| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Как-никак, середина мая, впереди последний звонок, экзамены, выпускной и настежь раскрытые двери во взрослую и самостоятельную жизнь. Все выпускники, в предвкушение чего-то волшебного. Скоро лето... Мм, как я люблю лето.
— Эй, глухня!!! Я когда-нибудь твои наушники в унитаз сплавлю, я тебе уже полчаса кричу, — а вот и, постоянно опаздывающая особа, познакомьтесь, моя лучшая подруга Алла Степанова. Прошу любить и жаловать. Алла была брюнеткой, с волосами длинной до плеч, выразительными карими глазами и миловидным лицом.
— Прости, задумалась, — улыбнувшись, сказала я.
— Как всегда, романтик ты мой несчастный, — театрально вздохнув, сказала Алла. — Ну что ты решила? Идешь или нет? — возбужденно говорила она, тряся меня при этом за руку. — Ань, думай быстрей, надо отдать долг родине. Послужить отечеству, так сказать. Армия только нас и ждет, — это не опечатка. После окончания школы мы с подругой твердо решили пойти в высшее военное училище. Да, вот такие мы нестандартные девушки. Не скажу, что мы были первыми пришедшими к этому решению. Нет. Если я не ошибаюсь, в Израиле вообще девушки обязаны отслужить два года.
Причина нашего решения заключалась в наших семьях. Мой отец и отец Аллы дружат с армии. У меня в роду служили все: папа, дедушка, дядя, племянники, прадедушка, ну и так далее. Увы, но так было предрешено, что вместо мальчика, которого так ждали родители, на свет появилась я, Анна Гусарская, вот видите, у меня даже фамилия армейская. У Аллы в семье дела обстояли так же, но у нее еще было три старших брата, которые так же выбрали военную карьеру.
Мы активно занимались спортом, ходили в разнообразные секции по борьбе, бегали, прыгали, играли в "Войнушку", в общем, решение о военной службе пришло к нам с детства, впиталось с молоком матери, как бы странно это не звучало. И мы решили не обрывать династию военных.
— Иду, иду, достала уже, — улыбаясь, произнесла я. Алла буквально расцвела, ее-то родители давно отпустили, а своим я никак не могла сообщить, боялась, что не отпустят. Хоть отец и военный, но для меня он всегда самый добрый папа, который защищает от мамы, когда я провинюсь, а мама самая милая в мире женщина, поэтому долго тянула с сообщением о своем выборе. И оказалось, напрасно.
— Урааа, — крикнула на всю улицу Алла и обняла меня, редкие прохожие обернулись.
— Тише, ты, — грозно сказала я, понаблюдала за обиженной рожицей, а после улицу огласил задорный смех.
— А, родители? — заинтересованно поинтересовалась она.
— Родители? А что родители? Они всеми руками и ногами "за". Особенно отец.
— Я так рада, будем с тобой первые в мире женщины генералы, — откинувшись на спинку скамьи и закрыв глаза, мечтательно проговорила Алла.
— А кто сомневался? — подмигнув ей, поинтересовалась я.
Выбор наш пал на Высшее Военное училище в Москве. В общем, рассказывать, как мы поступили, хоть и с трудом, я не буду. Первый год обучения прошел быстро, оставив после себя кое-какие знания и хорошую физическую подготовку.
Лето я провела с семьей. Ездили на речку, работали на даче, но это не столь важно.
Лето прошло, наступил второй курс. Проучилась я не долго, где-то с месяц.
Однажды на одно из наших занятий, а точнее на историю, пришел неизвестный мне раннее человек и сообщил, что на Кавказе нестабильная обстановка и требуются добровольцы на, так сказать, "вспомогательную работу". Конечно, я и Алла, полные подросткового энтузиазма и максимализма, записались одни из первых. О своем решении я сообщила родителям по телефону, мама охала, ахала, и умоляла отказаться, папа же, отойдя от матери, пожелал удачи.
