Резонанс

— А что придётся делать? — послышался девичий голос. — Нам ничего не объяснили!

— Ничего делать не придётся! Просто постарайтесь расслабиться! — ответил старший лейтенант, бросил взгляд на наручные часы и продолжил. — На западном направлении излучение самое слабое, на восточном — наоборот. Дорога проложена таким образом, что за южную дугу достигается пик интенсивности витка, а на северной оно остаётся неизменным. Традиционно окружность разделена на квадранты и румбы, последних тридцать два.

— Румб — это направление на морском компасе! — выкрикнул кто-то из строя.

— У моряков — направление. У нас — сектор в одиннадцать с четвертью градусов от этого румба и до следующего. Отсчёт начинается с запада и идёт против часовой стрелки. В первом румбе каждого витка интенсивность излучения наименьшая, к концу шестнадцатого она достигает своего предела.

У меня от столь сумбурных объяснений голова кругом пошла. А вот чуток оклемавшийся Лёва лишь покивал, словно эта лекция подтвердила какие-то его догадки.

— Наши способности будут как-то зависеть от того, в какой именно момент мы войдём в резонанс? — спросил вдруг Антон — тот самый рыжий счастливчик.

Старший лейтенант поколебался немного, но на показавшийся ему неудобным вопрос всё же ответил.

— Будут! И от витка, и от румба. В первую очередь — от витка.

— А какой виток самый перспективный? — продолжила расспросы чернявая девица.

— Неважно! — отмахнулся лейтенант. — Вы в любом случае не сможете контролировать процесс инициации. Мой вам совет — просто расслабьтесь!

Совет был неплох, и я бы с превеликим удовольствием ему последовал, да только нервы едва ли не звенели от напряжения. Ещё и это тягостное ожидание непонятно чего...

— Дирижабль! — встрепенулся вдруг Аркадий.

Я обернулся и обнаружил, что к причальной мачте и в самом деле приближается небольшой аэростат, а его то ли сопровождают, то ли конвоируют два истребителя. Надпись на борту гласила: "Общество изучения сверхэнергии". Ниже было написано что-то куда мельче, разобрать слова не удалось. А вот Аркаша хоть и сощурился, но всё же прочитал:

— "Под патронажем великого князя Михаила"... — Он скривился и сплюнул под ноги. — Контра!

Я бы тоже сплюнул, да пересохло в глотке. Контра и есть.

Великий князь Михаил на протяжении двух последних десятилетий возглавлял засевших в сенате монархистов. И пусть мой папа всерьёз полагал, будто лишь нежелание этого старорежимного реликта содействовать возвращению из зарубежного изгнания своего венценосного кузена уберегло и уберегает республику от попыток реставрации монархии путём вооружённого мятежа, мне казалось правильным поставить к стенке всех реваншистов разом.

Один из транспортников укатил на взлётное поле, принял там полдюжины человек и вернулся к пропускному пункту. Проверка документов много времени не заняла, почти сразу шлагбаум дрогнул и ушёл вверх, автомобиль резко тронулся с места, быстро набрал скорость и, заложив крутой вираж, вывернул на окружную дорогу.

— По машинам! — скомандовал старший лейтенант. — Пошли! Пошли! Быстрее! Занимайте места по правому борту!

Мы подсадили Ингу и Лию, забрались следом сами и потеснились на лавке, давая возможность усесться рядом уже знакомому рыжему парню и его чернявой спутнице. Противоположную лавку заняли мужчины и женщины в возрасте от двадцати до тридцати лет в столь же невыразительно-больничных одеяниях.

Нас семеро, их семеро. Очень интересно.

Я огляделся и обнаружил, что в других машинах соотношение выдерживается столь же строго. Один соискатель, один... А кто?

Инструктор? Санитар? Реаниматор? Непонятно.

Но зато стало ясно, почему инициацию проводят столь ограниченными партиями — иначе и машин не напасёшься, и персонала никакого не хватит.

