Ваше благородие - 3

Глава 9

Вопрос о переименовании страны вылился в широкую дискуссию. Дискуссия — это очень мягко сказано. Дискутировали чисто по-русски, аргументы заканчивались быстро, зато всегда наготове кулаки. Причем в большинстве дрались не по злобе, а по идеологическим соображениям. Из чего следует, что все гражданские войны являются наиболее жестокими и бессмысленными из всех типов войн.

Мировые судьи не успевали рассматривать дела и большинство дел завершалось взаимным примирением и отсутствием у сторон претензий друг к другу. Рассказывали, что участники массовых драк из суда вместе шли куда-нибудь в питейное заведение, это по-старому, по-современному — в ресторан или в кафе и сами удивлялись тому, с какого бодуна они сцепились на кулаках.

Стихийные митинги возникали повсюду под присмотром полицейских чинов и заканчивались, как правило, принятием резолюции о новом наименовании России.

Недавно появившиеся социологи произвели опросы населения и оказалось, что примерно половина опрошенных считает, что при крепостном праве было больше порядка и Россия была великой и непобедимой.

Марш Российской армии от западных границ до Москвы и сдача златоглавой первой столицы Наполеону были высшим проявлением стратегического гения фельдмаршала Кутузова, спасшего страну от супостата.

На втором месте оказался я. К моему сильному удивлению. В заслугу мне ставили объединение всех ветвей власти под своей эгидой и делегирование широких полномочий исполнительной власти для реализации стратегических направлений развития страны, развитие демократии и вывод страны в число передовых и промышленно развитых стран.

Кто-кто, а мы в первой моей жизни это уже проходили, льстецы придворные и уличные убеждали властителя в том, что он есть Бог и все его слова божественное откровение. И сразу армия писателей бросалась собирать воспоминания очевидцев и свидетелей божественных откровений и чудесного исцеления калек и слепых, увидевших свет будущего и вступивших в коммунистическую партию по партийному призыву. Всех, кто сомневался в божественном, направляли в концлагеря и расстреливали в оврагах.

Где-то в первой жизни читал небольшое стихотворение:

Я не верю тебе, Россия,

За свободой всегда ГУЛАГ

И партиец царя спесивый

На петличку нацепит флаг.

Снова будет статья шестая,

Беспартийный — значит враг,

И дзержинцев веселая стая

Несогласных потащит в овраг.

Что с Россией ни делай, история все равно стремится повернуть страну-машину в набитую колею массовых репрессий.

То ли я сглазил, то ли еще-что, но ко мне на прием напросился наследник издательского дома Сытина. Ну, как не принять человека, потомка известного просветителя, печатавшего гениальные тексты наших писателей и издавшего военную энциклопедию.

Глава 10

Встреча с издателем подстегнула меня к более решительным действиям. Чего угодно я ожидал, но не этого. Потомок Сытина принес макет книги, по сравнению с которой Библия и другие священные тексты выглядели брошюрками периода ликвидации неграмотности в царской России в моей первой жизни. Это был фолиант, весом килограммов в пятнадцать, отделанный золотом, платиной и самоцветными каменьями. В книге описывалось мое Божественное происхождение от простых по происхождению родителей путем генетической обработки семени моего родителя и Божественного сохранения беременности моей матери. Жуть, одним словом.

— Для чего это Вам нужно? — спросил я потом издателя.

— Я чувствую божественное откровение и приказ свыше, что именно я должен обожествить Вашу личность, — сказала молодой человек.

— А чем вы это можете доказать? — спросил я, стараясь быть серьезным. Главное не засмеяться, чтобы человек не почувствовал, что у него сдвиг по фазе. Тогда он замыкается и перестает говорить.

В той же моей первой жизни мне доводилось беседовать с людьми, пытавшими нарушить государственную границу и уйти в одну из сопредельных стран. Времена тогда были жестокие и пограничники стреляли во всех, кого они не могли догнать и только пуля могла доказать, что "Границы СССР священны и неприкосновенны". Для этого пограничников учили стрелять как снайперов, что они и показали двадцать второго июня 1941 года на наших западных границах. А сейчас ответьте на один вопрос, что это за государство, когда желание поехать за границу карается смертью?

