Только мы

— Чужие? А может, лишние?

— Нет, просто чужие. Нам дико все, что для них нормально, и наоборот. Не знаю, человеческие ли у нас души. Я в этом не уверен...

— Ну наконец-то! — всплеснул руками Баффа. — Допер! И двадцати лет не прошло! Я тебе об этом твердил еще в середине девяностых, а ты только фыркал и отмахивался.

— Не хотелось в таком себе признаваться. Еще лелеял иллюзии, что мы можем оказаться не чужими. Но время все расставило на свои места. Мы и цивилы — это две параллельные разумные расы, не способные принять и даже осознать ценности друг друга.

— Ты не прав, дружище. Мы-то их убогие ценности понять способны. Зато принять — нет.

— Но при этом они утверждают, что мы не способны работать, что-то создавать, что мы просто ленивые неудачники.

— Да на все мы способны! Нам просто тошно от того, как они жрут друг друга. От их уверенности, что так и надо. От их самодовольства. От нежелания думать. Мы так не хотим и не можем! И, в отличие от них, понимаем, что можно иначе. Только к этому нужно приложить усилия, которых они прикладывать не хотят, предпочитая продолжать жрать других.

— Не все из цивилов такие, — возразил Назгул.

— Понятно, не все! — отмахнулся Баффа. — Но даже лучшие из них не понимают, что в мире хищников просто нельзя жить, и принимают его законы и правила. Мы же не принимаем! И не хотим принимать!

— Не не хотим, а не можем. Потому и говорю, что мы здесь чужие. Вот я, как ты знаешь, работаю в прокуратуре. Занимаюсь своим делом, стараюсь оградить детей от всякой сволочи. Но при этом отстраняюсь от всего, что не касается дела. Я не обсуждаю с коллегами никаких нерабочих вопросов, мне это просто неинтересно, мне не о чем с ними говорить. Футбол, машины и прочая чушь? Спасибо, не надо. Я лучше вечером пойду на какое-нибудь сборище наших и там всласть наговорюсь с теми, кого понимаю. Кто такой же сумасшедший, как я сам.

— Ты уверен, что в твоей конторе не знают, кто ты есть? — скептически посмотрел на друга старый байкер.

— Может, и знают, — пожал плечами прокурор. — Но знаешь, пока они не мешают мне жить, мне до этого дела нет. Скажи мне лучше, почему ты почти все время дома сидишь? Разве мало в Москве наших?

— Хватает, — понурился Баффа. — Но даже возможность сходить на тусовку часто упирается в деньги... Точнее, в их полное отсутствие.

— Ты прав, — со вздохом согласился Назгул. — Мало кому из наших удается найти свою нишу, позволяющую зарабатывать на жизнь и при этом как можно меньше сталкиваться с цивилами. Жаль, что ты не изучил системное администрирование. Многие из наших сидят админами, и никто их не трогает. Возможно, я и тебя смог бы пристроить.

— Ну не даются мне компьютеры! — развел руками Баффа. — Не дружу я с ними.

— Да знаю...

— Мне бы в какой группе на барабанах стучать, да вот никак не везет. Последняя группа, в которой играл, распалась, новой найти не могу. Барабанщиков хватает, к тому же куда моложе и талантливей меня.

Баффа немного помолчал, затем спохватился:

— Нам же на концерт пора!

Он встал и скептическим взглядом окинул друга.

— Это ты в таком виде на металл-концерт собираешься? Может, еще удавку свою опять напялишь? Да и пушка...

— Так нет ничего другого, — вздохнул Назгул. — Может ты чего подкинешь?

— Найдем, — пробурчал Баффа и скрылся в комнате.

Вскоре он вернулся, держа в руках футболку с символикой "Металлики", кожаную бандану и старую истертую косуху.

— Я ж в этой футболке утону, — попытался было отказаться Назгул.

— Не утонешь. Все лучше, чем твой паршивый цивильный прикид.

