В этот раз традиция также осталась неизменной. Старейшина деревни, и что важнее внутри этих стен, глава организации, что базировалась за ними, по обыкновению сидел за столом, походя на неподвижную статую самому себе. Игра света слабого источника освещения лишь усиливала данный образ. Посетители же, следуя протоколу, стояли напротив в количестве двух верных подчиненных. Особенность этих двоих в отличие от остальной массы тех, кому доводилось топтать пол напротив стола начальника, заключалась в полном отсутствии стандартной экипировки бойцов Корня. Ни масок, ни балахонов с торчащими из-за спины танто.
Посетители отличались друг от друга буквально во всем. Рост, телосложение, экипировка, черты лица. В обычной ситуации, их сложно было бы заподозрить в том, что они хоть как-то связаны чисто внешне. А если знать их историю и прочее.... Хотя сейчас кое-что общее в них было. И хозяин кабинета, несмотря на все-то же тусклое освещение быстро определил эту черту. Цвет кожи.
Если для одного из них смертельная бледность было абсолютной нормой, заложенной в него природой, то второй, явно раньше явно не мог "похвастать" тем, что ему всю жизнь не давали выходить на солнце.
— Что случилось? — поинтересовался он, прекрасно понимая, что что-то пошло не так при выполнении его поручения связанным с неожиданно выскочившим "проектом".
Ученик старого друга, кто выглядел совершенно невозмутимым, в отличие от другого специалиста, лишь спокойно перевел свой взгляд на второго, всем видом давая понять, что неприятности связаны не с ним. Разумеется, начальник понял это с самого начала. Смертельная бледность была не единственной непривычной чертой в запомнившемся образе холоднокровного мастера ментальных техник, которая у него появилась после "допроса".
— Я не смог просмотреть его память...
Голос Яманака подрагивал. Он старался говорить спокойно, держать себя в руках, но понимание того, что он столкнулся с чем-то неожиданным, от этого не покидало.
— Почему? — безэмоционально поинтересовался Данзо, хотя неудача его не радовала. Специально для этой операции он привлек лучшего доступного менталиста, выслушав доклад Орочимару о защитных способностях допрашиваемого. То, что он не справился с этой задачей, означало, что другие, которыми он располагал, вряд ли смогут добиться лучшего эффекта. А те, кто может и смог бы, он уже не мог привлечь по другим соображениям.
— Меня едва не убило, — лаконично ответил менталист, едва заметно вздрогнув. Для опытного шиноби, не раз разминувшегося со смертью, он вел себя несколько... непрофессионально.
— А если точнее, — терпеливо поинтересовался Шимура.
Шиноби вздохнул, сжал кулаки, собирая волю в кулак, чтобы не дать слабину.
— Тьма. Абсолютный мрак поглотил меня тот час же, как я попробовал проникнуть в его мысли. Там было невыносимо жарко.... Повсюду кипела демоническая чакра, что обжигала меня и пыталась прожечь, расплавить мою плоть! Я не мог разорвать контакт, потому что меня что-то держало! Не мог что-то противопоставить той жути, что обрушилась на меня. Это не было похоже на гендзюцу. Я чувствовал реальную боль, чувствовал слабость. Чувствовал, как чужая чакра циркулирует в моем теле, и не мог нарушить поток этой силы.... Простите, Данзо-сама! Я с таким не сталкивался!
Выслушав резкую, прерывистую речь менталиста, и посмотрев на дрожь в его руках, глава Корня и все еще АНБУ перевел взгляд на Орочимару. Его немой вопрос был тут же услышан ученым.
— Мне пришлось самому разорвать контакт, когда понял, что что-то не так. И с трудом смог вывести из тела Осаму-сана часть проникшей в него йокай. Видимо это и стало причиной этой иллюзии.
— А что сейчас наш клиент? — поинтересовался старейшина, оценивая полученную информацию.
— Он без сознания, — спокойно ответил саннин.
— Ты не пытался привести его в себя?
— Пытался. Но пока безуспешно. Хотя подозреваю, что он придет в себя. Достаточно скоро. Как только сможет переварить чакру Осаму-сана, что он поглотил.
— Поглотил? — насторожился Данзо.
— Да. При осуществлении ментального контакта наш уважаемый менталист установил прямой контакт с допрашиваемым. Когда в него хлынула чакра лиса, видимо в ответ вытесняемая его чакра перетекла в него, — пожал плечами Орочимару, блеснув глазами.
— И сколько в него перетекло?
— Где-то половина резерва.... Около сорока пяти процентов, если быть точнее.
Данзо задумался. Ситуация его не радовала. Перспективный проект от такого расклада тормозил. Для выявления всей необходимой информации к построению нужной логики действий и постепенной вербовке обычными методами требовалось куда больше времени. Времени, которого не так много, учитывая ситуацию на границах.
— Что же.... Не все может идти гладко, — заметил он и посмотрел на Орочимару, — Продолжать выполнение основной части работ по этому проекту. Мне нужна вся информация.
Саннин кивнул. Взгляд Данзо остановился на менталисте.
