И опять Пожарский 3

— И этому обязательно напишите. Издадим здесь его перевод греков.

— Наверное, и все французы. Хотя есть ещё Клод Мидорж он судебный чиновник в Париже, но очень много занимается геометрией, о нём я тоже слышал от Декарта. Теперь точно всё. Я вас понял князь. Завтра же сяду писать письма всем шестерым и в письмах напишу, чтобы они ещё повспоминали хороших математиков.

— Вот и отлично, — Пожарский потёр руки. Шесть таких товарищей как Декарт точно создадут имя России.

— Теперь ваша очередь дорогой Кеплер, кого вы знаете из Священной Римской Империи? — Пётр переключился на немца.

— Есть Йост Бю́рги, он живёт и работает в Праге. Кроме того что он придворный математик, так он ещё и создатель уникальных часов в которых три стрелки. Одна показывает секунды.

— Стоп! Этого сюда срочно за любые деньги. Я ищу часовщиков, а вы молчите. Что ему делать в воюющей стране, тем более в Праге, там скоро половину жителей перебьют, — замахал руками Пожарский.

— Он уже не молод. Ему, наверное, уже лет семьдесят, но когда я видел его в последний раз, он был вполне здоров.

— Сегодня же пишите ему письмо. Отправим до Праги со специальным курьером, Если что, здесь подлечим.

— Есть ещё Кристоф Шейнер, он сейчас трудится профессором во Фрайбургском университете. Но он иезуит. А вообще он известен как изобретатель прибора для вычерчивания конических сечений. Перед отъездом я получил от него письмо. Он усовершенствовал мой телескоп, вставив в него третью линзу и теперь изображение не перевёрнутое. Он писал также, что занимается наблюдением солнечных пятен.

— Зовите его к нам, перевоспитаем. Он, поди, твёрдо верит, что все звёзды и планеты вращаются вокруг папы римского, — усмехнулся Пожарский.

— Йост Бю́рги в своём письме ко мне как-то хвалил некоего выпускника Пражского университета Йоханнеса Марци. Он сейчас в университете занимается физическими исследованиями посвящёнными механике и оптике, — напряг память Кеплер, — Всё больше никто на ум не приходит.

— Разве три хороших человека — это мало. Зовите их сюда. Больных подлечим, холостых женим, заблудших перевоспитаем, — Пётр снова потирал руки мысленно, если ещё к тем шестерым и эти трое подъедут. Вот это будет кубло. Остался итальянец.

Итальянских учёных у Пожарского не было, и он позвал художника Гвидо Ренни, может он кого вспомнит. И художник не подвёл.

— Я знаю только несколько фамилий. Есть некий иезуит Кавальери, он переписывается с Галилеем, больше я о нём ничего не знаю, вроде бы он живёт в Пизе. Ещё, конечно, есть Бенеде́тто Касте́лли, друг Галилея, он сейчас после отъезда Галилея заведует кафедрой в университете Пизы. Ещё я слышал, что во Флоренции живёт Пьетро Катальди, но он тоже очень стар. Есть в Болонье всемирно известный учёный Клавдио Аккилини. По слухам он хороший поэт и математик, но я с ним не знаком. Всё больше я никого припомнить не могу, — итальянец развёл руками.

— Ну, и ладно напишите письма этим господам. Может, и захотят променять тёплую Италию на наши снега.

Итогом встречи Пётр Дмитриевич Пожарский был доволен. Даже если половина этих математиков соберётся в Вершилово уже будет просто великолепно. А ещё Пётр себе в голове отложил, что Бургундия это ещё не Франция. Может на неё как-то можно руку наложить. Подумать надо.

Событие четырнадцатое

Всё, Волга вскрылась, такой грохот стоял, что казалось, их пушек палят. Ну, значит, через пару дней отплываем. Как всегда приходится бросать кучу дел, которые и доделывать-то некому.