— Ладно, черт с тобой. Как поедем?

— На байке, как же еще?

Назгул скривился — он терпеть не мог ездить на мотоцикле с этим безумным каскадером. Впрочем, мало кто вообще рисковал садиться позади Баффы — слишком сильные ощущения. Но, как ни странно, он не разу не бился, выпутываясь из таких дорожных ситуаций, из которых, казалось бы, выпутаться невозможно.

Натянув футболку, Назгул полюбовался на себя в зеркало и скептически хмыкнул. Зрелище еще то. Бандана с черепом, цивильные наглаженные брюки и начищенные до блеска туфли, а сверху — футболка металлиста. Впрочем, плевать, сойдет. Пистолет пришлось оставить, спрятав его в портфель, а сам портфель засунув под старые тряпки в спальне.

Они спустились вниз. Мотоцикл, лично собранный Баффой лет пять назад из запчастей, раздобытых правдами и неправдами, дожидался в гараже через дорогу, где располагался небольшой гаражный кооператив. Не прошло и десяти минут, как байк сорвался с места, вклинился между машинами и понесся по проспекту. Назгул подставил лицо встречному ветру, приоткрыв стекло шлема, и рассмеялся. Завтра его ждало возвращение в цивильный мир и новое дело, но это завтра. А сегодня он собирался оторваться по полной.

Глава 2

...Но смех за спиною у нас -

так чужих и немилых везде,-

Совсем небольшая цена

за целительный хмель для сердец,

За сказки для взрослых детей,

за возможность шагнуть за порог.

Мы — дети дверей и дорог,

искатели вечных путей.

Мистардэн

Ниночка разложила на учительском столе стопку тетрадей, журнал, письменные принадлежности, после чего поздоровалась с детьми. Каждый раз, давая урок в этом классе, она тихо радовалась. Эти дети были невероятны, чудесны, совершенно непохожи на других. Их ясные, чистые глаза горели непосредственным интересом, они явно ждали, чем еще удивит их любимая учительница географии. И Ниночка изо всех сил старалась не разочаровывать их, порой часами сидела в Интернете, выискивая интересные факты, которые можно использовать на уроке. Впрочем, это были уже не уроки, а живые беседы, где учительница с учениками участвовали на равных. Почти на равных — каждый раз поправляла себя Ниночка, осознавая, что ей до этих детей далеко.

Учительница обвела глазами класс. Что-то было не так, как в прошлый раз. Не сразу она поняла, что два юных хулигана, Витя Соменко и Петя Холмогоров, не шепчутся о чем-то своем, а, как и все остальные, с ожиданием смотрят на нее ясными глазами. Значит, теперь уже весь класс?.. Похоже. И слава Богу! А ведь еще год назад ученики шестого "А", точнее, тогда пятого, были самыми обычными шебутными детьми, мало интересующимися учебой. Но сразу после зимних каникул двое из них вдруг изменились, очень сильно изменились. Их взгляды стали ясными, другого слова Ниночка подобрать не смогла. Причем все в них стало другим — успеваемость, поведение, интересы. Леночке Сырцовой, до того первой моднице класса, стали совершенно безразличны тряпки. Теперь она интересовалась математикой, причем отнюдь не на школьном уровне. Мише Гольдштейну стала интересна физика. А ведь раньше его занимали только компьютерные игры. Самым удивительным открытием для Ниночки было то, что дети не подходили к любимым наукам традиционно, у них на все имелся свой взгляд. Михаил Бенедиктович, физик, как-то раз жаловался в учительской, что не знает ответов на вопросы Гольдштейна. Что ребенок просто не может задавать таких вопросов!

Время шло. Почти каждые две-три недели еще один ученик пятого "А" поднимал на учительницу географии ясный взгляд. Остальные дети смотрели на ясноглазых удивленно и испуганно, не понимая их. Однако один за другим тоже становились таковыми. И вот сейчас, уже в шестом классе, ясноглазыми стали все. Что это значит, Ниночка пока не понимала, но чувствовала, наверное подсознательно, что-то очень важное. Какой-то этап пройден. А вслед за ним будет новый. Она и сама ощущала, что постепенно становится другой, начинает понимать вещи, о которых раньше вообще не задумывалась. Это пугало и радовало одновременно.

