С кем Ростик встречался, не знаешь, знакомых и друзей у него полпоселка, бандитский район, если спросят, кого помнишь, назовешь, пусть ищут. Что он делал в последние дни, ты не знаешь, в больницу он к тебе не заходил. Пусть пацанов трусят. Наверняка он возле дома барыги в последние дни крутился, а Ростик так все делает, что слепой не заметит. Недаром бабуля такая заводная была, небось, не первый раз его возле дома увидела.
За это сочинение четверку получишь, хуже другое, сегодняшнее сочинение которое ты следователю писала, переписывать заставят, скажут, чересчур короткое вышло. А тут есть небольшая засада. Надо придумать очень правдоподобную историю, за что Ростик мог дать тебе по голове. Впрочем, зачем выдумывать, чем больше выдумываешь, тем легче запутаться. Такому кадру как Ростику, особая причина не нужна. Просто вышло неудачно, ты отлетела к стене и головой добавила.
Бандюкам, а они обязательно опросят всех, попозже, тоже рассказать все придется. Впрочем, может и не успеют спросить. Валить отсюда надо в любом случае. После того как дашь показания, сам Бог велел. Не сразу, недельку посидеть придется. А потом уезжать далеко, далеко. Тут пускай народ себе дальше ломает голову. Оборудовать хорошую нычку, все с собой не заберешь, спрятать нажитое непосильным трудом, собрать вещи и на поезд. Из документов у тебя только свидетельство о рождении, ну так, а больше ничего и не нужно. Как говорится, новую жизнь нужно начинать с чистого листа.
Пацаны пошли шляться по городу, Оля осталась во дворе ждать Ростика, но вскоре пошла домой спать. Пьяный отчим получил по печени за то, что руки распускает, и клятвенные обещания познакомить его с Ростиком поближе. Оля грустно подумала, Ростик, конечно, был большая сволочь, но без него ей тут не жить. Как только станет ясно, что он исчез, пацаны начнут выяснять между собой кто из них Ленин. Поскольку явного лидера нет, разборки затянутся. А Олей будут пользоваться коллективно. И ничего тут не поделаешь, выберешь одного, остальные на него ополчатся, он вынужден будет делиться с остальными. Даже Ростику приходилось иногда это делать. Ее мнение вообще никого не будет интересовать. Силовые методы мало помогут, начнешь гасить, расстреляют, тут уж концы в воду не спрячешь, а бить не насмерть, так против всех не повоюешь. И ничего нельзя поделать, кроме как свалить, трясина очень неохотно отдает свою добычу, и редко кому удается из нее выбраться.
Несмотря на напряженный и хлопотный день, Оля легко бы заснула, она отличалась крепкой нервной системой, но голос все поражался, как ей удалось так спокойно людей прикончить, и не давал ей заснуть. Она не понимала, он все время зудит, покоя не дает, она все делает, как он велит, и еще удивляется. А в процессе действия Оля вообще не ощущала раздвоенности, и голос переставал звучать, она просто знала, что нужно сделать в следующее мгновение и делала. "Понимаешь", — объяснял голос, — "когда ситуация напряженная, мы действуем как одно целое, а когда ситуация успокаивается, каждый может осознать себя". Олю эти премудрости не интересовали, ей спать хотелось. "Да, вот чем голое знание отличается от практики", — задумчиво сказал голос, — "ты, Оленька, у нас просто терминатор, нервы как канаты, аж завидно". Засыпая, Оля думала над тем можно ли самому себе завидовать, и мучительно пыталась вспомнить ускользающую мелодию и слова песни как-то связанные с этим вопросом. Но не смогла.
"Странный этот голос, попробовал бы он терпеть, когда тебя пользуют те, кого убить охота, вот где нервы нужны, а тут что, вогнал нож в спину и всех дел", — подумала она засыпая.
Утром, после того как мать с отчимом ушли на роботу, Оля постирала все, что на ней было, и помылась кое-как в домашних условиях. Голос рассказывал про сыскных собак, но ее это не интересовало, постираться и помыться это всегда приятно. Затем, переодевшись, впервые в своей жизни пошла в читальный зал городской библиотеки. Посещать школу в последние дни пребывания в городе, голос считал непозволительной роскошью. Взяв с собой чистую тетрадку и карандаш, она потренировалась писать левой рукой. У нее неожиданно легко стало получаться. "Наверное, в прошлой жизни я была левшой", — мелькнула в голове странная мысль. Их много стало мелькать за последние сутки. Затем Оля начала просматривать различные учебники, пытаясь разобраться какие эмоции и воспоминания у нее возникают о ее прошлой жизни. Она была уверена, что рано или поздно должна это вспомнить. Все что она просматривала, вызывало ощущение узнавания, знание этих предметов было рядом, мысли, обрывки воспоминаний вновь нахлынули волной, и закружилось в голове.
Выйдя из библиотеки, она направилась домой, варить суп и перерабатывать информацию, пытаясь выстроить из обрывков цельную картину. Каши на всех домочадцев она наварила еще с утра. Заодно нужно было посмотреть на обстановку, не появилась ли уже милиция, жаждущая с ней пообщаться. Поев луково-картофельного супа на постном масле и закусив ячневой кашей, Оля решила, что нужно более серьезно относится к запросам растущего организма. К сожалению, пока приходилось обходится тем, что было в доме. А там было немного.