— Ну, чтоб не пятьсот вёрст! — произнёс старший в медицинской бригаде и спросил: — Все облегчились? Я серьёзно — остановок не будет, придётся по-морскому с борта!

— А долго ехать?

— Кому как. Самое большее двенадцать часов. Вода и сухой паёк у нас припасены, а вот удобствами машина не оборудована, примите к сведению. И никаких шуток — остановки в пути не предусмотрены.

Инга с Лией переглянулись, спустились по лесенке у заднего борта и поспешили к выстроенному немного на отшибе сараю с отхожими местами. Я бы, наверное, тоже последовал их примеру, только понял вдруг, что ноги сделались ватными и едва ли получится проделать весь этот путь и забраться обратно в кузов.

Ничего, потерплю...

Караульный, выждав какое-то определённое время, дал отмашку и с места тронулась первая машина, а ещё минут через пять за ней покатила следующая. Забеспокоился даже, успеют ли вернуться девчонки, но обошлось. Стояли ещё никак не меньше четверти часа, прежде чем рыкнул мощный движок и наш трёхосный автомобиль выкатил на дорогу, занимая стартовую позицию.

Боец у поднятого шлагбаума вновь махнул клетчатым чёрно-белым флажком, и грузовик неожиданно шустро для своих немалых габаритов сорвался с места и всё быстрее, быстрее и быстрее покатил к столбу, отмеченному единицей. А потом шофёр принялся крутить руль, автомобиль вошёл в поворот и помчался по укатанной грунтовке — той самой спирали, о которой нам и толковал пулемётчик.

Немедленно повеяло противоестественным жаром, будто к печи в литейном цехе подступил, но зной тут же отступил, сменился неприятной тяжестью. Меня словно продавливали через сгустившееся пространство — и не забивали гвоздём в доску, а процеживали через марлю рыхлым творогом.

Никак не удавалось наполнить воздухом лёгкие, а тело словно задеревенело, и лишь поэтому я не заорал в голос. Всё, что сейчас мог, — это скрипеть зубами, да стискивать пальцами край лавки. Остальным приходилось ничуть не лучше. Остальным — это претендентам, наши сопровождающие никаких неприятных ощущений, такое впечатление, не испытывали.

— Скорость? — спросил старший смены.

— Пятьдесят! — отозвался водитель и скрежетнул каким-то рычагом. — Зафиксировал!

Автомобиль мчался по грунтовой дороге необычайно ровно, словно гоночный болид на треке, но из-за этого становилось только хуже. Сбросить оцепенение никак не получалось, а изматывающее давление несильно, но всё же неуклонно росло. Я словно очутился на раскрученной до предела карусели, только тут вместо центробежной силы...

Додумать спутанную мысль не успел: Лев вдруг встрепенулся и стиснул тонкими пальцами моё запястье.

— Там! — ткнул он перед собой свободной рукой. — Эпицентр там! Разве вы не чувствуете?! Да посмотрите же! Вон он!

Кто-то из медбратьев даже присвистнул от удивления.

— Поверить не могу! На первом румбе резонанс схватил! Ну и какой счастливчик его жребий вытянул?

А вот кто не напоминал счастливчика, так это сам Лёва. Речь его сделалась бессвязной, он начал выкрикивать слова в темпе пулемётной очереди, беспрестанно перескакивая с темы на тему.

— Сверхэнергия пронизывает весь мир! Ноосфера! Мы все источники информации! Вы слишком громко думаете! Перестаньте! Прекратите немедленно!

Пальцы товарища стиснули запястье с такой силой, что показалось — ещё немного и сломаются кости, а дальше я вдруг неким иррациональным чутьём уловил непонятное мельтешение на самой границе зрения, будто бы размеренное движение автомобиля через переполненное сверхэнергией пространство вызвало к жизни странный стробоскопический эффект.

Интенсивность всполохов стала нарастать и перерождаться в колющую пульсацию, но тут старший санитар резко бросил:

— Чей он? Не спим!