Порой у Ниночки возникала странная мысль: хорошо бы, чтобы все на Земле стали такими. Ей почему-то казалось, что в этом случае прекратятся войны, люди перестанут топтать друг друга ради достижения каких-то сиюминутных целей. А еще она очень боялась, что на этих детей, росток будущего, обратят внимание власть имущие, которые ради сохранения своего положения способны на все. Она не раз пыталась поговорить с детьми, прося их не показывать взрослым свое истинное лицо, говорила, что это опасно. А дети с улыбкой отвечали, что скоро она сама все поймет.

Внезапно в дверь постучали, и в класс быстрыми шагами вошел Александр Николаевич, директор школы, в сопровождении незнакомого мужчины средних лет в деловом костюме. Директор выглядел очень злым, он едва сдерживал раздражение, что было заметно по дергающимся губам.

— Здравствуйте, Нина Семеновна, — недовольно буркнул он. — Извините за вторжение, но у нас снова инспекция. На сей раз из прокуратуры.

Ниночку ожгло страхом. Третья инспекция за месяц! Похоже, власти все же поняли, что в двадцать седьмой школе что-то происходит. Она перевела молящий взгляд на детей в надежде, что те не станут показывать свою необычность при инспекторе, и пошатнулась от неожиданности. Дети, как один, встали и широко, радостно улыбнулись, причем улыбнулись инспектору.

— Здравствуйте, Николай Иванович, — заговорил Саша Вихрев, сидевший за первой партой. — Мы вас давно ждем и очень рады видеть.

— Меня?! — изумленно отступил на шаг инспектор.

— Вас, — подтвердил мальчик. — Вы еще не понимаете, но это ненадолго. Наши далласские друзья многое вам объяснят, когда вы будете готовы. Эллариэ! Этэннэ! — он протянул к гостю руки ладонями вверх.

Инспектор приоткрыл рот, словно собираясь что-то сказать в ответ, что-то в том же духе, но промолчал, только ошарашенно потряс головой. Ниночке почему-то показалось, что он понял больше, чем они с директором. Последний вообще взирал на происходящее круглыми глазами. Инспектор потер ладонями лицо, почти незаметно улыбнулся и тихо сказал:

— Привет, ребята! Я тоже рад вас видеть.

— Э-э-э... — с трудом выдавил из себя директор. — Тогда оставляю Николая Ивановича с вами, Нина Семеновна.

Он поежился, еще раз окинул класс изумленным взглядом, тяжело повернулся и вышел, явно пребывая в растерянности. Впрочем, ему тоже нравились дети в этом классе, несмотря на всю их странность.

— Не смущайтесь, Назгул! — снова заговорил Саша, когда за директором закрылась дверь. — Ниночка Семеновна — своя, она скоро все поймет.

— Откуда вы меня знаете? — жалобно спросил инспектор.

— Мы — знаем, — заверил мальчик. — Мы знаем всех, кто на грани. Пока мы не можем быть рядом с каждым, нас еще слишком мало. Но все впереди.

— Теперь я понимаю, почему американцы так встревожились... — Назгул дрожащей рукой пододвинул к себе стул и сел. — Ребята, вы — то, чем мы мечтали стать в юности и не смогли. Но поймите: для нынешнего общества и его лидеров вы опасны. Они же на все пойдут, чтобы вас остановить!

— Пойдут, — мягко улыбнулся Саша. — Но их время закончилось.

— Ой ли... — устало покачал головой инспектор. — Выходит, вы знаете, что меня вызвали в Даллас?

— Знаем. Наши ребята вас там ждут.

