Золушки нашего Двора

Матушка сердито фыркнула.

Ванилла разлила вино по чудным высоким бокалам, сунула ей в руки кусок сыра, похожий на кружево и, подняв бокал, сказала грубовато:

— Ну... за то, чтобы ты меня, наглую любопытную дуру, простила!

— Знаешь, я на тебя и не сердилась, — тихо произнесла Бруни, касаясь её бокала своим, — просто не успела понять, что происходит. Теперь же, наоборот, благодарна тебе от всей души! Только ведь, в связи со всеми этими событиями, появилась у тебя одна проблема, которую с кондачка не решишь...

Ванилла, уже выдувшая вино, побледнела и уронила бокал.

— Его Высочество Аркей на меня сердит? Или, того хлеще, Его Величество?

Матушка покачала головой, лукаво улыбнувшись, и торжественно довершила:

— Платья у тебя нет! И у Перси тоже! А ведь быть вам подругами на моей свадьбе!

— Ох, мешалки-венчики! — захлопала глазами Старшая королевская булочница. — Ох, ты меня убила в самое глубокое место моей души! Свадьба...

— ...Завтра! — покивала Бруни, примеряясь не к самому событию, а к тому, что оно вообще возможно.

Ванилла вскочила, едва не наступив в поднос с едой.

— Так надо бежать! К мастеру Артазелю! Авось найдёт для меня минутку! И Перси надо сообщить!

— Стой, оглашенная, стой! — тщетно пыталась остановить её Матушка, но та, размахивая руками, как всполошённая кура крыльями, уже выскочила из покоев принца.

В двери заглянул Лисс Кройсон. Окинул комнату внимательным взглядом. Одними глазами улыбнулся Матушке и скрылся. От этого безмолвного тёплого внимания у неё неожиданно стало спокойно и тихо на душе. Не беда, что не поговорила с Ваниллой о Дрюне — ещё будет время. Жизнь вернёт на свои места всё. И всех. Она, Брунгильда Рафарин, не останется без близких и друзей!

Закусив хлебом с сыром, нежным куриным рулетом с зеленью, Бруни снова наполнила бокал и загляделась на играющие в камине языки пламени. Огонь дышал теплом. Его поцелуи невольно напомнили о Кае. О его нежности, уверенности и силе. И о том, что уже сегодня они уснут вместе, крепко обнявшись, на широкой кровати, укрытой простым солдатским одеялом.

Кто-то заскрёбся с той стороны в дверь, прогоняя сонливость. Бруни подумала, что вряд ли знатные дамы сидят на полу без туфелек, рядом с подносом, полным еды и початой бутылью вина, однако махнула на этикет рукой. Она — не знатная дама! Трактирщица, да, знатная!

— Войдите!

Створки распахнулись, впуская... огромного серого пса с оранжевыми глазами. Тот постоял на пороге, жадно нюхая воздух, затем прошёл в комнату, аккуратно переставляя длинные лапы, и сел напротив опешившей Матушки, выразительно поглядывая то на неё, то на рулет.

— Ты кто? — с опаской поинтересовалась Бруни, но рулет нарезала, выложила на чистую тарелку и поставила перед гостем.

— Госпожа позволит пояснить? — раздался звонкий голос.

Лисс Кройсон стоял на пороге навытяжку.

Она кивнула.

— Это любимый пёс Его Величества — Стремительный или Стрёма. Кобель восьми лет от роду, породы Весеречских волкодавов. Имеет на счету около пятидесяти матерых волков и волчиц, и мелкой живности без счета. Однако ж в общении смирен и деликатен. Гуляет по дворцу, где пожелает, когда Его Величество не на охоте.

— Стрёма, — пробормотала Бруни, протягивая псу открытую ладонь, — ты позволишь тебя погладить?

Волкодав посмотрел на неё с интересом, но голову согласно наклонил, разрешая потрогать себя между ушами.

— Вот и подружились! — улыбаясь, заметил Лисс.

— Немаловажную роль в этом сыграл рулет! — засмеялась Матушка, почёсывая пса за острым ухом.

Тот блаженно вздохнул и вдруг повалился на пол, уронив большую голову ей на колени.