— Я крайне благодарен вам за ваше участие в этом деле. Корень высоко ценит сотрудничество с вами и вашей семей. И надеется, что все, что с ним связано, остается в этих стенах!
Яманака коротко кивнул.
— Моя миссия окончена?
— Согласно документам, через два дня вы официально вернетесь с границы. Пока можете отдохнуть у медиков. Отравление йокай необходимо свести к нулю.
— Понимаю.
— Можете идти.
Посетители выскользнули из кабинета, оставив хозяина одного внимательно рассматривать документы из папки с перспективным проектом.
Я вновь пришел в себя в том же самом помещении, что и в прошлый раз. Все та же кушетка, все те же ремни, что фиксировали мое бренное тело на месте, и все та же атмосфера специфического учреждения. На этот раз более полно отраженная, благодаря почти полностью включенному освещению. По пробуждению состояние было не особо хорошим, видимо способ погружения в "сон" сказывался, но осмотреться настолько, насколько позволял неудобный ракурс, это не мешало.
Первого же взгляда на контуры многочисленных элементов достаточно специфического интерьера позволили определить примерное предназначение данного помещения. Разумеется, с ходу понять назначение большей части видимого мне инвентаря и приборов, я был не в состоянии, но это не помешало мне осознать, что первоначальное предположение оказалось верным. Основано ли оно было на ассоциативной цепочке "Орочимару = лаборатория" или просто на моих ощущениях я уже честно не помнил, но это собственно и не важно. Теперь я точно знал, что нахожусь именно в лаборатории. В довольно большой, к слову. Все мое ощущение пространства подсказывало мне, что в тени скрыто куда больше, чем в освещенной части помещения. Много ли это или мало для помещений такого рода я не знал, но мне на это было наплевать, в общем-то.
Орочимару был тут же. Он сидел за каким-то столом, большую часть которого занимали многочисленные пробирки и мензурки, с небольшими наклейками-ярлычками. Лишь часть пространства было выделено под микроскоп и свободное место, где лежала, судя по всему, какая-то папка или что-то вроде того (с моего места было сложно рассмотреть). Разобрать, что он там делает, мне, не блещущему особыми познаниями в науках, было невозможно. Что было и не важно. Главное, саннин был здесь и вероятность того, что судьбоносный разговор с ним состоится прямо здесь и сейчас была максимальной. Без подготовки, без плана, без полного понимания положения дел относительно роли родича в делах Корня и его влиянии на руководителя этой организации.... Это напрягало. И практически сразу же стало все равно, когда глаза Орочимару поймали мой взгляд и буквально пришпилили к месту... еще крепче, чем это сделали ремни.
Игра в гляделки продолжалась где-то около минуты. Я лежал и смотрел со своего не совсем удобного положения на саннина, тот отвечал тем же, расположившись за своим столом. Никаких мыслей, никаких чувств, просто холодный обмен взглядами и попытка присмотреться друг к другу. Он не давил, никаких попыток воспользоваться специфическими методами воздействия не следовало. Анализ и восприятие.
Хмыкнув чему-то своему, Орочимару оторвал взгляд, поднялся со своего места, и, прихватив с собой небольшой потрепанный журнал, направился ко мне. Пока он шел, я невольно задался вопросом, почему в лаборатории он работает в своей полевой форме. Понятно, что вопрос глупый, и сейчас следовало бы задуматься о чем-то другом, но ничего более разумного в этот момент в голову не пришло. Саннин отчего-то не утруждал себя накидыванием какого-либо подобия халата, что было бы разумно в подобном помещении. Сомневаюсь, что проводить эксперименты в обычной экипировке шиноби в принципе верно, даже с учетом наплевательского отношения к правилам. Чистота эксперимента, стерильные условия, все дела. Хотя.... Несмотря на довольно внушительный вид, не похоже, что в последнее время в лаборатории проводился хотя бы один мало-мальски важный опыт, связанный непосредственно с основным направлением работы ученого....
Родич поставил рядом с моей кушеткой стул, и уселся на него, положив журнал себе на колени, и пристально вгляделся в меня. От этого взгляда, буквально источавшим какой-то странный интерес и азарт стало как-то не по себе. Как бы он не начал препарировать меня прямо здесь и сейчас! Плакало тогда все мое светлое будущее.
К счастью, никаких попыток добраться до моей сути хирургическим путем не последовало. Откровенно пристальный взгляд несколько изменился, и Орочимару, открыв свой журнал и найдя нужную страницу, что-то быстро набросал небольшим карандашом. И лишь после этого вернулся ко мне, на этот раз с куда менее напрягающим меня взглядом.
— Итак, как самочувствие?
Его голос звучал спокойно, с таким налетом интереса и одновременно некоторого уныния казалось от необходимости начинать разговор такими общими фразами, напрямую связанные с его работой. И от его вопроса я задумался одновременно о двух вещах. Если первое, это понятное дело то, как себя я чувствую, то второе было напрямую связано с речью спрашивавшего меня человека. Пока мозг обдумывал ответ, прислушиваясь и анализируя общее состояние организма, делая попутно, занимательную серию открытий, вопрос о речи несколько утратил свое первостепенную важность, хотя о нем я не забыл.
