Страх и зависть. Они впились в вампиров, которые поселились в великом Риме. Они проникли в иссушенные сердца, и постепенно предзнаменования ужасного конфликта сделались настолько четкими, что даже самые слепые из Каинитов могли видеть их неясные контуры.

В конце концов, князь Рима пошел к провидице по имени Трифоза, которая была одной из нас. Камилла очень сильно верил в силу ее предсказаний, и у него были на то причины: она видела дальше, чем кто бы то ни было. Она встретила его в разрушенном зале, она копалась в грязи, ища узоры, и в конце концов она заговорила с ним.

"Горе тебе, Камилла, если ты останешься внутри своих стен и не разрушишь такое осиное гнездо, как Карфаген! Кровь детей капает из ртов отцов, и дети замарали свои руки в плоти матерей! Их боги Баал-Хаммон, Танит и Мелкарт требуют жизни детей Сифа, предлагают сжечь их в пламени! Низвергни камни, ибо если они останутся стоять один на другом, вскоре границы будут разрушены и кровь зальет даже Рим!"

Ее слова — это все, что у нас есть. Как бы глубоко я не искал. Я не смог найти само видение; возможно, оно затерялось в темных закутках плетения, где остались лишь древние отражения, или, возможно, оно сгорело после ее смерти.

Но ее слов было достаточно. Камилла ударил так, как будто он хотел уничтожить саму Геенну. И вороны-падальщики из семьи Малкавиан летели за ним — не перед ним.

Дионисий, как я слышал, был исключением. Если отрывки правдивы, то Дионисий прибыл в Карфаген задолго до окончания войны. Возможно, он вошел в город еще до того, как война началась. Несомненно, его сила перетекала от одной стены к другой, сея яростную страсть среди смертных и вампиров. У него была сила, чтобы превратить вечный город в ничто — и он воспользовался этой силой. Защитники Карфагена сходили с ума и впадали в бешенство, когда он проходил от одной стены к другой, и в конце концов они пали.

Мы смотрели, как горят огни; мы превратили людей, из которых сделали рабов, в пищу и детей, и мы отдыхали на камнях как вороны-падальщики, пока солдаты заканчивали свое дело.

Возможно, Трифоза была удовлетворена.

Но не Сципион. Предводитель римских сил был... странным и хитрым человеком, который с радостью атаковал под знаменами истинны, когда это совпадало с его целями.

Возможно, в конце концов собственная прозорливость расстроила его. И когда он стоял перед горящим Карфагеном, усталый и упавший духом, он вгляделся в разрушенные, окровавленные, сожженные камни и пробормотал сам себе: "И в один день Рим".

Его прозорливость опровергает утверждение, что люди слепы по своей природе.

Гибель Империи

Смертные были многочисленны, высокомерны и жили тесно. Их болезни быстро распространялись, уже было слишком поздно для того, чтобы вскрыть нарыв, не занеся при этом чуму. Империя сына волчицы была обречена, и ее рок был написан на лицах рода Тиберия.

Другие... смотрели на нас и брали с нас пример. Болезнь Малкава прогрессировала в наших венах, и безумие заразило род императоров; так или иначе, Калигула, Нерон и все им подобные были сплетены с нами. Они брали с нас пример, но они утратили плетение. Сумасшедшие императоры, трибуны и солдаты — или ты думаешь, что лишь царственные особы Рима были заражены? — волочились за нами, но мы не заставляли их, ни одно из сословий. Это были... всего лишь игры, да. Но это было просто, слишком просто потребовать Нерона и Калигулу себе. Честно говоря, я верю — я наполовину помню — что другие отчаялись удержать династию, старые сумасшедшие дураки выскользнули из их рук прямо в сеть, которую сплели простодушные представители нашей семьи.

Калигула. Человеческий волдырь. Он был первым знаком конца Рима, первым из династии, кто бросил вызов лжи, не имея при этом никакого зрения. Он был слеп, и его слепота была заразна. Нерон и огонь были вторым симптомом раковой опухли; год четырех императоров был третьим. Старое правительство было еще живо, но оно быстро исчезало. Тени каинитов ссорились в своем гнезде, пытаясь вернуть власть, но в конечном счете их войны лишь поспособствовали разрастанию раковой опухли империи. Зов взывал к семье снова и снова в те кровавые времена, когда Коммод был на троне, и мы тихо смотрели, как разрушалась армия. Более двух дюжин императоров умерли в течение всего двух декад, и всех до одного просто размазало! О, огонек надежды зажегся в глазах патрициев, когда казалось, что Диоклетиан и Константин почти, почти взяли империю в свои руки — но нет. В конце концов, все было бесполезно. Я до сих пор чувствую вкус тщетности... которая подобна мокрому пеплу, прилипающему к языку.