Крепкий парень лет двадцати сорвался с места, приложил к лицу Льва марлю, смоченную хлороформом, тогда только стиснувшие моё запястье пальцы утратили свою стальную хватку, а секунд через десять наш товарищ и вовсе обмяк, качнулся вперёд.

Санитар подхватил его, не дав упасть со скамьи, перекинул через плечо и легко выпрямился, ничуть не смущённый немалым грузом.

— Всё! Пошёл!

Медбрат оттолкнулся ногой от заднего борта и сиганул из кузова. Сердце сжалось в ожидании неминуемой катастрофы, но спрыгнувший на дорогу санитар даже не покачнулся, словно грузовик и не мчался со скоростью пятьдесят километров в час. Слегка присев, парень тут же выпрямился и зашагал обратно к пропускному пункту.

— Тоже так сможете, — с усмешкой бросил начальник смены, заряжая ракетницу.

— А стоит ли? — спросил кто-то из его подчинённых. — Тут идти-то!

— Правила умными людьми писаны! — возразил старший санитар, поднял руку, и с громким хлопком к небу взмыла зелёная ракета.

Меня переполняли вопросы, но стробоскоп уже погас и вернулось изматывающее давление сверхэнергии, вновь стало трудно соображать. Каждый оборот автомобильных колёс словно проворачивал винт незримого пресса, и тот с бездушной неумолимостью сминал меня всё сильнее и сильнее; казалось даже — дышу через раз. Тут не до разговоров...

Дальше всё запомнилось урывками. В какой-то момент степь перестала быть ровной словно стол, начали попадаться холмы, зазеленели кустарник и невысокие деревца, а потом солнце вдруг как-то разом очутилось за правым плечом. Дальше небольшие рощицы превратились в лес, и вот уже короткая тень побежала впереди автомобиля. А на обочинах мелькали, мелькали и мелькали верстовые столбы.

Но не верстовые, конечно же нет. Столбы отмечали румбы.

Отпускать начало на семнадцатом. Противоестественное давление никуда не делось, просто его интенсивность перестала нарастать. Понемногу я даже свыкся с ним — словно человек на страшной глубине, едва не раздавленный толщей вод, дальнейшее погружение которого приостановилось и гибель перестала казаться неминуемой.

— О! — обрадовался старший санитар. — Выплыли? Чай, вода, сэндвичи?

При этих словах сидевший на краю скамьи рыжий Антон перегнулся через задний борт и ясно дал понять, что сейчас ему не до еды. Впрочем, у меня никакого аппетита не было тоже.

— Пить... — прошептал я пересохшими губами, и один из санитаров сунул в руку железную кружку.

Вода оказалась невкусной и слишком тёплой, немного даже замутило. Решил в следующий раз просить чая. Если, конечно, успею снова захотеть пить. Если раньше не накроет резонанс...

Аркаша тоже напился, повернулся к Инге спросил:

— Ты как?

Девушка слабо улыбнулась в ответ.

— Всё хорошо.

Лия держала кружку двумя руками, и те ходили ходуном, хоть машину почти не трясло.

— Вы тоже слышите их? — спросила она вдруг. — Голоса! Никак не могу разобрать, что они говорят!

Я ничего подобного не слышал, наоборот — уши словно заложило, и Аркадий тоже покачал головой, а вот Инга задумалась и сказала:

— Не голоса. Это как метроном...

— Ну-ка цыц! — разозлился вдруг старший санитар. — Первый резонанс у всех разный, не сбивайте друг другу настрой!

Разговор сразу сошёл на нет. Холмы остались позади, дорога нырнула в низину, и с обеих сторон к обочинам подступила тайга. Сознание оставалось ясным, только навалилась непонятная апатия. Жарило просто немилосердно, но пить не хотелось, и как-то незаметно я задремал.

Очнулся, когда солнце принялось светить в лицо. Теперь грузовик вновь мчал по степи с редкими пятнами зелени, и уже ничего не напоминало о непролазной тайге. Ландшафт менялся как-то слишком стремительно — едва ли пребывал в забытье дольше пятнадцати минут.