— И что мне с тобой делать? — изумилась Бруни.

— Брюхо чесать! — пояснил адъютант Его Высочества. — Но, если желаете, я его выведу...

Стрёма укоризненно посмотрел на него.

— Пусть лежит, — махнула рукой Матушка, — мне все равно делать нечего — займусь почёсыванием собачьего пуза!

Кройсон не протокольно прыснул, отдал честь, пытаясь сохранить серьёзное выражение лица, и скрылся за порогом.

Поглаживая пса, Бруни снова засмотрелась в огонь, неожиданно размышляя не о Кае, не о свадьбе с ним, а... о строящемся трактире! В её новой жизни всё было пока неопределённо, однако дело требовало времени и внимания. Положим, мастер Пелеван присмотрит за стройкой и отделочными работами, Пиппо — за закупкой оборудования, продуктов и наймом персонала... Но что дальше? Любому заведению нужна крепкая хозяйская рука! Из Пипа Селескина получился прекрасный шеф-повар, но хозяйкой-то всегда была она, Бруни! Да и о старом трактире не стоит забывать!

В дверь деликатно постучали.

— Войдите! — крикнула Матушка. Похоже, принцам и принцессам спокойная жизнь во дворце не светила!

На пороге показался невысокий, изящного телосложения черноволосый мужчина, оглядевший Бруни большими голубыми глазами. Она видела его недавно, во время встречи делегации из Драгобужья. Профессиональная память тут же подсказала имя, которым вошедшего называл король: Ян.

Склонившись в поклоне, посетитель шагнул через порог и выпрямился, приятно улыбнувшись:

— Позвольте мне полностью представиться, моя госпожа? Я — Грошек Ян, личный секретарь Его Величества Редьярда Третьего! Если вы свободны, я осмелился бы — не по собственному разумению, естественно, но по личному указанию Его Величества — ознакомить вас с некоторыми документами, кои будут иметь к вашему будущему положению непосредственное отношение, и выслушать ваши пожелания и замечания!

Матушка аккуратно переложила на пол тяжёлую голову недовольно заворчавшего Стрёмы и поднялась. Неужели ей тоже предстоит погрязть в бумажной рутине, как и её Каю?

— Вот здесь будет удобно? — поинтересовался Ян, останавливаясь около дивана. В руках у него была красная бархатная папка, из которой выглядывал уголок какого-то документа.

В голове у Бруни мелькнула мысль, что не стоит подписывать бумаги, в которых она ничего не смыслит. По крайней мере, не посоветовавшись предварительно с Каем! Однако прежде чем сделать яичницу, следует разбить яйца! И потому она быстро прошла к дивану, села и протянула руку:

— Давайте ваш документ, Ян, и садитесь рядом!

— Но... — растерялся тот.

— Садитесь! — коротко взглянув на него, повторила Матушка. — Мне неудобно читать, когда кто-то нависает надо мной гроздью винограда!

Секретарь осторожно присел на краешек дивана и подал ей папку, умудрившись поклониться сидя. Взгляд у него был ошарашенным.

В папке оказался сложенный в несколько раз длиннющий список, в котором перечислялись через запятую титулы и наименования. В последних можно было навсегда запутаться языком.

— Поясните, что это? — спросила Бруни, не дочитав список и до середины.

— Это ваши титулы, госпожа, после завтрашнего бракосочетания с Его Высочеством, принцем Аркеем. Во второй части документа поименованы земли и объекты движимого и недвижимого имущества, которые перейдут в вашу собственность.

Пресвятые тапочки! Матушка дрожащими руками перебрала пергамент, добравшись до указанного перечня. Эти буковки она читала гораздо внимательнее, чем первые. Ей передавались в полное владение с правом передачи по наследству лены в разных частях страны, несколько торговых кораблей, здания в столице и приморских городах. В одночасье дочь корабельного кока и потомственной трактирщицы становилась богатейшей женщиной страны!

Наименования завертелись перед глазами Бруни всполошённым хороводом. В таком состоянии изучать список не стоило. Матушка на мгновение прикрыла веки и тряхнула головой, чтобы изгнать из сознания мечущиеся названия географических объектов, отложила папку.