Цельной картины пока не появлялось, но все связанное с физикой и математикой вызывало ощущение чего-то родного. Значит, будем поступать в университет на физфак, подытожила Оля, а там разберемся. Она уже чувствовала, что это не самое трудное из того, что ей предстоит сделать в ближайшее время.
Выйдя во двор, она пошла к местным старушкам посмотреть в газету, которую читала вслух единственная грамотная бабуля на всю компанию, и узнать последние местные новости. Пока никто ничего нового не знал, старушки обсуждали соседей. На просьбу Оли дать ей почитать газету, все отреагировали открытыми ртами.
Ты ж никогда не читала газет, Оля.
Не знаю, что со мной делается, баба Катя, после больницы, так и тянет газету почитать. Может, у меня с головой что-то случилось.
Ничего девочка, бывает и хуже. Заодно газетку нам дочитаешь, а то Томочка устала уже.
А Ростика не видели?
Не видели и слава Богу, сдался тебе тот Ростик.
Я люблю его, баба Зина.
Ничего, пару раз еще головой ударишься, разлюбишь, хотя, кто его знает, по-разному бывает. Давай, читай уже.
Почитав газету, Оля наткнулась на короткое сообщение, что нарком иностранных дел Литвинов вылетел с официальным визитом во Францию. Череда мыслей и воспоминаний замелькали калейдоскопом, в голове закружилось. Договор с Францией, с Чехословакией, Мюнхенский сговор, война, в ее голове выстраивалась хронологическая картина событий.
Что с тобой, Оля?
Все хорошо, голова закружилась.
Да, тяжело тебе с непривычки читать, раньше то не пробовала, иди отдохни, мы без тебя остальное почитаем.
Пацаны из ее компании уже начали собираться во дворе. Сегодня в парке, перед выходным днем, на танцевальной площадке допоздна играл оркестр, такое событие никто не пропускал, погода была отличной, но немного парило, ночью обещали дождь.
Дефилируя по парку в ожидании оркестра, Оля пришла к выводу, что построенная логическая схема нуждается в последнем элементе, персонаже из поселка возле старого карьера. А то нехорошо выйдет, начнет милиция искать, никого не найдет, и может возникнуть недоверие ко всему ее рассказу. А дело ведь надо закрывать, начнут обратно Олю на допросы тягать, мешать ей, а уедет, в розыск объявят. Значит, ее задача состоит в том, чтоб это дело было закрыто, виновные наказаны, а материальные ценности возвращены семье. Не все, конечно, кто их там считал, но хоть некоторые, все ж подспорье будет в трудные времена.
Перебирая в памяти всех знакомых в поселке, Оля радостно улыбнулась. Она уже знала, к кому пошел вчера утром Ростик, после того как они расстались.
* * *
Следователь в должности младшего начсостава Петр Цыбудько, курил папиросу на лестничной площадке и радовался, что он просто входит в группу занимающуюся этим делом, а руководит ней, и будет за все отдуваться, следователь прокуратуры в должности среднего начсостава Илья Шапиро. Дело, на которое они выехали в последний рабочий день шестидневки, обещало быть крайне неприятным. Начать с того, что жена убитого, отправив дочку в больницу, наотрез отказалась покидать квартиру, несмотря на то, что пролежала всю ночь, связанная на полу, а перед этим достаточно сильно получила по голове. Она сразу начала названивать по телефону, затем подозвала к телефону Илью и дала ему трубку. По тому, как вытянулся в струнку с телефонной трубкой в руке Илья, нетрудно было догадаться, что особа, с которой он общается весьма представительна, а значит, дело будут держать на контроле. После разговора, Илья запретил делать обыск в квартире, аргументируя это тем, что у них нет санкции прокурора, а ограничиться поверхностным осмотром места преступления. Петро и не подозревал, что для обыска квартиры, где произошло убийство, нужна дополнительная санкция прокурора, за все пять лет работы в милиции он как-то обходился и без нее, но работникам прокуратуры виднее. Осмотрев квартиру и три взломанных тайника, узнав должность и зарплату покойного, Петро прикинул, что даже того, что он увидел в квартире, достаточно, чтоб завести на покойника уголовное дело, поскольку на свою зарплату купить он этого не мог. А что бы они нашли, разреши им устроить в квартире полноценный обыск, об этом Петро и думать не хотел. Поэтому ни жалости к покойнику, ни особой неприязни к его убийце, Петр не испытывал. Его больше занимали несколько головоломок этого дела, которые не ложились в логический ряд.
К примеру. Все мокрушники, которых он видел за эти пять лет, после того как убили хозяина, никогда бы не оставили живых свидетелей, и милиция нашла бы не один, а три трупа на этой квартире. Более того, у жены и дочери, руки были примотаны к туловищу, а у хозяина туго связаны за спиной на кистях и локтях. А это означало, что убийца заблаговременно подумал и позаботился даже о том, чтоб не калечить хозяйку и дочку. Не встречал он до этого таких заботливых убийц.