Мне тоже вспомнился один молодой человек, который окончил южное мореходное училище, приехавший на одну железнодорожную станцию, недалеко от начала Байкало-Амурской магистрали, разделся на окраине поселка и в трусах без майки решил одним махом совершить бросок на шестьдесят километров по тайге и уйти в коммунистический Китай.

Мы его поймали через три километра. Дальневосточные комары остановили его в самом начале славного пути. И он рассказал мне целую поэму о том, как священные голоса наставляли его на великий путь. И этот парнишка через каждые пять минут спрашивал меня:

— Вы мне не верите?

— Верю-верю, — говорил я и продолжал слушать, пытаясь выяснить, имеют ли слышимые им голоса материальную основу в виде наставника, который просил его помочь в чем-то.

Материального наставника не оказалось, но зато доктора сразу определили, кто он и взяли его на свое содержание и лечение.

Все это я вспоминал, слушая господина Сытина и глядя на мелованные страницы фолианта с иллюстрациями, которым место не в книге, а где-нибудь в музее.

— Мне кажется, что автор этой книги заслуживает себе право быть первосвященником и передатчиком божественной воли всем нам, его рабам? — спросил я.

— Первосвященником это уже слишком, — сказал молодой Сытин, — но быть в числе их — да!

Как это все жизненно. Все ненормальные стремятся к неограниченной власти и чувствуют свое божественное происхождение, а те, кто стремится этого избежать, придавливаются невидимым оружием, называемым народным мнением. Как в концлагере, где тебе предоставляют право выбора между расстрелом и повешением.

— Хорошо, — сказал я, — мне нужно мнение специалистов по вашему вопросу.

Вошедшему адъютанту я приказал отвести господина Сытина к действительному тайному советнику Боткину для экспертного заключения по предоставленному фолианту.

Сообразительный капитан, видя мое каменное выражение лица, не допустил даже намека на улыбку, сразу поняв, какое заключение может дать лейб-медик Зимнего дворца.

— Прошу вас, сударь, — сказал он, — не помочь ли вам донести книгу?

Примерно через час доктор Боткин зашел ко мне и доложил, что у больного маниакальная шизофрения. В стадии обострения он опасен и очень хорошо, что я очень мягко говорил с ним, потому что невнимание или неверие могли вызвать реактивные действия по отношению к субъекту его устремлений.

— То есть, доктор, — спросил я, — на меня могли напасть?

— Именно так, — сказал доктор, — и у шизофреников есть способность концентрации физических сил на определенное действие, которой добиваются только отдельные спортсмены, ставящие мировые рекорды.

— То есть, — спросил я, — мировые рекордсмены тоже могут рассматриваться как ненормальные люди?

— В какой-то мере да, — согласился доктор, — но они знают свои пределы и не переходят черту дозволенного человеческому организму.

— Спасибо, доктор, — сказал я. — Придется создавать отдельную приемную и в эту приемную, пожалуйста, выделите своего сотрудника-консультанта, который будет определять симптомы просителей.

Сытинский фолиант натолкнул меня на очень хорошую мысль. В моей первой жизни все архивы были засекречены и населению выдавали дозированно ту информацию, которая соответствовала текущему моменту.

В пограничном училище на последнем курсе мне поручили подготовить реферат о полиции Российской империи до Октябрьского переворота и ее участии в охране государственной границы. Я перерыл все, что было в нашей обширной библиотеке и нашел лишь отрывочные сведения о том, как полиция расправлялась с революционерами и активистами демократического движения. Этого было полно, а вот информации о том, какой была форма полицейских, какие у них были знаки различия и прочие детали начисто отсутствовали.

Наш преподаватель научного коммунизма, участник Второй мировой войны моего времени, глядя на мои потуги в поисках материала, сказал:

— Вряд ли вы что-нибудь найдете, молодой человек. Царская полиция так насолила российскому народу, что уже в тысяча девятьсот восемнадцатом году остались единицы полицейских чинов, которые воевали в рядах Белой гвардии. Вместе с ними были уничтожены почти все документы, кроме именных списков арестованных и осужденных. Плюньте на все и напишите о зверствах полиции. Получите отличную оценку.