— Вы позволите мне оставить список у себя до вечера? — поинтересовалась она у королевского секретаря. — Мне хотелось бы изучить его более детально!

Грошек тут же вскочил.

— Конечно, госпожа! А теперь разрешите вас оставить?

— Разрешаю... — задумчиво сказала Бруни.

Вернулась к камину и, налив себе бокал вина, села рядом с волкодавом. Гаракенское розовое оказалось коварным напитком: пилось легко, да с панталыку сбивало быстро. Усталость вдруг стала невыносимой, потянула к собачьему теплу, как к подушке.

— Ты не будешь возражать, если я немного посплю? — пробормотала Бруни, укладываясь головой на пёсий бок. Глаза у неё совсем закрывались. — С самого рассвета на ногах...

Заглянувший в гостиную спустя какое-то время адъютант Кройсон увидел, как спит на полу, обнимая серого зверя, будто мягкую игрушку, будущая супруга наследного принца. Увидел, и аккуратно прикрыв дверь, подпёр её спиной, собираясь 'не пущать' в покои никого, кроме Его Высочества Аркея. На губах парнишки играла мечтательная улыбка. Он думал о том, как повезло командиру с невестой, и о том, что когда-нибудь и он, Лисс Кройсон, встретит девчонку, которая в любой ситуации будет оставаться самой собой.

* * *

— Мои поздравления, долгие лета и всё такое, — зазвучал из волшебного зеркала ворчливый стариковский голос.

Сидевшая за своим столом в Золотой башне Ники, поморщившись, развернула зеркало амальгамой к себе. С той стороны на неё смотрел древний старик, отличающийся особо выдающимся носом и пронзительным взглядом. Впрочем, его носом тоже можно было бы пронзить кого-нибудь, не будь он таким крючковатым.

— Привет-привет Твоей Несравненной Мудрости, Сатанис Крейский! — кивнула она собеседнику, и в голосе не было насмешки, лишь уважение равного к равному. — Чему или кому обязана видеть тебя в такой полный хлопот день, как сегодня?

— Мне стоит спросить об этом у тебя, Никорин, — проскрипел старик, устало потирая тонкими пальцами коричневые припухшие веки. — Ты ничего не желаешь мне сказать?

Ники удивлённо приподняла брови:

— А должна?

— Думаю, да! — кивнул архимагистр Крей-Лималля. — Ну, если ты такая недогадливая, я подскажу. Лишь одно слово: Версей.

— У меня там свидание? — живо заинтересовалась Ники. — И кого из тридцати сыновей или пятидесяти внуков ты пришлёшь для встречи со мной?

— Пятидесяти трёх, — ворчливо перебил Сатанис. — За то время, что мы не общались, появились ещё два мальчика и девочка.

— Мои поздравления! — рассмеялась Ласурский архимагистр. Смех звучал искренне. — Обожаю жизнь во всех её проявлениях!

— И потому развеяла в прах кусок моей родной земли? — вкрадчиво поинтересовался старик, блестя чёрными глазами из-под белоснежных бровей.

— О чём ты? — перестав смеяться, посерьёзнела Ника. — Что ты такое говоришь, Сатанис? Неужели до тебя не дошли слухи о моей тяжёлой болезни?

— Так ли она была тяжела?

— Не передам словами, как я мучилась! Лежала пластом, ничего не ела...

— Ты, действительно, похудела, Ники! Женщине твоего возраста следует тщательнее следить за своим здоровьем!

— Пресвятые тапочки, как я рада, Сатанис, что, несмотря на почтенные годы, ты сохранил ясность ума и точность формулировок!

Оба замолчали, разглядывая друг друга с выражением глаз пауков, посаженных в одну банку.

— Ну, хорошо, — вздохнул Крейский архимагистр, — начнем ещё раз! На Версейском плато, неподалёку от границы с Ласурией, давеча случился катаклизм — обрушение одной из гор в пустоты недр...

Он замолчал и выжидающе посмотрел на Ники.

— Ох уж эти подземные источники! — подала та реплику. — Размывают, понимаешь, карстовые породы, образуют каверны! Опасное дело, Твоя Мудрость, оказаться рядом с таким местом!