— Скорее жив, чем мертв, — ответил я, совершенно не кривя душой. Действительно, мое состояние, мягко говоря, было не радужным. По сравнению со мной старым, до пребывания в желудке демонического лиса, сейчас я был, откровенно говоря, полуживым существом, не способным даже самостоятельно двигаться.
— Вот как? — изогнул бровь Орочимару, пристально вглядевшись в меня, — И это все, что ты способен сказать?
— Мог бы сказать и больше. Но смысла в этом нет. Моя предыдущая фраза более чем емко отражает мое состояние.
— Позволь мне определять, в чем есть смысл, а в чем нет, — каким-то елейно мягким тоном возразил саннин, при этом его взгляд резко изменился, став каким-то колючим. Что впрочем, особого впечатления на меня не произвело. Сомневаюсь, что сейчас вообще существовало что-то, что могло сильно меня удивить или напугать. Не после пережитого знакомства с внутренностями биджу и попытки проникнуть в мой мозг. К слову, о попытке проникновения. Орочимару случаем не интересуется именно последствиями этой попытки? Судя по моим ощущениям, внутри меня сейчас было немало чакры того самого человека.
— Если тебя интересует то, как внутри меня приживается чакра того голубоглазого следователя, то могу ответить, более чем нормально. Хотя и вызывает некоторый дискомфорт, — высказался я, решив продолжить беседу.
— Дискомфорт? — оживился собеседник, блеснув глазами. Я что, угадал?
— В некотором роде, — подтвердил я, кивнув, — Не знаю, связано ли это непосредственно с ним, но чувство голода и желание посетить место уединения возникло после встречи с ним.... До этого вроде бы, не хотелось.
Орочимару слегка нахмурился, а во всем остальном его лицо стало походить на непроницаемую маску. О чем он думал в этот момент, было сложно разгадать, хотя общее направление мыслей, наверное, не трудно понять. Если сделать кое-какие предположения....
— Неожиданно получается, — странно хмыкнул он довольно скоро, и не прерываясь надолго, продолжил, — А я уж грешным делом было подумал, что ты не нуждаешься в еде в принципе. Решил, что наличие соответствующих органов лишь атавизм.
Слова саннина подтверждали мои предположения. За все то время (безусловно, небольшой промежуток, по сравнению с тем, сколько я провел внутри биджу), он не делал никаких попыток устроить мне подпитку теми или иными способами, видимо сделав вывод об отсутствии необходимости в этом после изучения моего организма. А что, вполне резонно. Проведя столько времени внутри монстра, я как-то умудрился выжить без питья и воды, и за эти месяцы после освобождения все так же не нуждался в этом. То ли я восполнял свои силы за счет чакры лиса, что была внутри меня, то ли еще что-то, но желудок это время не работал, равно как и кишечник, и ученый просто не мог не заметить это.
— Не атавизм, — высказался я, отведя взгляд от саннина. Лежать, повернув голову в его сторону было не слишком удобно, потому попытался слегка размять шею. Насколько это было возможно, — Необходимость в нем всегда была. Просто в последнее время есть было нечего, да и некогда.
— Что сразу приближает нас к главной интересующей меня теме. Каким образом человек попал внутрь девятихвостого лиса и смог выжить внутри?
Голос Орочимару резко изменился. Он явно подобрался к самому главному вопросу и намерен получить информацию. Этот момент был также важен и для меня. Устанавливать контакт с родичем предстояло именно сейчас.
— Почему ты решил, что я находился внутри девятихвостого? — мой вопрос был чистой формальностью. Сомневаться в том, что ученый не разобрался в этом вопросе, было бы глупо. Но учитывая то, что я до сих пор не решил, раскрывать ли мне карты в полной мере, или нет, знание хотя бы некоторых деталей могло помочь установить верный курс.
— Тебе не кажется, что этот вопрос очевидным? — все также холодно поинтересовался саннин.
— Мне просто интересно. Быть может, ты удовлетворишь мое любопытство, чтобы я в свою очередь сделал то же самое для тебя?
С этими словами я снова посмотрел на саннина, стараясь придать лицу максимально отрешенное выражение. Мол, ты же знаешь, где я побывал и что пережил, так что потешь мое самолюбие. Тот не стал особо противиться.
— Язык, — спокойно сказал он, и слегка уже подзабытая мною мысль о некоторых странностях речи мгновенно воскресла в памяти. Орочимару же не поленился продолжить, и расписал все, — Возможно, ты и не заметил, но твоя речь заметно отличается. Если не в словах, то в произношении. Тебе присущ довольно специфический акцент. Его можно было бы воспринять как один из малоизвестных диалектов. В конце концов, таковых великое множество. Можно было бы, если бы я уже не слышал подобный ему. Давно, еще во времена моего детства. От человека, который не просто своими глазами наблюдал основание Конохи, но и сам принимал самое непосредственное участие в нем. И, ни разу после этого. Где бы я ни был, с кем бы ни общался, подобную речь я услышал лишь от тебя. Спустя столько лет.