Продолжение 4

— Прав был Вольдемар, это — измена! — Это уже кто-то из компании прапорщиков. — Что нам теперь говорить солдатам?

— Господа офицеры! — Игорю Александровичу пришлось повысить голос, чтобы навести порядок. — Я разделяю Ваши чувства, но приказ должен быть выполнен! Все войска отводятся на линию старых фортов!

— И, что, все остается германцам в целости и сохранности? — Роман Викторович саркастически улыбается. — Господин штабс-капитан, прошу Вашего указания подготовить фортовые сооружения к взрыву!

— Со своей стороны готов оказать возможную помощь. — Вставляю свои "пять копеек" в общий разговор. — Мои вчера собрали около тридцати трофейных гранат, можем заминировать часть дверей и помещений..

— Хоть в приказе об этом ни слова не сказано, считаю правильным и необходимым подрыв форта. — Федоренко обводит нас взглядом, затем обращается к своим прапорщикам. — Вам, господа, час на сборы и вывод подразделений. Я дал команду Пантелеичу раздать продукты нижним чинам. Саперы под командованием прапорщика Щавелькова и подпоручика Берга готовят к подрыву орудия, артпогреба, склады, газолиновую цистерну, артезианскую скважину, если сможете, — часть несущих конструкций в казематах. Помните, господа, ни один ствол в форте после нашего ухода не должен выстрелить. Ну, а Вы, Денис Анатольевич, помогите им.

Вот так вот... Мощнейшая крепость, огромный гарнизон... После пары дней окружения и осады, нескольких не самых сильных штурмов, одним росчерком пера идиота и труса в генеральских погонах... Я, конечно, не самый большой знаток военного искусства, но тут и ежику понятно, что Новогеоргиевск обречен, и сдача — дело ближайших дней...

— Денис Анатольевич, уделите пару минут, будьте любезны. — Берг выглядит озабоченным. — Хотел обсудить с Вами один вопрос.

— К Вашим услугам, Роман Викторович.

— Тут вот какое дело... Я от своих артиллеристов наслышан о действиях Вашего отряда. Смею предположить, что в случае капитуляции крепости Вы в плен сдаваться не будете.

— Совершенно верно. Мы будем пробиваться к своим.

— И даже нарушение приказа, буде такой последует, о сдаче в плен Вы выполнять не намерены?

— Нет, не намерен. Мы все равно уйдем. А там пусть мое начальство решает, правильно ли я поступил.

— Собственно, я задаю эти вопросы единственно с целью уйти вместе с Вами. — Берг внимательно смотрит на меня. — Обузой не буду.

— Ну, что ж, Роман Викторович, милости прошу к нашему шалашу. Только сразу хочу предупредить, что будет или трудно, или очень трудно.

— Ну, значит, быть по сему... А теперь пойдемте, займемся минированием...

Мои "взрыватели" с нетерпением дождались, пока рванут все заряды, заложенные саперами и Бергом, и пыль от взрывов еще не улеглась, как чуть ли не галопом понеслись обратно в форт ставить растяжки. Времени на это у них ушло немного, чувствуется, что ребята набили руку и теперь продемонстрировали свое мастерство Бергу, который, впрочем, не остался сторонним наблюдателем, а принял в веселии самое непосредственное участие. Теперь, если все пойдет так, как рассчитали, мелкие неприятности будут сопровождать гансов, начиная от самых ворот. Использовали все собранные гранаты и часть пироксилина, обещанного подпоручиком. Отдельно заложили пару захваченных ранее из погребов 48-линейных снарядов в указанный Бергом штатный колодец для подрыва моста через ров. Добавили сверху немного пироксилина и приспособили к этому "коктейлю" в качестве украшения последний химический взрыватель студента Максима, который разве что крест не целовал, убеждая Романа Викторовича в работоспособности девайса.

По шоссе до ворот Парижского фронта было верст восемь, но не всё меряется только расстоянием и временем. Дорога тянулась бесконечно. Долго и тяжело. Наверное, так всегда бывает при отступлении. Длинная темная змея батальона штабс-капитана Федоренко вползла внутрь крепости, когда уже почти стемнело. Еще час ушел на то, чтобы разыскать их родной 249-й Дунайский полк. Оставив народ размещаться в казармах, пошли представляться командиру полка полковнику Асташеву.

