— А сколько всего у нас патронов?
— Сколько надо — и смотрит недовольно, как на врага народа.
Ну прям великая военная тайна. — Понимаешь!..
Лена, только отошли от гостиницы, говорит. — У меня, помимо того, что тренер выдал, еще две заряженные обоймы есть.
И протягивает их мне. — На возьми!..
Вот это по братски! Я еще раз окинул взглядом напарницу. Симпатичная девочка. Хотя в таком возрасте все девочки кажутся хорошенькими. Но среди наших, откровенных крокодилов нет, на мой субъективный взгляд, все спортсменки достаточно привлекательные. Но Лена конечно же особенно хороша. Титьки торчат, размер наверное второй, а может и третий. Задница большая, видно что крепкая. Особенно хорош вид сзади, в движении. Ух! прямо глаз не оторвать. Личико приятное, кожа чистая, глаза смешливые с искринкой. Она засмущалась от моего, такого откровенного интереса, даже чуть покраснела.
— Молодец Лена, спасибо — но обойму взял только одну. — Вторую оставь себе, пригодится, чтобы все по честному было.
А про себя подумал. Правильная девчонка эта Лена. Знает что парню предложить. Надо будет к ней получше присмотреться. И зад у нее классный, вот бы потрогать. Но тут же сам себя одернул. Она мне почти что боевой товарищ, а я ее за жопу мечтаю пощупать. Так нехорошо. Неправильно. Товарищей за попу трогать не годится. Но очень хочется, аж руки чешутся и в голове какие-то постоянные мысли, и все про баб. Может как-нибудь потом, в более подходящей обстановке, попробую осуществить свои благородные намерения...
Несемся назад как кони, давно я так не бегал, на ходу еще раз оглядываюсь. Лена свежа, дышит легко. Только лицо раскраснелось, еще серьезней стало. Я тоже серьезен, даже можно сказать, страшно зол. Что если они там дурью маются, учебные стрельбы затеяли? Но рация почему молчит? Она же на поясе у Васильича висела, заметил, когда уходили.
Понемногу приближается недавно оставленная гостиница. А вот и настоящие кони. Видно еще не очень, но вполне различимо. Похоже по делу стреляли. Справа от кафе, напротив нашего автобуса и грузовика, стоят обычные такие лошади, вполне земного типа. Голов десять под седлом, одна из них запряжена в телегу самого затрапезного вида, с деревянными колесами.
Черт побери, кого тут принесло? Что случилось? Метров за сто перешел на шаг, выравнивая дыхание, на ходу пристально вглядываясь в обстановку. На душе становилось тревожно, по всему выходит что нездоровая канитель завертелась. Не останавливаясь, сбросил с плеч рюкзак, кепку и куртку, проверил как выходит из ножен клинок. Ощупал карманы комбеза, на месте ли запасные обоймы? Отстегнул клапан на чехле у топорика, выдернул его и засунул за ремень. Так побыстрее достану, если что.
Подошли немного ближе. Вот оно что! На брусчатке, перед гостиницей, без движения лежат несколько тел. На некоторых вполне заметны пятна крови. По яркому спортивному костюму на одном из них, понимаю — это наш тренер. Остальные — непонятно кто. На террасе будущего летника, перед кафе, непонятное шевеление. Да это ж наши девки! Сразу не признаешь, волосы всклокочены, все в пыли, помятые, лица в синяках. Они еще и связанны. Рядом стоит какой-то хрен с настоящим копьем в руках, спиной к нам, смотрит на гостиницу. Нас он пока не видит, это просто отлично. Одет мужик в серый до колен, то ли армяк, то ли зипун, подпоясан, из-под ремня торчит кинжал в ножнах. Возле него на брусчатке покоится кожаный доспех и металлический шлем. Караульный разоблачился, жарко ему на посту в полной выкладке — подумал со злостью. Это ты чувак зря сделал.
Когда до гостиницы осталось метров 50, не оглядываясь, тихонько сказал.
— Лена оставайся здесь, спрячься в траве, вали нахер всех чужих до кого сумеешь достать, если не сможешь, то убегай.