За реферат о зверствах царской полиции я получил отличную оценку, но я так и не знаю, какие погоны носила царская полиция, какие у них были чины и звания и из какого материала и какого цвета у них были погоны. Все вытоптали люди за эти зверства и ничего для истории не оставили, кроме засекреченного списка палачей и применяемых ими пыток.

По моему указанию было подготовлено распоряжение во все министерства и ведомства о заведении исторического формуляра, где будут помещаться высококачественные фотографии и рисунки мундиров, знаков различия, видов униформы, наград, списков награжденных, описания подвигов, групповых портретов и прочего, из чего любой гражданин может судить, что представляет собой то или иное ведомство. Это будет реклама и история.

Глава 11

Начало июня выдалось дождливым, хотя я люблю дождь. Дождь — это влага. Влага — это жизнь. Много влаги — это потоп. А Потоп — это смерть. Какое-то кольцо получается. Но это волшебное кольцо. Около журчащего ручья, в дождь или как у костра в ночи, человеку приходят умные мысли, или, на худой конец, стихи.

Люблю я дождик моросящий

И в нем гуляю, как в тумане,

Как будто я не настоящий,

А чужеземец, басурманин.

Везде хожу потупив очи,

Я не железный, вам клянусь,

Как беспокойны ваши ночи,

Как мне опасна ваша Русь.

Боюсь, что заповедь Пророка

Я каждодневно нарушал,

В глазах урусок бес порока,

Его я грешник принимал.

Мне недоступны рая пэри,

Они мне снятся по ночам,

Но я тебе открою двери

И уважение воздам.

Свинья не должна стесняться того, что она свинья. Баран того, что он баран. Козел того, что он козел. Курица, что она курица. Каждый может сказать:

— Я — червяк и это звучит гордо!

Все твари Божьи, но каждая тварь по жизни почему-то старается быть то кошечкой, то овчаркой или канарейкой, и никто не хочет быть тем, что ему предписано свыше.

Коротышка по жизни должен оставаться коротышкой, а не вставать на ходули и становиться посмешищем для всех окружающих. Дело не в росте, а в делах, которые возвышают человека над всеми.

Рожденный ползать летать не может. Но человек доказал, что можно ползти с такой скоростью, что она окажется выше взлетной и он полетит вверх, если заставит себя развести руки в стороны.

Всякий бегающий или ползающий должен убедиться, в ту ли сторону он ползет или бежит. Можно забежать или заползти в такие дебри, что возвращение туда, откуда прибежал, становится проблематичным.

На недавнем приеме Посол Франции передал приглашение посетить их страну с официальным визитом.

— Официальное приглашение будет опубликовано во французской прессе на следующий день, — сказал Посол. — Это самый красивейший город мира, — заливался он соловьем, — один из наших знаменитейших Людовиков даже сказал: "Увидеть Париж и умереть"!

Я посмотрел на Посла и удивился тому, что в Посольстве Франции никто не удосужился узнать, кто из "великих" произнес эту фразу. А произнес ее в 1931 году советский писатель и кинематографист Илья Эренбург еще по первой моей жизни в своей книге "Мой Париж". И надо же как удачно получилось, что его слова стали историей и сейчас приписываются французским королям.

Хотя, раньше говорили, что все дороги ведут в Рим и именно там и возникло: увидеть Рим и умереть! Но с разрушением империи это перешло в Неаполь как: Videre Napoli et Mori. Потом это уточнили, чтобы не было никаких двояких толкований: Vedi Napoli e poi muori! Увидеть Неаполь и умереть.

Улыбнувшись Послу, я поблагодарил за приглашение и, будучи уверенным во французском чувстве юмора, сказал, что я еще хочу пожить. Посол как-то незаметно исчез, я бы даже сказал — слинял, зато около меня появился наш министр иностранных дел с прической, стоящей дыбом и спросил о причинах моего отказа от визита во Французскую Республику.

— Успокойтесь, господин министр, — сказал я, — и успокойте своего коллегу по дипломатическому цеху. Он пригласил меня и сказал, что мне нужно обязательно приехать в Париж, чтобы его увидеть и помереть. А я сказал ему, что еще собираюсь пожить. Вот и смотрите, француз, а никакого чувства юмора.