По дороге Игорь Александрович кое-что рассказал про него. Командир 249-го пехотного Дунайского полка 63-й пехотной дивизии полковник Александр Васильевич Асташев, оказывается, был толковым и храбрым офицером. По словам штабс-капитана, бывший флотский, кавторанг, командовал несколькими придворными яхтами, затем вышел в отставку, но позже, в русско-японскую вернулся в строй, получил батальон. В 14-м формировал их родной 249-й Дунайский, затем возглавил его. В феврале, командуя полком, был ранен и контужен, попал в плен под Праснышем, умудрился сбежать и был возвращен на прежнюю должность. В Новогеоргиевске дунайцев поставили оборонять 15-й и 16-й форты, — ту самую группу "Царский дар", которая приняла на себя бомбардировку "Большими Бертами" и основной удар штурмовой группы немцев, только батальон Федоренко был откомандирован на западный фланг ввиду того, что соседние укрепления занимали ненадежные ополченцы, собранные с бору по сосенке. Штабс-капитан охарактеризовал своего командира, как спокойного, интеллигентного человека, уважающего своих офицеров и солдат, что, по общему мнению, являлось большой редкостью.

Слишком долго шагать по коридору, напоминающему тоннель метро, нам не пришлось. Зайдя в одну из дверей, попадаем в "предбанник" — небольшую комнатушку, где за письменным столом между двух телефонов сидит молодой поручик с щеголеватыми усиками, и увлеченно что-то пишет. Увидев нас, улыбается и вылезает из-за стола.

— Игорь Александрович, Роман Викторович, здравствуйте! Рад Вас видеть! — Замечает меня и, после секундного замешательства, представляется. — Поручик Вязьмин, полковой адъютант.

— Подпоручик Гуров, командир партизанского отряда 2-й армии.

— Партизанский отряд? — Его брови удивленно взлетают вверх. — Какими судьбами здесь оказались?

— Они, Алексей Витальевич, вышли к нашему форту, причем, очень даже вовремя. Помогли отбить атаку германцев. — Федоренко в двух словах вводит адьютанта в курс дела. — Затем вместе с нами эвакуировались в крепость... А кого там наш отец-командир распекает? Право, давно не слышал, чтобы он так шумел.

Из-за двери доносится чей-то голос. Слов не разобрать, но громкость и интонации говорят сами за себя.

— У Александра Васильевича какой-то прапорщик из автоотряда. Что уж там у них случилось, не знаю. На моей памяти был только один случай, когда он использовал по старой памяти флотский "фольклор" на повышенных тонах, причем, было за что. Сейчас доложу, надо же спасать беднягу.

Поручик открывает дверь в кабинет, откуда тут же доносится:

— Вас не то, что перед строем расстрелять надо! Пули для вас жалко, ничтожество! Повесить, как бешеную дворняжку!.. Что там еще, Алексей Витальевич?

— Штабс-капитан Федоренко, подпоручики Берг и Гуров, господин полковник!

— ... Пусть зайдут... А вы — вон отсюда, мерзавец!.. Наш разговор еще не окончен!

Мимо нас из кабинета вылетает взмокший съежившийся прапор с мордочкой красно-фиолетового цвета, и очень быстренько покидает помещение, видно, опасаясь, что начнется вторая серия. В кабинете нас встречает высокий, чуть полноватый полковник, еще не остывший от разноса. Или в понимании Игоря Александровича так выглядит спокойный интеллигентный человек, или автопрапор накосячил что-то очень нехорошее. Полковник здоровается с моими спутниками, хмурит брови, глядя на меня, очевидно, пытаясь вспомнить, знакома ли ему моя мордочка, потом опускает взгляд на "Аннушку" и более спокойным голосом предлагает:

— Представьтесь!

— Подпоручик Гуров, командир партизанского отряда 2-й армии. — Скоро на языке мозоль набью от этих представлений.