На стекольном производстве остаётся как бы родственник — Андрей Фёдорович Квашнин, внук почившего в бозе мужа Марты или теперь Марфы Петровны Квашниной. Три стекольных завода работали на полную мощность. Первый выпускал оконное стекло стандартного размера 40 на 60 сантиметров. Вчера начали строительство десяти новых теплиц, туда прорва стекла уйдёт, потом снова на продажу. Второй завод выпускал бутылки, стаканы гранёные и рюмки на ножке, причём стаканы и рюмки были из хрусталя. В нём же был цех, в котором стеклодувы делали всякие вазы и чаши, в том числе и из цветного стекла. Третий заводик, маленький совсем производил как раз цветное стекло, в основном на смальту. Сейчас на нём пытаются претворить в жизнь одну задумку Петра. Он вспомнил, как в далёком 1970 году купил младшему сыну на день рождения в магазине игрушек игру "Мозаика". Там был круг с множеством отверстий и цветные шестигранники с ножкой, вставляя ножку в отверстие можно было набирать различные мозаичные картины. Вот что-то подобное Пётр и хотел повторить, только без ножек и в гораздо большем размере. Аким Юнусов идею князя горячо поддержал и сейчас он с Прилукиным и ван Дейком трудятся над созданием таких картин пока на бумаге, а Симон Стивен и во главе кучи кузнецов и токаря над созданием форм для отливки шестигранников одинаковой толщины и размеров.

Фарфоровый завод Пётр в этот раз оставил на подросшего уже Семёна Антоновича Берёзина, сына боярского. Подрос он не вверх, и так каланча с Петра ростом, а в плане людьми руководить. Дисциплина на заводе железная, и не потому, что там бьют за проступки, боже упаси, просто люди понимают, где работают и правильно выстроенная система кнута и пряника сделала своё дело, а новички стараются как можно быстрее подтянуться до общего уровня. Зав производством там Андрейка Лукин, можно считать, что фарфоровое производство остаётся в надёжных руках. Не так давно там легко предотвратили попытку шпионажа. Один из купцов, что регулярно скупал товар, а потому был допущен в Вершилово, пытался ночью через забор пролезть на предприятие. Уж чего бы он там смог наузнавать ночью-то, второй вопрос, но сторож не спал и из арбалета, как учили, ногу любопытному прострелил. Купца перевязали и отвезли в Нижний, передали князю Фёдору Фёдоровичу Пронину. Сейчас он на дыбе песни поёт, похоже там крупный заговор и без вечно гадящей "англичанки" не обошлось.

На карандашное производство Пётр поставил одного дворянина из Нижнего Новгорода. Трофим Козьмич Антуков потерял правую руку, обороняя Москву в последнем броске ляхов на столицу. Став инвалидом Трофим не спился и не опустился, пытался организовать производство рыбного клея и даже чуть преуспел в этом. Вот покупая у него клей для карандашей, Зотов его и нашёл. Пётр поговорил с мужиком и кандидатуру одобрил. Хваткий и серьёзный дядечка. Он даже уже усовершенствовал изготовление заготовок для деревянных частей карандаша. Сейчас производство этой диковинки сдерживало только количество выпускаемых фарфоровых коробочек. Пётр Дмитриевич категорически запретил продавать карандаши без них. Должно быть так, захотел купить карандаши, покупай и шкатулку из костяного фарфора, получается дорогая и эксклюзивная вещь. С резинками, правда, беда, кончаются одуванчики заготовленные. Ничего, снег уже сошёл, можно начинать новые заготавливать. А страда пройдёт, и детишки нароют, можно и жителей Нижнего подключить, пусть отправят детей выкапывать корни одуванчиков.

Производство керосиновых ламп пока остановили, оказывается полторы тонны керосина, что удалось нагнать из нефти, быстро кончается, если его бесконтрольно выдавать художникам и учёным. Зимой темнеет рано, вот и жгли не считая. И вдруг, раз и кончился керосин. Народ поругался и перешёл назад на свечи. Получается, что о продаже ламп думать пока рано, нужно думать, как себя обеспечить. Надо нефтяному мурзе план поднять. И ведь ещё на два выхода нефти показали башкиры. Придётся организовывать в следующем году экспедицию туда и если нефть есть, городки там городить.