Несколько скорбных криков эхом доносятся из нашей истории, плача о последнем сборище в Риме. Как я установил, падение великого города стало причиной конклава, однако его ждал жалкий удел. Малкавиане, которые откликнулись на последний зов, были уничтожены, когда они находились при дворе, испепеленные огнем. Возможно, завистливые каиниты, которые винили их за Калигулу, Коммода и остальных, в конце концов поймали их, чтобы свершить бесполезную месть. Возможно... это были волки, находившиеся среди вандалов. Эта часть Паутины темна и сожжена, и цель, которую они хотели достигнуть на своем собрании, защищена или сокрыта от нашего знания.

Долгая ночь

После того, как Рим сгорел... Я слышал о сетованиях. Тех, кто был вне нашей семьи. Подумай...

Я думаю, они лили крокодиловы слезы. Да, на огромном банкете удовольствий и средств все было съедено. Но на земле настало новое время. Те, кто был достаточно умен, чтобы пробежаться по землям и найти другие города, новые и старые, растущие, живые существа, испещрявшие лицо Земли — те стали королями, и иногда даже богами. Я уверен, что горькие плакальщики в конце концов выплакались и покинули свои хижины отшельников, чтобы вступить в долгое время процветания, которое наступало. Но, приютившись в его тени, наша раса сделала много хорошего для себя.

Процветание. Не совсем верное слово. У Церкви была власть, и она протягивала свои длинные руки, чтобы донести свои запреты во все уголки континента.

Что я могу сказать о Долгой Ночи? Это было мое время, моя эпоха. Это было время, которое принадлежало всем нам. Гордые внуки Каина управляли владениями в той манере, которую они сами выбирали, отвечая лишь перед своими сирами и никем другим — если их сиров можно было отыскать. На различных землях существовали тысячи владений, и тысячи правителей правили ими. Я... Правителю достаточно было указать, и смертный вставал против своих братьев и сестер. Он мог прошептать незначительный приказ, и стекались факелы, освещавшие ночь, и люди умирали ради его удовольствия. Он мог позвать своего коня и гончих, и охотники мчались по лесу и долине, и кровь нашей... его жертвы чернела в свете нарастающей луны.

Но... Это не было нашим точным предназначением. Нашей ролью. Мы никогда не были настоящими правителями и хозяевами. Свет факелом был слишком интенсивным, слишком ярким, у нас был свой путь правления под светом нашей Луны. Зачем править открыто, если можно направлять правителей при помощи шепота, загадок или даже шуток. Многие из нас приходили ко двору, званными или незваными, чтобы идти там, где другие придворные боялись ступать, чтобы задавать вопросы, которые другие придворные не задавали.

И мы... мы видели так много. Они держали нас на задворках своих дворов, боясь слишком приблизиться к нашей больной крови, боясь так же заболеть нашей болезнью. Но... Прокаженные скажут тебе, если на них надавить, что задворки — это лучше место, чтобы наблюдать за отношениями тех, кто внутри и снаружи.

Поэтому мы смотрели. Я смотрел. И мы запомнили.

Слишком много историй... слишком много историй, чтобы отсортировать их. Это было мое время, но даже я не верю всему, что я услышал во время Долгой Ночи. Истории о королях, бывших рабами неживых куртизанок... о вечных соборах, изваянных из живой и неживой плоти, содрогающихся от жажды крови... о каргах с железными зубами, которые сжимали ветхие свитки, в которых были записаны секреты Лилит... о демонах, которые вонзали свои когти в разумы смертных и даже каинитов... о еретических культах, предвещавших мир Каина Спасителя... о чаше, наполненной кровью Малкава... о древних богах под торфяными болотами, которые пожирали свои жертвы, чтобы пробудится...о Старом Народе, который хватал и мучил любого без железа, удерживая на берегу...

Хватит. Слишком много легенд, они смешиваются с фактами, большинством фактов, которые мы помним и которые смертные записали в своих текстах, чтобы заполнить стены своей тонкой коробки восприятия. Смешивание... болезненно. Ошеломляющее.

Здесь. Здесь факты для тебя.

Я слышал, намного позже, что в 1243 году несколько двоюродных братьев последовали слабому изменчивому зову, чтобы тихо наблюдать за основанием монастыря Святой Марии из Бетлхема — самого Бедлама. Сперва они были очень удивлены, пытаясь понять, что же привлекло их сюда. Выжившие не знали до конца 15 века, или даже после, почему это место было столь важно. Сперва их было немного — но их становилось все больше и больше. Я даже догадываюсь, когда были прорыты каналы, чтобы сюда протекла невидимая болезнь...

Возможно, я много сказал о правлении и недостаточно об ужасе. Не думай, что в это время не было ничего, кроме удовольствия. Мы потеряли многих наших двоюродных братьев в это время, зверей, которые растолстели от крови и были слишком самоуверенны. Они делали слишком многое из-за своих видений, бросали открытый вызов священникам и знати. Люди поймали и уничтожили некоторых из них, разозленные дети других кланов искоренили других. Некоторые были насажены на колья лишь для удовольствия Извергов; другие слишком углубились в леса, несмотря на предупреждения голодных зверей, которые крались за ними.

