенное еще в ту эпоху, когда городской дом феодала являлся прежде всего его крепостью. Таково было на деле и палаццо Коро. Облицованные темно-красным, потемневшим от времени гранитом глухие фасады с хаотично расположенными на стенах крошечными окошками, появлявшимися, впрочем, только на уровне второго и третьего этажей. Цокольный этаж окон не имел вовсе и заканчивался на высоте в полтора-два метра над уровнем тротуара, затем шли пять или шесть метров глухой каменной стены первого этажа. Соответственно, окна были прорезаны лишь на верхних этажах: втором, который, на глаз, был где-то четыре метра высотой, и третьем — еще, как минимум, три метра вверх. Крышу снизу было не рассмотреть, но, если исходить из времени постройки дворца, это должна была быть крутая вальмовая крыша.

Трис подъехал к палаццо со стороны Готской улицы, притормозил и подал сигнал клаксоном. По-видимому, их ждали, потому что не успел Трис просигналить, как открылись тяжелые окованные черной сталью ворота, и автомобиль въехал внутрь, в похожий на тоннель проезд, запертый с противоположной стороны еще одними, на этот раз ажурными, чугунного литья воротами, за которыми виднелся просторный внутренний двор-патио с деревьями, мраморными скульптурами и фонтаном.

— Добро пожаловать в палаццо Коро, — улыбнулся Трис, заглушив двигатель автомобиля.

— У вас здесь красиво, — вполне искренно ответила Габи, хотя и не знала, что еще добавить к этой скромной характеристике. Но, по ее мнению, все так на самом деле и обстояло, даже если красота эта была неочевидна, напоминая о прошедших в этих стенах и за их пределами долгих веках. Однако древность интерьеров не отталкивала Габи, а, напротив, привлекла. Она просто не находила слов, чтобы это правильно выразить.

Покинув автомобиль, они прошли под резной мраморной аркой в боковой стене, поднялись на два марша по выщербленным ступеням древней лестницы, миновали узкую оббитую железом дверь и, преодолев еще один марш лестницы, оказались на широком балконе-лоджии, опоясывавшем четырехугольный внутренний двор. Сюда и выходили окна помещений второго этажа. Выше шел балкон третьего этажа, и он, по-видимому, был устроен точно таким же образом, как и второй.

— Ну, вот мы и на месте, — сообщил Трис. — Сейчас, Габи, вам покажут вашу комнату. Отдыхайте. Есть до ритуала не стоит, но я распоряжусь, чтобы вам принесли воды с лимоном. Я зайду за вами ближе к полуночи. Вы ведь не передумали?

— Нет, — коротко, но твердо ответила Габи, которой и возвращаться-то теперь было попросту некуда, да и незачем. И вслед за молчаливым слугой, одетым в темно-синюю с золотым галуном ливрею, прошла по галерее до двери, ведущей внутрь дома.

За дверью оказался сводчатый коридор, освещенный электрическими лампами. Он выводил в другой коридор, шедший параллельно балкону-лоджии, и уже в нем Габи увидела двери, прорезанные в каменной стене. Одна из них открылась в просторную комнату с высоким узким окном, выходившим во внутренний двор. Обставлена она была в лучших традиция "прежних времен": мраморный камин с решеткой чугунного литья, массивная мебель из резного дуба, древние, но хорошо сохранившиеся шпалеры на обтянутых тканью стенах, шкура барса на каменных плитах пола, служившая прикроватным ковриком, и сама кровать под шелковым балдахином.

— Ваша комната, барышня, — объявил ливрейный слуга. — Ваши вещи доставят прямо сюда буквально через несколько минут. Если госпоже будет угодно освежиться, ванная комната находится за этой дверью, — указал он на неприметную дверцу в боковой стене. Там же находятся "удобства". Вода с лимоном будет доставлена в течении четверти часа.