Ещё одно развивающееся производство — это макаронная фабрика. Начали с маленьких звёздочек, а теперь семейство Матвея Лыкова выпускает десятки тонн различных макаронных изделий, новинка народу понравилась, и от заказов со всей страны отбоя нет. Матвей даже договорился с архитектором Шарутиным о возведении кирпичной двухэтажной фабрике на берегу Волги. Пожарский и сам такой прыти от вчерашнего крестьянина не ожидал. Сейчас помогает Лыкову придумывать новые приспособления для уменьшения ручного труда Вильгельм Шиккард. Немец на износ работает, и книгу по изготовлению башенных часов пишет, и малой макаронной механизацией занялся, и в школе третьеклассникам азы механики преподаёт.

О чём это говорит? Что немцы работящий народ? Нет! Это говорит о том, что их мало. Именно механиков мало. Пока свои вырастут. Стоп. Сейчас прямо две замечательные идеи в голову пришли. Первое, нужно предложить Матвею Лыкову зимой пельмени выпускать. Народ распробует и спрос появится. А второе, нужно Трофиму Шарутину сказать, чтобы строил не одно здание под фабрику, а два. Давно пора бумажное производство расширять. Сейчас оно в нескольких деревянных бараках, вот и нужно объединить в одно большое кирпичное здание. А два этих здания нужно как единый комплекс возводить, в одном стиле, скажем друг напротив друга, а между ними площадь с фонтаном и клумбы.

Эх, дел-то сколько, а тут уплывать завтра.

Событие пятнадцатое

Настало время прощаться с женой.

— Слушай, Машуня, меня не будет где-то пять месяцев. Я понимаю, что негодяй, сразу после свадьбы тебя бросил и сейчас буквально две недели вместе побыли и опять расставаться, но по-другому нельзя, от меня зависят тысячи людей. И кроме меня этого не может сделать никто. Вот может Федя подрастёт и кое в чём заменит, но это потом, а сейчас правда некому.

— А мне что же одной делать? — ну вот и глаза на мокром месте.

— А ты должна эти пять месяцев учиться.

— Так я и так грамоту разумею, вон пока тебя не было, Дон Кихота два раза прочла.

— И правда, молодец. Я тобой горжусь, но этого мало. С завтрашнего дня все дети в школе пойдут на каникулы. Я договорился с преподавателями, и они будут приходить сюда и каждый день кроме субботы и воскресенья заниматься с тобой, Федей и Ваней. Симон Стивен будет учить математике, Симон Майр астрономии, Иоганн Кеплер физике, Питер Рубенс рисовать, кроме того будет приходить доктор ван дер Бодль и станет учить вас лекарскому искусству.

— И зачем мне лекарству учиться? — фыркнула княгиня.

— А вот представь, меня ранят, а ты за мной даже ухаживать не сможешь, — опять слёзы.

— Петя не уезжай!

— Надо, Маша, я же говорил, без меня не смогут. Слушай дальше. Ты с братиками продолжай ходить к травницам и отвары три раза в день пить. Я знаю, что ты здорова. Это не для того, чтобы вылечиться, а для того, чтобы не заболеть. Кроме того я поговорил с турчанками, они каждый день даже в субботу и воскресенье будут ждать тебя у себя и учить восточным танцам. Я хочу по приезду, чтобы ты мне танец живота сбацала. Ох, как я на тебя после этого наброшусь.

— А без танца на животе не набросишься?

— Тоже наброшусь, но не так. И последнее, я договорился с Мареном Мерсенном — это священник французский и доктором ван дер Бодлем. Они будут учить тебя латинскому, французскому и немецкому языкам, но не в классе, а во время пешей прогулки по тропе из жёлтого кирпича, на которой стрельцы с рейтарами тренируются. Она две версты, вот каждый день будете проходить по две версты, и разговаривать по-латыни и по-французски и по-немецки.

— Почему же нельзя это делать дома? — выпучила глаза ненаглядная.

— Ну, вы будете ходить, они будут показывать на всякие деревья, цветы и называть, как это на их языке произносится. Кроме того прогулки на свежем воздухе полезны, а то я приеду, а вместо тебя толстенная корова на диване лежит. Нет, давай ходи. А ещё лучше, если и Ванечку с собой будете брать. Я с ним поговорю сегодня. Ну, всё кажись, теперь в баню и спать, завтра отправляемся.