— Партизаны?.. Хм, однако... Извините за шум, господа, не смог сдержаться!

— Значит, было за что? — Дипломатично спрашивает Федоренко.

— Вы же знаете, Игорь Александрович, что полк поставили на тяжелый участок — "Царский Дар", "Голавицы" и 16-й форт, а Ваш батальон кинули на "Закрочим". В ночь на 1 августа германцы начали штурм фортов, главный удар пришелся по 14-му и 15-му. Четыре дня мы отбиваем атаки ландвера, сидим под обстрелом крупнокалиберной артиллерии. Можете представить себе силу взрывов, если после падения одного снаряда перед укреплением бетонная стена длиной в 6 метров и толщиной в два откололась от свода и сдвинулась на два сантиметра внутрь.

— Ничего себе... — Потрясенно шепчет Роман Викторович. — Не иначе, "Убийц фортов" подвезли...

— Да-с, Роман Викторович, мои артиллеристы потом измерили воронку от него. Глубина — четыре метра и диаметр — десять с половиной. Осколки разлетаются до двух километров. Наши батареи в ответном огне расстреляли почти весь боезапас, мои трехдюймовки тоже стоят с пустыми зарядными ящиками. Телефонирую в крепость, мол, нужны снаряды. На другом конце провода отвечают, что высылают колонну... Мы ждали два дня! Я дозвонился аж до генерала Римского-Корсакова, помощника коменданта по артиллерии. Ответ тот же: "Ждите! Скоро будут!".

Полк все эти дни дрался достойно, и если бы вовремя подбросили нам подкрепления, штурм имел бы все шансы быть отбитым даже несмотря на отсутствие поддерживающего артогня! Но нам присылают несколько разрозненных и недоукомплектованных батальонов, состоявших из ополченцев, да еще когда все кончено!.. Помните, господа, штабс-капитана Войтенковского? Он с остатками своей роты остался в укреплении ХV-а и прикрывал отход полка. Резервы подошли, только когда германцы взорвали горжевые ворота и ворвались внутрь.

Но даже в таком положении можно было обороняться. Сразу за фортами лес, превращенный в укрепленный район. Уже присмотрели новую позицию, как приходит приказ: "Отходить в крепость!"... Я привел полк... Наши потери — более тысячи двухсот нижних чинов, восемь офицеров убито, пятеро ранены. Здесь, в крепости, решил разобраться со снарядным вопросом. И, господа, Вы мне не поверите! Автоотряду действительно было приказано доставить снаряды. Но тот... негодяй, которого Вы видели, побоялся ехать и отправил колонну без сопровождения. А солдаты-водители взяли пример со своего начальника, и на полдороги скинули ящики в какой-то рощице...

— Но, Александр Васильевич, это дело так оставлять нельзя! — Федоренко вскипел, как электрочайник. — Это же даже не саботаж, а невыполнение приказа в боевой обстановке! Нужно писать рапорт, пусть назначат расследование...

— Милый мой Игорь Александрович! Я не хуже Вас знаю, как поступать в таких случаях! — Полковник как-то враз сгорбился и обмяк. — Но... До сдачи крепости, как мне кажется, не более суток... Наша битва проиграна... Сегодня сдал полковое знамя авиаторам. Они поклялись начальнику штаба уничтожить всю секретную документацию и регалии, если их собьют. Завтра утром они вылетают...

Охренеть!!! Офицер БОИТСЯ ехать на передовую выполнять приказ!!! И даже не в бой идти, под пули, а просто подвезти снаряды! В каком бреду такое может привидеться?! Твою ж маман! И, самое обидное, теперь уже никто не будет разбираться кто прав, кто виноват!

— Зачем я тащил свои пушки в крепость?! — Подпоручик Берг в отчаянии сжимает кулаки. — Чтобы они стали трофеями германской армии? Лучше бы там, в форте подорвал!.. И что нам теперь делать?

— Сидеть и ждать, Роман Викторович. Ждать дальнейших указаний. — Асташов смотрит на Романа Викторовича, в глазах явно читается безысходность. — Больше мы не можем сделать ни-че-го!