Краем сознания отметил, на площадке, слева от террасы лежат тела чужих мужиков. Это что получается, я там хожу прогуливаюсь, видами любуюсь, а здесь за меня девки со старшими товарищами воюют? Внутри поднималась темная злоба, нелюдская ярость на самого себя и эту дурацкую ситуацию, на неясность последних дней. Дышать стало труднее, во рту моментально высохло, учащенно застучал пульс где-то под затылком.
Эти обсосы, черти чмошные! Наших девочек, красавиц и умниц, измудохали, связали как скотину, держат на полу. Мужиков порубили, бросили всех в крови. Ну я им покажу! Спокойно Андрюха, уговариваю сам себя, психовать сейчас нельзя. Непозволительно. Эти чувырлы мне за все ответят, оплатят по самому высокому тарифу.
Остановился, вскинул винтовку, дернул затвор. В прицеле увидел спину караульного. Мысль о правильности действий даже не возникла, наши здесь только те, что с нами. Остальные все чужие, вначале их валим, после разберемся, если останутся живые.
Куда бить, в затылок? На чужаке кроме рубахи, ничего не надето. Повел стволом, в голову боюсь промазать, все таки оружие незнакомое. Но под левую лопатку попаду наверняка. Поэтому плавно, не дергая, нажимаю спуск. Даже если сразу не убью, то выведу из строя. Воевать он больше не сможет.
— Бах, грохочет выстрел, чувствую физически как пуля рвет одежду на спине дозорного, рассекает мышцы, проникает в тело. Стукнуло о плитку выпавшее из руки копье, мужик подсогнул колени и беззвучно завалился лицом вперед. Минус один — машинально щелкнул счетчик в голове.
Все. Моя война началась!
Барон Карл.
Карл находился в прекрасном расположении духа. Этому способствовало отличное утро, мерный шаг верного вороного, плавно несущего своего хозяина в сторону недавно взятого на копье, замка старого дурня, барона Кригса. И даже фляга с дрянным, кислым вином, к которому он изредка прикладывался, не могла испортить ему хорошего настроения. Теперь он барон Кригс! Очень грозно звучит — барон Карл Кригс! Ему уже 35, а он еще толком не жил. Зато сейчас все изменится, как по мановению руки сказочного всемогущего мага.
С легкой грустью и сожалением, Карл вспоминал те далекие времена, когда он не имел пудовых кулаков и мощного, налитого дурной силой, крепкого тела. С самого раннего детства, сколько он себя помнил, Карла и его младшего брата Рольфа, шпынял и третировал хозяин придорожной корчмы Олаф. Высокий, худой, мосластый тип с колючими злыми глазами, не упускал возможности дать подзатыльника или пинка под зад мелким юрким мальчишкам.
Трактирщик должен быть толстым, веселым и румяным, от него должно пахнуть пивом и копченым свиным окороком. Но нет, от Олафа пахло страхом и ненавистью, когда он нависал над маленьким Карлом, совал под нос костистый, огромный кулак и шипел.
— Ты никчемный ублюдок, сын шлюхи, если не успеешь выполнить работу до вечера, то останешься голодным. И я тебя выпорю!
Работы для мальчишки в корчме было превеликое множество — почистить коней постояльцев, напоить их, засыпать овса в ясли, наколоть дров. Также постоянно поддерживать огонь в очаге на кухне, отскабливать котлы и вертела от сажи и жира, помогать кухарке в мытье посуды и многое другое. Мать Карла трудилась служанкой в харчевне, подавальщицей, помошником повара и шлюхой. Денег она не видела, их забирал хозяин, приговаривая, что держит ее и ублюдков из милости. Мать как могла подкармливала сыновей, втайне от Олафа совала им куски, украденные с кухни или стянутые со столов пьяных стражников, мелких купчишек и другого странствующего люда.
Ненавидела братьев и жена хозяина — Хильда, потная толстуха, громогласная со слугами и противно лебезящая с посетителями. И их дочка Ингрид, унаследовавшая все худшие черты от папаши и мамаши. Маленький Карл не понимал, почему его все не любят и обижают, плакал и жаловался маме. Мать как могла утешала, обнимала и прижимала к себе, стирала слезы с щек огрубевшей от тяжелой работы ладонью.