Петро только что закончил осматривать подъезд, лестничную клетку и опрашивать соседей. Доложив Илье о том, что узнал, он, куря папиросу, раздумывал над второй несуразностью. Старушка соседка, сидевшая весь прошлый вечер во дворе, божилась, что ни до, ни после убитого никто подозрительный в подъезд не входил. Около шести вечера из подъезда выбежал подозрительный молодой человек с сумкой в руках, который несколько раз за последние дни попадался ей на глаза, и несколько раз заходил в этот подъезд. Осмотрев черный ход, Петро пришел к выводу, что преступник, или преступники попали в подъезд через него.
Совершенно непонятно было, почему молодой человек, которого заметили соседки, не вышел затем из подъезда через черный ход, а поперся через парадный, зная, что во дворе есть люди, которым он уже примелькался, и они, несомненно, его заметят. То, каким хитрым образом преступник подготовил черный ход к использованию, совершенно не вязалось с его глупым поведением после убийства.
Но была у Петра версия, которая объясняла все эти и другие странности. По этой версии, организовал и осуществил это ограбление умный и хитрый преступник, который нашел себе в подельщики молодого фраерка. Этот фраерок, по заданию своего напарника, следил за будущей жертвой, разведывал пути к подъезду, при этом активно светился соседям. Даже начало ограбления было проведено так, чтоб засветить подельщика. Затем основной фигурант, Петро назвал его Бугор, проводит допрос, изымает материальные ценности, убирает квартиру так, чтоб остались отпечатки второго фигуранта, которого Петро назвал Лох. Бугор выходит через черный ход, заставляя Лоха привести за ним все в прежний вид, а тот вынужден выйти через парадный, на глаза свидетелей.
Петр уже чувствовал в себе охотничий азарт найти Бугра и доказать свою правоту Илье, который отмахнулся от этого и сказал, что Петр ищет сложности там где их нет. Преступник молодой, первое убийство, перенервничал и убежал. Вот и все объяснение надуманным загадкам, а Петру пора подобрать список возможных фигурантов по описанию, пока эксперты будут возиться с отпечатками.
Петро уже созвонился с Женькой из отдела несовершеннолетних, передал ему имеющиеся описания и теперь поджидал когда тот придет со списком подходящих под описание местных босяков.
* * *
Как только раздались первые звуки оркестра, вся публика потянулась к танцевальной площадке. Оля высматривала своего кандидата на роль Ростикового подельщика. Перед тем как определять человека на такую ответственную должность, необходимо было убедиться, что он жив и здоров. Зная характер будущего актера, делать такие допущения без проверки было бы безответственно.
Среди поселковых хулиганов имелся некто Толик, по прозвищу Рама. Был он шире обычного человека раза в два, физически очень сильный, но природа отыгралась на другом. Ума, если так можно сказать, он был недалекого, а характер имел скверный, вспыльчивый и несдержанный. Все это приводило к затруднениям в вербальной коммуникации с окружающими, и Толик с удовольствием переходил к невербальной. По вышесказанным причинам, из всего богатства невербальных методов, он использовал только кулаки. Полгода назад он вышел из тюрьмы, отсидев два года за хулиганку, и был досрочно освобожден за примерное поведение. Все долго ржали, услышав такую формулировку.
Но был у него особый пунктик, из-за которого он был Олей определен на эту должность. У него были проблемы в отношениях с женщинами, бил он их смертным боем. То ли его это возбуждало, то ли одно из двух. Оля знала это не понаслышке. Прошлой осенью, по инициативе Ростика, который с ним имел какие-то дела, ей пришлось очень близко познакомиться с этим уродом, и даже по роже разок получить, несмотря на заступничество Ростика. Если с Толиком все в порядке, он обязательно должен был придти на танцы в компании с остальными поселковыми хулиганами. Оля хотела зайти к нему завтра с утра, и как воспитанная девушка, собиралась предупредить его сегодня о своем визите.
Жил Толик в частном доме вместе со своими родителями, но те, справедливо считая, что чем реже они будут видеть свое чадо, тем дольше проживут, отгородили ему одну комнатку и пробили отдельный вход так, что посетить его инкогнито не представляло труда. Определенный труд представляло отбиться от Толика сегодня, любую бабу, которая попадала ему в руки он тут же старался вжарить или, как минимум, дать по роже. А лучше и первое и второе.
Потанцевав немного по очереди со своими пацанами, и дав себя немного полапать, начнешь из себя недотрогу строить, можно сразу схлопотать, Оля убежала в дамский домик. Ей нужна была свобода маневра, делать предстоящий разговор достоянием общественности, совершенно не хотелось. Дождавшись очередного танца, в котором Толику не досталось партнерши, Оля двинулась к нему. Он часто оставался один, все знакомые девки вешались на шею любому, как только видели Толика двигающегося в их направлении. Незнакомых Толик не приглашал, как уже отмечалось, разговаривать он не любил, а лапать незнакомых баб опасался. Вокруг танцплощадки было полно милиции, а милицию Толик побаивался. Она могла его безнаказанно отметелить, а это было неприятно.