Это было... время, когда вампиры могли убивать, когда им вздумается. А в нынешние время всегда следует возмездие.

Эмолех Бессмертный

В клане Малкавиан не говорят о множественных стычках с адскими силами. Возможно, вампиры, увлекающиеся демонологией и темными искусствами были редки в Клане Луны или мудрость клана удерживала их. Однако минимум одна легенда говорит о том, что Малкавиане встречались с порождениями ада, и что их след до сих пор остался в нашем мире.

Как рассказывает история, демон по имени Эмолех стал преследовать Лунатика — возможно, он поспорил с другим демоном о том, кто завладеет скользкой душой сумасшедшего. В своем хвастовстве Эмолех выбрал жертвой заточившуюся в монастыре монашку, Женевьеву из Лимажа, которая была древней дочерью рода Малкава. Он посещал ее в течение шести ночей, соблазнял видениями и мучил пытками, уверенный в том, что ее изломанная душа вскоре разобьется вдребезги.

На седьмую ночь Эмолех проскользнул в окна монастыря — и столкнулся с совместной силой всего клана. Он пытался бежать, но сила их совместной, безумной воли сковала его на месте. Никто не может сказать точно, кто сделал это, возможно Старец откликнулся на Зов Женевьевы, но Малкавиане собрали вместе свои силы и заключили его в смертном теле. После этого они прогнали его, бессмертного и безумного, в ночь.

Те Малкавиане, которые знают историю Эмолеха, что он до сих пор бродит по земле как адская противоположность Вечного Жида. Вспышки видений, иногда очень короткие, витают по Паутине, рассказывая о местах, где его видели в последний раз. Слухи говорят о сломленном человеке, некогда бывшим демоном, который спал на свалке Дрездена, вздрагивал от смеха детей в Рио-де-Жанейро или просил милостыню у прохожих в Йоханнесбурге. Те, кто действительно говорил с Эмолехом, якобы познали забытые откровения и пророчества из его бормотания, откровения, которые нельзя найти в Паутине. Как бы то ни было, эти Малкавиане (по крайне мере так говорится) стали неспособны обсуждать свои новоприобретенные знания с другими. Единственное, для чего они используют его откровения — это для проповедей о том, чтобы клан воздержался от поспешных действий.

Смерть брата Саулота

Кто-то говорит, что Малкав предвидел смерть своего возлюбленного брата, Саулота Странника. Я... я не могу увидеть этого. Крики на вавилонском, исходящие из далекой эпохи — только они могут рассказать об этом. Если даже наш бог-отец произносил подобное пророчество, его слова были обращены в пепел и развеяны. И еще... еще я думаю, что легко поверить в то, что Малкав увидел смерть на челе своего тихого брата.

Некоторые наши... истории, наши воспоминания говорят о детях Цеорис. Они были очень тихими, скрытными в своем детстве. Их глаза загорались, когда они прикасались к нашей плоти, но они никогда не вглядывались слишком долго — в конце концов они были лишь молодняком, а мы очень боялись молодых. Эти умные существа почуяли следы нашего бедного прадяди, и следы привели к его кровати — к кровати, в которой лежал он, безмятежный, не тронутый руками любого другого клана, и затем они принялись пожирать его.

Или они сами были пожраны в процессе. Записи... рассеяны, и голоса конфликтуют.

Здесь есть противоречие, и я до сих пор гадаю. Некоторые голоса говорят о Саулоте, впечатления втекают в меня, и я начинаю думать о Пожирателе — голоса говорят о Саулоте как о пожирателе, о существе, которое могло питаться лишь самой землей или душами. Очень похоже на то, что он мог пожирать души. Он так жаждал просвещения.

И что же дети Цеорис? Его голод вошел в них и... и возможно, что он до сих пор пожирает их изнутри. Есть... некое необъяснимое мерцание в аурах Тремеров, невидимое для большинства. Я содрогаюсь от этой мысли, я не могу поверить в то, что причиной голода было нечто, что брат Саулот... взял во время путешествий на дальний восток, и теперь наши новые братья полностью поглотили это.

Поэтому мы никогда не развязывали войны из-за преступления Тремера и его детей. Хотя Саулот был как член семьи для нас всех, семья не стала поддерживать Гангрелов и Цимисхов, которые жаждали крови Узурпаторов. Конечно, некоторые присоединились к битвам, но что же касается меня и еще трех детей, мы завернулись в саваны и уселись в темных Карпатских горах, наблюдая за жестоким кровопролитием, и ничего более. Я... мы чувствовали, что было бы слишком самонадеянно осуждать Узурпаторов. Они были проницательными существами, и фактически род Тремера был идеальным приемником наследия брата Саулота. Они — это то, чем он стал.