— Вот и я размышляю на досуге, какие силы могли сотворить подобное, кроме сил природы? — криво усмехнулся Сатанис.

— Никакие! — твёрдо ответила Ники. — Природа всегда разрушает то, что представляет для неё опасность! По всей видимости, то место стало слишком опасным... для всех!

Архимагистр подался вперед, разглядывая собеседницу. Казалось, ещё немного, и он проткнёт зеркало носом и вывалится прямо в Золотую башню.

— Ты в этом уверена, Никорин? — наконец, спросил он. — Иногда дурные места лучше не тревожить!

— Если дурные места не тревожат людей! — отрезала Ники. — Нам всем стоит беспокоиться, Сатанис... Нам всем!

Старик откинулся на спинку кресла. Тёмные пальцы тревожили почерневший от времени медальон в виде головы крейской кобры с раздутым капюшоном. Ники знала, что эта покрытая патиной 'безделушка', в которой давно потускнели зелёные камни-глаза змеи, являлась одним из мощнейших артефактов Вечной ночи и давала своему владельцу невиданную силу и нескончаемые годы. Для человека трёхсотлетний старец прожил слишком долго... Для Сообщающегося Сосуда, каким была сама Ники, слишком мало!

— Ты в этом уверена? — проскрипел Сатанис. Смуглая до черноты кожа, тёмные пальцы, глаза цвета полуночи... Не человек — сумрак!

Ники кивнула, не отводя взгляда. Каждый из них перегрыз бы другому глотку и вырвал сердце за свою родину, но существовала опасность, перед которой меркла вражда двух государств. И Крейскому архимагистру было об этом известно.

— Не думай, что я чувствую себя благодарным тебе, Никорин! — поморщился Сатанис.

— Никогда, — покачала головой та и потянулась, позволяя алой коже брючного костюма соблазнительно очертить фигуру. — Но я тешу себя надеждой, что смотреть на меня для тебя — удовольствие!

— Такую, как ты, усмирить — честь для любого мужчины, — усмехнулся собеседник, на мгновение становясь моложе и привлекательнее. — Твое счастье, Ники, что мне это уже не нужно!

— Это твоё счастье! — лукаво улыбнулась та. — До новых встреч, Сатанис! Добрых улыбок и тёплых объятий Твоей Мудрости!

Архимагистр Крея молча прижал ладонь к сердцу в знак почтения.

Зеркало померкло.

— Умный, ублюдок! — пробормотала Ники, прищурившись.

За много дней пути от неё Сатанис Крейский нервным жестом спрятал ладони в рукава свободного одеяния и прошипел:

— Красивая, сука!

* * *

Дрюня торжественно водрузил на стол в королевской гостиной пузатую бутыль.

— Достал, братец! Ароматная, десять лет выдержки!

— Не может быть? — король, чинно сидевший на диване с книгой в руках, рывком поднял тяжёлое тулово. — Ласуровка? Настоящая?

— Самая настоящая!

— Где раздобыл? Я же запретил её гнать аккурат во время войны!

— Так я тебе и скажу, — надулся шут. — С тебя станется и ту лавочку прикрыть! И вообще, ты мне должен золотой!

— За что? — изумился Редьярд, хлопая по карманам. Не найдя монеты, рванул золотую пуговицу с обшлага камзола, кинул Дрюне.

Тот ловко поймал, кивнув на бутылёк.

— За неё, родимую! Давай-ка я смотаюсь на кухню, наберу подносик еды, и мы с тобой посидим, как в старые добрые времена... Кроме того, ты мне обещал рассказать кое-что!

— Помню, — помрачнел король. — Изюму возьми. Страсть как хочется пожевать, а до ужина ещё далеко!

— Бегу, — улыбнулся Дрюня.

Но вернулся шут без улыбки, хотя и с подносом. Глядя в его расстроенное лицо, Редьярд сочувственно поинтересовался:

— Ярится твоя-то?

— Ярится, — вздохнул шут, накрывая на стол. — Расфырчалась как Аркаешева кошка! Вещи свои из наших покоев забрала... Видать к отцу вернуться намеревается.