Я попытался припомнить курс геометрии и высчитать протяжённость первого, самого длинного витка, но в итоге сбился и точного результата не получил, понял только, что речь идёт примерно о восьмидесяти километрах.

О-хо-хо... Полтора часа на жёсткой лавке под палящим солнцем — это и без всякого резонанса сущая пытка!

Впереди замаячила пыльная полоса Западного луча, и старший санитар взглянул на часы.

— Ну что, детишки, готовы ко второй завесе?

Мелькнул столб с цифрой два, автомобиль пересёк радиальную дорогу, и я словно рухнул в озеро после прыжка из гондолы зависшего в неведомой выси дирижабля. Плашмя. Но просто уйти на дно не позволили, взяли на буксир и потянули, да так что трением сдирало плоть с костей.

Привыкнуть к такому было попросту невозможно, не привык к этому и я, просто впал в какое-то странное оцепенение. И вынырнул из него лишь к концу семнадцатого румба.

На этот раз попросил чая.

— С сахаром? Или рафинад вприкуску?

От одной только мысли о сладком замутило, и я замотал головой.

— Чай! Просто чай!

Остальные тоже очухались, только на этот раз никто не стал распространяться о своих впечатлениях, ехали молча. Как ни странно, чувствовал я себя примерно так же как и на северной дуге первого витка. Пусть мы и стали ближе к Эпицентру на целый километр, никаких новых неприятных ощущений это обстоятельство не принесло.

Но всё ещё изменится. Впереди нас ждала третья завеса.

И я понял — не хочу. Не желаю терпеть эту пытку и дальше, изнывая от жары и тряски на жёсткой лавке. Только не в ситуации, когда достаточно лишь попросить и один из санитаров сиганёт со мной из кузова, а там уже ничто и никто не помешает улечься на траву и наконец-то расслабиться.

Что удержало? Да уж точно не полтора витка, оставшиеся позади, и даже не восьмидневная поездка в плацкартном вагоне!

Что тогда? Боязнь разочаровать товарищей и уронить себя в глазах Инги? Мои три заветных мотива? Лишь недавно осознанное желание обрести истинную силу?

Нет, нет и нет! Ничего из этого не смогло бы заставить набраться терпения, спасла положение банальная логика.

Ну а как иначе? Сейчас я на всех парах несусь к Западному лучу, откуда до пропускного пункта останется пройти два километра по прямой. И какой тогда смысл суетиться раньше времени, если и без того двигаюсь в нужном направлении? Опять же резонанс может случиться буквально в любой момент, Лёва тому примером.

А ну как получится пройти инициацию ещё до конца этого витка? Нет, ну а вдруг?

Где-то впереди в воздух взлетела зелёная сигнальная ракета, а минут через пять мы проскочили мимо стоявшей на обочине парочки: санитара и его подопечного. Последний проводил нас каким-то совсем уж тоскливым взглядом, и стало ясно: этот не вошёл в резонанс, соскочил, не дотерпев до Западного луча.

И я скривился в горькой ухмылке, радуясь собственной предусмотрительности. Всё же хорошо обладать рациональным складом ума и не позволять эмоциям брать верх над разумом.

Пересохшие губы лопнули, выступила кровь, но это настроения мне испортить уже не смогло. Я умный и предусмотрительный — чего не отнять, того не отнять.

Лучше немного потерпеть, но зато не придётся ждать попутный транспорт и получится дойти до пропускного пункта своим ходом. Хватит с меня этих машин. На всю жизнь за сегодня наездился!

Глава 3

Когда впереди замаячил столб с цифрой три, я испытал... разочарование.

Всерьёз ведь рассчитывал войти в резонанс до конца витка, но никакого отклика не уловил. А, между тем, тридцать второй румб на исходе, вот-вот на новый заход пойдём.

Я медлил и выжидал, кусал губы, прислушивался к собственным ощущениям.

Три часа пытки. Сто восемьдесят минут тряски на жёсткой лавке. Десять тысяч восемьсот секунд изматывающего зноя. И что — всё впустую, всё напрасно?