Событие шестнадцатое

На один день раньше основного каравана ушла самая быстроходная лодья, со специально отобранными лучшими гребцами. Двенадцать таких мордоворотов набрали, что и подходить к ним страшно. В этой лодье плыли десять плотников и двое печников, да ещё полсотни мешков муки. Пётр боялся их отправлять одних даже без стрельцов, но по храмам и баракам у него сидело почти триста человек переселенцев, которые страшно устали от скитания по стране и хотелось, чтобы по приезду в Миасс их ждали уже готовые дома. Им ведь не до строительства будет, нужно целину вспахать и хлеб посадить. А ещё огороды вокруг домов раскопать. В прошлый год справились только потому, что крестьян было не много, а народу приехало прилично, организовали колхоз и, пожалуйста, вытащили эту непосильную ношу. Может, колхоз это не дурь, может, не ошибался Сталин всех туда загоняя. Надо будет обдумать эту мысль конкретнее и попробовать.

Но сейчас ситуация совсем другая. С захваченных шведами земель привезли пятьдесят семей переселенцев, и двадцать семей князь выбрал в Юрьев день. Выбирал молодых, у кого не больше одного ребёнка и так, чтобы не было двух семей от одного хозяина. Соседей разорять тоже не хотелось. Он даже послал потом Зотова и всем бывшим собственникам выдал по десять рублей и кадь "полуяровки". Совершенно спокойно мог бы этого не делать, но зачем ему тайные враги под боком.

Кроме того, что ехало семьдесят семей крестьян, царь послал своим ходом ещё в самом начале зимы сто стрельцов. Хорошо хоть эти были без семей, выбрали молодых и холостых. Стрельцы должны были разделиться на все три вновь образованных городка. Двадцать человек должны поселиться в Михайловске, тридцать в Белорецке и пятьдесят в Миассе. Царь, конечно молодец, но всем этим людям нужно где-то жить и что-то есть, та ещё головная боль. Да ещё ведь сто жён потом нужно будет найти.

Не забывал Пётр и о заказе Бадику Байкубету купить у ногаев пленных, если те будут продавать. Он оставил пятьдесят рублей на это дело, при цене около рубля за человека, это может получиться пятьдесят человек. А ведь ещё был заказ воеводе Уфы Григорию Григорьевичу Пушкину кликнуть желающих переселиться на вольную землю черносошных крестьян и башкир. Сколько таких найдётся, неизвестно, но у него определённая слава и люди могут откликнуться. Вот и получается, что строить новых домов придётся огромное количество. Пётр скрепя сердце оторвал от Вершилово отправленных с первой лодьей мастеров. Тут тоже надо строить много чего. Но тут можно и зимой, а там нельзя. Там нужно как можно быстрее.

Весь караван опять разделили на три части, в первой плыли двадцать стрельцов и семьдесят мужиков — главы крестьянских семей. Плюс три лодьи везли лошадей. Полуяров выбрал из пригнанного от шведов табуна этих пятьдесят по принципу, "что нам не гоже", но даже так лошади были на голову лучше обычных крестьянских кляч. Сами же крестьянские одры путешествовали в следующей части каравана, вернее даже в третьей части вместе с купленными по всей губернии коровами и козами. Вершиловцы со своими коровами расставаться не собирались. У многих уже и по четыре коровы было. Богатеет народ. Вот и скупали отовсюду, докуда руки дотянутся. Иван Охлобыстин всю зиму по губернии путешествовал, выбирая коров и коз для переселенцев. Набрали. Что ж, не набрать, когда есть деньги и желание.

Во второй группе плыли семьи и ещё двадцать стрельцов для защиты. Все свои стрельцы должны были осенью вернуться в Вершилово. Помогут переселенцам обустроиться и домой, раз царь батюшка послал стрельцов, то свои дома пригодятся. Кроме крестьян набрали ещё пять семей мастеров по губернии. Три семьи углежогов согласились перебраться на Урал и две семьи кузнецов. Последних можно было бы и побольше набрать, да не из кого, всех кого по губернии нашли, уже в Вершилово трудятся. Надо будет на следующий год поискать во Владимирской губернии.