Став чуть взрослее, он однажды случайно увидел, как Олаф зайдя в чулан где прибиралась мать, звучно шлепнул ее по крупному заду, начал задирать юбку. Она лишь тяжело вздохнула, молча наклонилась, уперевшись руками в нижнюю полку, прогнулась, выставив вверх белые полные ягодицы. Мерзко хмыкнув, хозяин пристроился сзади, быстро развязав шнурок на портах и спустив их до колен. Тут же начал совершать монотонные движения тазом, шумно задышал, крепко сжимая руками бедра женщины. Мать не моргая, смотрела в пыльную стену чулана, взгляд ее был пустым и равнодушным.
Дальше смотреть Карл не стал, в смятении убежал и все рассказал брату. Рольф был младше на год, но значительно сообразительней, хитрее и изворотливее своего старшего сводного брата. Отцы у них были разные, что впрочем не мешало им быть дружными и всегда держаться вместе. Он и объяснил недалекому братцу, чему он только что стал свидетелем и за что их ненавидел хозяин, его жена и дочка.
Хильда не могла ничего сделать своему мужу, зная о его приставаниях к служанкам. Она бесилась втихомолку и вымещала зло на мальчишках, а так же науськивала дочку. Олаф злился, замечая что пацаны росли крепкими, красивыми и здоровыми, никогда ничем не болели. В отличии от родной доченьки, уродившейся конопатой, хиленькой и с бесцветными водянистыми глазками. Больше родить Хильда не смогла, не смотря на все попытки, у нее случались только выкидыши. Обзавестись наследником Олафу так и не удалось, что еще более ухудшало злобный характер хозяина...
Жизнь в трактире для мальчиков была тяжелой. Братья втайне от всех, мечтали о планах страшной мести всей семейке трактирщика. Как после сурового возмездия, они заберут мать и уедут туда, где им будет тепло и сытно и никто не будет их обижать и гнобить. Но шли годы и ничего кардинально не менялось в трактире Олафа...
С ходом времени, парни вытянулись, раздались в плечах, несмотря на скудную кормежку и тяжелую работу. Теперь уже сам хозяин поглядывал на них с опаской, перестал ругаться и бить. Он все чаще задумывался о том, как избавиться от них. Дочка-дура мечтательно заглядывалась на Карла как кошка на сметану, не понятно о чем думая, куцым девичьим умишком. У Олафа на свою кровиночку были другие планы, отличные от мечтаний влюбленной дурочки. Он собирался выдать ее замуж за сына зажиточного мельника из соседней деревушки — Питера.
Планы жестокой мести трактирщику неоднократно менялись по мере взросления братьев. Внешне они оставались угодливыми, рукастыми слугами, улыбчивыми и послушными. А по сути превращались в озлобленных и жестоких волчат, еще не вкусивших первой крови. Но вскоре, перезревшая проблема разрешилась сама собой.
Зимой мать простудилась, полоская белье в студеной воде. Пролежав три дня в горячечном бреду, на четвертый тихо умерла. Немудрящие снадобья — сушеная малина, горячее питье и холодные компрессы не помогли, услуги мага — лекаря стоили немыслимо дорого, таких денег у парней не было. Взять денег на лечение у Олафа не могло быть и речи, хозяин был скуп и неимоверно жаден. Да и поедет ли господин маг из города в занюханный трактир " Жареный гусь" на заметенной снегом, ухабистой дороге, чтобы вылечить бедную простолюдинку? Наверняка нет.
Схоронив мать, братья дождались когда в комнатах трактира не было постояльцев. Повар и новая подавальщица отпросились в соседнюю деревню к родне по поводу отсутствия им занятия. Зимой мало путешественников, соответственно мало работы. Единственного оставшегося в трактире слугу, старого конюха Михеля, Рольф крепко саданул по затылку обухом топора. Этого было достаточно чтобы убить его. Михель был безобидным и слабосильным дедом, но он всю свою жизнь прослужил в трактире, начав работать еще при отце Олафа. Старый конюх был предан ему и молчать бы о разбое не стал. Оставлять в живых свидетелей, братья даже не думали.