— Извините, Ваше высокопревосходительство, — сказал министр, — но мне придется отпаивать французского Посла от ваших шуточек.

Посла успокоили, и он профланировал невдалеке от меня с широкой улыбкой, показывая, что наконец-то и до него дошел юмор разговорного применения мема о смерти после осмотра Парижа. А мне нужно сесть за изучение французского языка. Конечно, не до такого уровня, чтобы свободно вести беседу, но хотя бы для того, чтобы по бумажке прочитать по-французски и без акцента присутствующим дамам и господам. То есть, медам и месье. Так же легко нужно здороваться, благодарить не только словами спасибо и пожалуйста, говорить, что очень приятно познакомиться и знать пару-тройку жестов для выражения восхищения.

Глава 12

Вся обстановка в нашей стране напоминала одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый год в моей первой жизни, когда я волей случая переместился в год одна тысяча девятьсот седьмой и вся моя жизнь пошла по другому кругу, созданному не без моего участия.

Что у нас было в этом году в моей первой жизни? Перестройка. Гласность. Антиалкогольная кампания. Начала демократии. Частичное приоткрытое архивов. Начала экономических преобразований.

В моей третьей жизни не было никаких антиалкогольных кампаний. Экономика была рыночной. Купцы, предприниматели, банкиры были в почете. В Россию было выгодно вкладывать деньги. Инвесторы стояли в очередях и наши деловые люди выбирали то, что им выгодно, да и министерство экономического развития подсказывало то, что было выгодно для государства.

Когда в стране застой, то каждый день считается прожитым и люди доживают свою жизнь, не видя ничего впереди и имея единственную цель, чтобы похороны не стали разорением для оставшихся в живых родственников. Такую жизнь можно сравнит со спичкой, которая просто горит, изгибаясь в дугу. Прогорела и ее бросили только для того, чтобы с утра зажечь новую спичку. Последующую жизнь вышедших на пенсию людей называли дожитием, и пенсионеры чувствовали себя сильно виноватыми в том, что дожитие является отрицательной величиной жизни и ухудшает последнюю. Пенсионеры как бы говорили всем живущим: подождите, нам уже немного осталось.

Когда страна на подъеме, то эта же спичка является лучиком света в темноте, теплом для людей, огнем для доменных печей, огнем в моторах и огнем в душах людей, которые заняты созидательным трудом на благо своего государства. Когда главной целью людей является не доживание собственной никчемной жизни, а построение общества будущего и светлого для своих детей и для себя лично, то шкала энтузиазма граждан и самоорганизованности их для выполнения поставленных задач будет просто зашкаливать.

Именно такая жизнь была и в нашей России. Пресса постоянно сообщала о закладке промышленных объектов, сдаче в строй уже построенных, появлении на прилавках новых товаров, успехах ученых и инженеров в науке и технике. Все руководство страны было в постоянных разъездах, официально освящая своим присутствием строительство и ввод в действие объектов. Страна не заявляла о своей светской сущности, но роль религии заметно снижалась. Батюшкам строго указывалось на их попытки встать на пути прогресса и, так как они были государственными служащими, то к ним применялись меры дисциплинарного воздействия, как ко всем другим чиновникам. Купцы проводили церковное освящение своих новых автомобилей и яхт, но зато как все радовались, когда освященная техника ломалась из-за того, что они Бога прогневали, вот он и отвесил им полной мере за свои деяния.

Моим указом были категорически запрещены освящения кандидатских и докторских диссертаций, математических теорем и законов физики и химии. Также были запрещены освящения летательных аппаратов, спутников, ракет носителей и орбитальных устройств, баллистических ракет и новых видов оружия.

Было запрещено выделение бюджетных денег на строительство храмов в армии и по родам войск. Строительство культовых сооружений на территории воинских частей также было запрещено. Хотите строить себе храм, строите, собирайте деньги и ходите, молитесь в свободное от служебных обязанностей время.

Мобильные храмы были переданы в министерство по делам национальностей, чтобы окормлять кочевые народы Крайнего Севера.