После прохождения медкомиссии, тестов, физ. подготовки, на стенде, расположенном в главном холе проявился список, где значились наши имена. Помню, какой визг подняла моя подруга, когда прочитала наши фамилии, а потом, обняв меня, прыгала как маленькая девочка.
— Ань, ну что, за отвагу и героизм, которые нам предстоят? — подняв бокал с вином, спросила Алла. Последний вечер на "воле" мы решили отметить походом в ресторан. Конечно, не богатый и известный, куда там бедным студенткам, но милый и уютный.
— Ну да, героизм в борьбе с бумагами и помощи раненым, — скептически ответила я.
— Ой, да ну тебя. Зато знаешь, как круто мы будем смотреться, когда приедем оттуда, — подруга мечтательно закатила глаза.
— С медалями и орденами, — улыбнувшись, поддакнула я.
— Конечно. Ну, так за нас, дорогая, — мы осушили бокалы, и продолжили наш разговор о предстоящих нам "отваге и героизме".
На следующие утро мы вылетели из аэропорта к месту нашей службы. Родители проводить меня не могли, так как жили далеко от Москвы, зато по телефону мы говорили около часа. Забравшись на трап, я в последний раз вдохнула запах родины, как бы это глупо не звучало, и зашла в салон. Кроме нас, из нашего потока было около десяти человек, парни.
Это первая группа, добровольцев было много, вот поэтому и разделили.
Нуу, с Богом.
* * *
— Здравствуйте, новобранцы, — приветствовал нас, когда мы вышли и построились, мужчина лет пятидесяти, представившийся как Майор Радин, человек который будет руководить нашей работой.
Потом было три часа тряски в машине и инструкции майора о правилах и распорядках дежурства.
По прибытии, нас расселили в бараки, с удобствами на улице, но мы не жаловались, а вдыхали пропитанные военными действами воздух. Оказывается, обстановка уже давно была не просто "нестабильной", боевые стычки случались чуть ли не ежедневно. И мне, вроде обученному военному делу человеку, знавшему, не понаслышке, о том, как и что, было дико само понятие того, что происходило здесь. Я не могла поверить в то, что вон те солдатики, к примеру, завтра поедут к месту очередного нападения и могут быть ранены, убиты. Ведь они сейчас сидят, смеются, а завтра может быть... Нет, не могу, не могу поверить, что в наше время имеет место быть войне. Лучше думать о хорошем.
Итак, в наши обязанности входило: группировка раненых по степени сложности ранений и доставка их в госпиталь, разбор докладов и писем, составление списков пострадавших и убитых, готовка, стирка, уборка и всяческая другая физическая помощь.
Меня поселили вместе с Аллой, и в первую ночь, мы долго не спали, делились впечатлениями и жаждали, рвались к действиям. Нам хотелось бежать, помогать, спасать. Делать хоть что-то, не сидеть и ждать, а действовать. Как же мы были рады, что оказались здесь. Были уверены, что сможем повлиять на спасение людей и даже на ход войны.
Ах, юношеская наивность, как ты прекрасна в своем неведении!
* * *
Два месяца, прошло всего два месяца, а кажется, что год. Тяжелый год, насыщенный голодом, изматывающей жарой, антисанитарией, ложными обещаниями, измученными улыбками, громкими фразами и смертями.
Наши мечты пали жертвами действительности. Наше представление о данной ситуации было настолько наивное и глупое, что, признаться, мне стыдно вспоминать. Всего два месяца перевернули всю мою жизнь, я уже не та Гусарская Анна, что был в начале поездки. Все чаще ловлю себя на мысли, что лучше вообще ничего не чувствовать, стать роботом, чтобы все то, чему я была свидетелем стерлось из памяти.
Сегодня было наша очередь дежурить в госпитале. Температура под сорок, жара. В палатах, операционных, на улице нечем дышать салфеткой еле успеваю вытирать пот хирурга, сегодня я за операционную медсестру. Как обычно не хватает кровезаменителей. Вызывают солдата. Он тут же ложится на стол и дает кровь.