Поскребшись в дверь, где спала дочка хозяина, Карл приторно-сладким голосом, по подсказке брата, начал сочинять рассказ о том, что хочет полюбоваться ее нежным личиком и прекрасными глазами. И передать ей маленький подарочек. Дуреха Ингрид внимательно слушала льстивые речи парня, но впустить его не решалась.
— Скажи чтобы просто приоткрыла дверь — прошипел ушлый брат Карлу — ты просунешь его в щелку.
Недалекая девица вняла щедрым посулам красноречивого обманщика. Вместо дорогой вещицы, в приоткрытую дверь ворвались два бандита, доверчивую девку сбили на пол, заткнули рот подолом ее же платья. Связав заранее заготовленными веревками руки и ноги, Карл задрал нижнюю юбку Ингрид и глядя в побледневшее лицо молодой хозяйки, нарочито медленно облизал указательный палец. Затем навалился, раздвигая коленом сжатые ноги, левой рукой придавил грудь и медленно, крутящим движением ввинтил палец в девичье лоно. Все бешеные попытки девки вырваться, закричать и освободиться, были бесполезны.
— Нам надо торопиться брат — нахмурился Рольф.
— Целка! — ухмыльнулся Карл, показав окровавленный палец, поднял его вверх, покачал им перед носом девушки. — Не скучай без нас кобылка, скоро мы вернемся и покатаемся на тебе! Ты не успеешь заскучать — пообещал он потрясенной жертве и вытер испачканный в крови палец о ее заросший рыжеватыми волосами лобок.
Дверь в спальню Олафа и Хильды просто выбили поленом, заранее приготовленным для этого дела.
— Хрясь! Вырванный вместе с дверным косяком, засов отлетает в сторону. Ошеломленные супруги не оказавшие никакого сопротивления, толком не поняли что происходит и были накрепко связаны. Дальше Рольф доходчиво объяснил, что они пришли за своим жалованьем за все годы безупречной службы. Что чужого им не надо, и пообещал, что все будет хорошо и даже замечательно, если скупой корчмарь расскажет где запрятана его заветная кубышка с монетами.
Но Олаф был тертый калач, он не поверил ни одному слову бывшего слуги и не желал отдавать свои деньги. Не помогли ни угрозы , ни избиение его и жены. Далее, притащили связанную дочку и на глазах родителей, долго насиловали ее по очереди. Девке специально освободили рот, чтобы ее вопли и стоны разжалобили упертого отца. Но Олаф лишь рыдал, заливаясь слезами и божился, что горстка найденных в сундуке серебряных монет, это все что он скопил на старость, что он несчастный бедняк и трактир не приносит прибыли. Он был очень убедителен, но братья ему не поверили. За долгие годы проведенные здесь, Олаф был хорошо изучен.
— Не помогает — устало выдохнул Рольф и скомандовал. — Тащим их вниз, к камину...
И только когда в пламени очага начали гореть голые ступни Олафа, он не выдержал дикой боли, сдался и поведал о заветной кубышке. Лишь только потянуло запахом горелой плоти, жена и дочка счастливо хлопнулись в обморок.
— Эти деньги не принесут вам счастья, будьте вы прокляты, шлюхины дети! — кричал трактирщик и плакал от нестерпимой боли.
Олафу заткнули в рот кляп, собрали одежду получше, увязали и утолкали в заготовленные сумы. Оседлали двух коней порезвее, открыли ворота конюшни и выгнали во двор остальных. Подперли поленом дверь трактира и подожгли. Весело горела харчевня " Жаренный гусь", стреляя искрами и освещая спины двух удаляющихся всадников...
Как можно скорее им надо было покинуть пределы графства Крейц, чтобы избежать ненужных вопросов. По слухам, на востоке королевства разгорался конфликт между герцогом Свентом и графом Гинцельбергом. Там можно было вступить в ополчение или даже в отряд наемников...