— Ниночка Семеновна, — обратилась к учительнице Вика Смирнова. — Начните, пожалуйста, урок. А то директор стоит за дверью и слушает. Он хороший человек, но многое ему знать еще рано. С вами, Назгул, мы встретимся после уроков, нам о многом надо поговорить.

Учительница с трудом взяла себя в руки, все еще пребывая в растерянности от того, чему стала свидетельницей, и подошла к доске.

— Тема сегодняшнего урока, — заговорила она, — острова Океании.

Ты думаешь — это всего только сон,

И вход в этот край для тебя запрещен.

Ты видишь лишь серое небо без звезд.

Послушай, неужто ты это всерьез?

Послушай, мой милый печальный чудак:

На самом-то деле все вовсе не так!

И есть та дорога к другим небесам,

В страну, что однажды ты выдумал сам.

Мартиэль

Баффа, недовольно бурча, тащился от урны к урне, выискивая пустые бутылки. Улов сегодня был очень небогатый. На работу в охрану, как он и предполагал, его не взяли. В ближайшем супере место грузчика должно было освободиться только к концу месяца, а жрать хотелось каждый день. Денег осталось рублей десять, вот и пришлось собирать бутылки. Приятели советовали продать байк, и покупатель был, но продать старого верного друга Баффа просто не мог, осознавая, что если сделает это — перестанет быть собой. Так что осталось таскаться по помойкам, а сегодня — еще и с похмелья. И где Добс раздобыл этот паленый коньяк?

Споткнувшись об какую-то балку, Баффа полетел кувырком и разразился матерной тирадой, помянув и эту балку, и чью-то маму, и свою корявую жизнь.

— Как вам не стыдно, дядя Баффа? — заставил его умолкнуть детский голосок.

Байкер привстал на локтях и увидел с интересом смотрящего на него мальчишку лет десяти-одиннадцати в смешной шапочке. Очень ясными глазами смотрящего.

— Ты кто? — с недоумением выдохнул Баффа.

— Я Васька Демин, — улыбнулся мальчик. — А ты — Хоббит Баффа, я тебя знаю.

— Откуда?! — глаза байкера полезли на лоб.

— А вот знаю.

Васька подошел ближе и протянул Баффе руку. Тот в полном обалдении взялся за нее и встал. Со стороны картина, наверное, выглядела изумительно — тощий паренек поднимает здоровенного бугая.

— Пойдем, — предложил мальчик.

— Куда?

— Ты же на работу хотел устроиться. Вот и пойдем устраиваться.

— Э-э-э... — Баффа совсем растерялся.

— Дядя Ваня ищет человека в котельную. Работа сутками, ты как раз подходишь.

Байкер расплылся в улыбке. О такой работе он мог только мечтать. На нее обычно брали по блату. Но стоит ли верить обещаниям ребенка? Хотя откуда-то этот ребенок его знает, причем знает, как его зовут на самом деле, а не по паспорту. Может, его послал кто-то из своих? Другого вывода Баффа сделать не мог.

Идти пришлось недалеко. Котельная располагалась всего в пяти кварталах от дома байкера. Васька постучал в небольшую грязную дверку. Минуты через две оттуда выполз замызганный мужик в ватнике.

— Дядь Вань, вы истопника искали? Я вот привел. Человек хороший.

— Ну че за человек мы еще поглядим, — недовольно пробурчал тот. — Хотя тебе, малец, верю. Как зовут?

— Баффа, — не успев прийти в себя, байкер представился нецивильным именем.

— Погодь-погодь, — присмотрелся к нему дядя Ваня. — А ведь точно, Большой Бабах, собственной лысой персоной. А я — Элендил, эльф в отставке. Помню тебя по "Эгладору". Эх, хорошо мы тогда зажигали!

— А то! — радостно улыбнулся Баффа, поняв, что перед ним свой.

— Работу, знать, ищешь?

— Ага... Хотел охранником — не взяли. Обещали потом грузчиком взять, а жрать сейчас хочется.