Сутки за операционным столом стоим. То с боевых везут, то неожиданно начнутся самострелы, в колено себе выстрелит или еще куда. Таких не уважали, презирали.
Море крови... Не хватает ваты.
В данный момент, мы в маленькой, отведенной для персонала комнатке, обедаем на скорую руку. Только что закончили очередной выматывающий осмотр. Говорить ни о чем не хотелось, разговоры казались теперь такой пустой шелухой. Мы уже наговорились, по ночам, когда уснуть было невозможно, потому, что перед глазами мелькали ужасающие картины. Порой молчание расскажет намного больше. Мы с подругой научились понимать друг друга без слов. Стали намного ближе, ночами, когда обнявшись, старались не разрыдаться, не дать эмоциям овладеть разумом, не упасть в ту бездну безумия, в которую от безысходности падали окружающие нас люди.
С каждым днем все меньше улыбались, все больше черствели. Нет, хватит!
Взгляды на ситуацию в целом, были уже давно пересмотрены. Там, в городе, все казалось таким романтичным, веселым, героическим, а здесь и сейчас, глядя на молодых ребят, которым отрывало конечности, которые умирали, не доезжая до госпиталя, только сейчас пришло осознание — насколько все эфемерно. "Жизнь", "любовь", "счастье" имеют ли эти слова какую-нибудь цену, здесь, где смерть воспринимается как данность?
Мне страшно, мне действительно страшно. Страшно просыпаться от крика раненых, страшно бежать по коридорам, в которых из-за отсутствия места, стоят кровати, страшно опоздать и увидеть человека с застывшим навеки взглядом и плакать потом в закутке, чтобы другие пациенты не увидели. Опытные медсестры шепотом советуют не трястись над каждым раненным, мол, доживут все равно не многие. А я не могу! Не могу вот так как они, сидеть за чаем и обсуждать, сколько погибло и как, и при этом ничего не чувствовать. Все свое свободное время я провожу в госпитале, даже если не дежурю, стараюсь сделать все возможное, чтобы раненые почувствовали себя лучше. Многие волонтеры только плечами пожимают, говорят, лучше бы отдохнула, чем в госпиталь мотаться. Им не понять: какое это счастье видеть улыбку этих парнишек и после осмотра узнать, что никто этой ночью не умер. Да, вот это счастье, и только оно еще заставляет меня в чему то стремиться, пытаться сделать мир лучше, только благодаря ему, я еще не окончательно умерла, как эти черствые медсестры.
Как жестока наша история, помнит лишь генералов, командиров, но не вояк, да есть солдаты, чье имена увековечены, но много ли их? Знаете вы хоть пятерых? А ведь на их костях построена победа, их кровью омыта дорога в будущее, слезами их матерей, жен пропитаны самые хвалебные оды, сотнями, тысячами жизней написаны речи великих.
Ужас, нет, решительно, я не была готова к этому. Уехать, надо узнать, когда отправляется самолет, я вижу, Алла тоже страдает, не спит. Мы переоценили свои силы, заигрались, сглупили, еще не пришло наше время. На душе стало легче, да, надо поговорить с подругой... Мы будем полезнее в городе, туда отправляют особо тяжело больных, там в спокойной обстановке будет легче помогать. Да, это единственное правильное решение.
Только я открыла рот, чтобы предложить Алле уехать, как к нам в госпиталь вломился Данил, еще один однокурсник и сказал, что всех волонтеров собирают на площадке. Мы оставили свои дела и побежали на сбор. Оказалось, приехал какой-то полковник, который сообщил ужасную новость, совершено очередное нападение, много раненных, нужны медики и солдаты, для помощи пострадавшим. Выезжать надо было немедленно.
Переглянувшись, мы с подругой решали, пожалуй, важнейший вопрос, я лишь посмотрела ей в глаза, Алла измученно кивнула, и мы побежали к бараку захватить самое важное и в госпиталь за бинтами и лекарствами. Я бы не простила себе, если бы осталась, лучше попытаться и не смочь, чем даже не попробовать. Да, как я и говорила ранее, я не готова, но если в моих силах спасти, помочь, я непременно это сделаю. Да, я потерпела поражения, переоценила силы, и сразу после сегодняшней операции мы с Аллой улетим, но это будет завтра, а сегодня я медсестра Гусарская, и больше никто.