— Простите, господин полковник! — Мне не слишком понравилась обрисованная перспектива. — Если я правильно понимаю, на данный момент крепость обречена. И кто бы ни взял на себя командование, результат будет один — капитуляция и плен.

— Да, подпоручик... Э, да что там... Сейчас это все уже не имеет никакого значения... Однако, я надеюсь на Вашу честность и умение хранить тайну, господа... По прибытии был вызван к генералу Веневитинову. Там еще были некоторые полковые и бригадные командиры. Между нами состоялся разговор о положении дел в крепости. И, в частности, было предложено отстранить коменданта от командования и организовать действенную оборону. Но часть офицеров сослалась на субординацию, часть — на низкую обученность и ненадежное моральное состояние нижних чинов. И сколько бы наш генерал не пытался их убедить, вывод был сделан один: после того, что наворотил генерал Бобырь, никто уже не может исправить ситуацию. Остается только плен... Господи, дай мне силы испить сию чашу...

— Александр Васильевич, Вы ведь уже один раз бежали из плена. — Роман Викторович, кажется, догадался, куда я клоню, и теперь пытается агитировать командира полка. — Зачем опять попадать туда?

— Поясните свою мысль, подпоручик. — Асташев с любопытством смотрит на Берга. — Если Вы хотите предложить сражаться дальше, то, боюсь, я Вас разочарую. Даже большинство наших солдат, не говоря уже об ополченцах, свыклись с мыслью о плене. Да и смысла в этом я не вижу. Напрасную и бессмысленную гибель людей на свою совесть брать не хочу.

— Извините, господин полковник! — Пора вписываться в этот "конструктивный" диалог. — Подпоручик Берг, по-видимому, хочет предложить Вам вместе с вверенным полком пробиваться к своим. Я прав, Роман Викторович?

— Да, Денис Анатольевич. Именно это я и хотел предложить.

— Мальчишки... Вы хоть представляете себе, как далеко сейчас линия фронта? До наших передовых позиций около ста километров! Вести полк придется по территории, занятой германцами, которые вцепятся в нас, как цепные псы! И отнюдь не факт, что мы сможем прорвать немецкую оборону!

— Я со своими людьми уже две недели хожу по германским тылам. И ничего особенно трудного в этом не вижу.

— Денис... Анатольевич, сколько у Вас человек в отряде? Какое вооружение?

— Около сотни, все вооружены винтовками Маузера, помимо этого десяток ружей-пулеметов Мадсена и шесть трофейных МГ-08.

— Ого! Где это Вас так снабдили? Я себе в полк не мог выбить пулеметы месяца два.

— В начале лета я получил под командование пограничную пешую сотню в Новогеоргиевске. Вооруженных несколькими берданками. Здесь же, на складе взял мадсены. Всем остальным, Вы не поверите, нас снабдила германская армия.

И все дружно глядят на меня, будто увидели что-то сверхъестественное, приходится объяснять:

— Каждый солдат сам добыл себе оружие в рукопашной схватке. Естественно, под присмотром опытных товарищей. Тем самым, сдал экзамен на право воевать в отряде.

— Однако... Как Вы воюете, я посмотрел. — Штабс-капитан поворачивается к полковнику. — Александр Васильевич, во время атаки на форт, Денис Анатольевич со своими незаметно зашел во фланг тевтонам...

— И лихим штыковым ударом их обратил в бегство? — В словах Асташева звучит ирония.

— Никак нет! Поставил пулеметы и положил роту германцев. Мы потом собрали сто семьдесят винтовок.

Полковник смотрит теперь на меня с интересом, потом спохватывается и возвращается к теме разговора:

— Вы представляете скорость прохождения колонн? И их длину? С обозами, артиллерией... Это у Вас, подпоручик, сотня человек, которых можно спрятать в любом лесу. А у меня в полку — более трех с половиной нижних чинов, полсотни офицеров,.. Да одних только лошадей сто пятьдесят голов. А обозы с патронами, продовольствием и фуражом? Артбатареи?.. Вы — утописты, господа!