Запыхавшиеся, мы прибежали к площадке, от которой отъезжали грузовики с помощью. Народу набралось не много, но и не мало, грузовиков было пять, сейчас как раз погружали в четвертый и пятый.
— Фамилия, имя, отчество, направление деятельности? — усталым голосом поинтересовался мужчина средних лет, остановив нас.
— Гусарская Анна Николаевна, медсестра, — отрапортовала я.
— Степанова Анна Сергеевна, медсестра.
— Гусарская садитесь в этот грузовик, Степанова следуйте за мной, — сухо сказал он.
— Как? Мы хотели вместе, — спросила Алла, когда поняла что не едет.
— Нам сообщили о новом нападение, нужны медики, — объяснил мужчина. Время не ждет, я видела, как подруга готова заплакать и вцепилась в мою руку, в нашу сторону уже начали недовольно коситься.
Я обхватила ее лицо руками и посмотрела в глаза. Как же она изменилась, под глазами залегли тени от вечного недосыпания, исхудала, поблекла. Еще немного подождать и все закончиться, обещаю.
— Мне страшно, Ань, — прошептала моя подруга, моя вечно веселая неунывающая подруга.
— А, ну-ка, отставить, не пристало будущему генералу плакать на виду у всех, — уверенно сказала я. — Клянусь, это последний раз, мы уедем, слышишь, я тебе обещаю. Буду мороженное покупать, целый месяц, все будет, как и раньше, — уверенно сказала я и более тихо добавила. — Береги себя, Алла, — она приходила в себя, взгляд прояснялся, напоследок обняла меня, отпустив мою руку, и улыбнулась. "Все будет хорошо", — стараясь заглушить, подступающую панику твердила я.
Мне помогла залезть в машину, она стразу тронулась, а я смотрела на худую фигурку подруги.
— Я буду скучать, — крикнула она и улыбнулась. Я активно замахала рукой, стараясь не заплакать, не время, не сейчас. Я видела, как мужчина, который записывал наши имена, что-то ей сказал и она, кивнув, посмотрела на меня и, послав воздушный поцелуй, убежала вслед за офицером. И когда она уже совсем скрылась из виду, прошептала:
— А я уже скучаю.
* * *
До места моей новой, своеобразной службы мы доехали очень быстро, поэтому
тряска и пыль сопутствовали нам. Дороги, конечно, здесь не ахти, меня чуть пару
раз не укачало.
Приехали мы в небольшую деревеньку, состоящую из десятка маленьких дворов.
Мы, это я и еще семь мужчин, из которых двое врачей, и еще три машины, куда делись остальные две не знаю, скорее всего, отправились на новое место нападения, сколько всего людей приехало я не считала, не до этого было.
В этой деревне располагался перевалочный пункт, всех пострадавших доставили
сюда, главная задача состояла в оказании помощи и отправке раненных. Первая
из трех машин отъехала почти сразу, туда забрались не пострадавшие солдаты и
те, у которых травмы были не серьезные.
Врачи и мед помощники были отправлены в самый большой дом, где устроили
госпиталь. Сколько прошло времени, невозможно было сосчитать. Все было, как в
тумане, прерываемом командами врача. Помню лишь, что врач, которому я
помогала, седовласый мужчина, после очередного пациента посмотрел на меня,
покачав головой, сказал, что я могу идти. Я не стала отказываться, пару часов
отдыха, мне действительно были нужны. Я ведь только с дежурства, на которое
утром заступила. Когда я вышла из пропитанного болезненным запахом дома, уже
расцветало.
Я вдохнула приятный горный воздух, и пошла, слегка пошатываясь к выделенному дому. Все-таки, что не говори, а места тут красивые, очень. Прекрасные в своей дикой первозданности, животной агрессивности, тихой неповторимости.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
