Чертополох. 1 том.

Если энергично щёлкающие вокруг головы ножницы так и не нарушили моего безразличного спокойствия, то купание поневоле заставило оживиться. Вода в лохани была такой горячей, что я едва не выпрыгнула из неё рыбкой, но Стемба, ничтоже сумняшеся, опять впихнул меня в исходящую паром воду и тёр жёсткой рукавицей до тех пор, пока с меня чуть кожа не слезла. Когда же меня полностью распарило и разморило, "Лис" выудил меня из лохани и, укутав в тёплое одеяло, усадил к себе на колени.

— Ну, а теперь самое главное, — он подхватил со стола небольшую чашку и протянул мне. — Пей.

У налитого в кружку лекарства был очень странный и довольно резкий запах, показавшийся мне смутно знакомым... Кажется, так иногда пахло от отца... И от других "Лисов" тоже... Я заглянула внутрь чашки — на дне плескалась бледно-золотистая жидкость...

— Что это, Стемба?

"Лис" усмехнулся.

— Незаменимая вещь, малышка — лекарство от душевных ран и телесных хворей... Лендовцы васкан из ячменя делают и о-о-очень уважают, да и мы признаём, когда его нам купцы привозят...

К концу монолога "Лиса", я поняла, что мне предлагают, и недоумённо воззрилась на Стембу.

— Это выпивка?.. Но разве можно...

— Нужно... — разрешил мои сомнения Стемба. — Пей...

На вкус хваленое лекарство мне совсем не понравилось — оно было резким и сильно обжигало рот и горло, но, тем не менее, "Лис", дождавшись, когда я прокашляюсь, тут же поднёс мне очередную порцию.

— Надо ещё немного... Вот ... Умница...

После второго захода огненный напиток не только опалил мне горло, но и потёк по жилам — мне стало невыносимо жарко, а голова пошла кругом. Закрыв глаза, я прижалась к Стембе.

— Мне плохо...

А "Лис" огладил мою стриженую голову и тихо сказал:

— Это пройдёт...

Между тем голова кружилась всё сильнее — теперь крутящуюся вокруг меня комнату заполнял туман, и я, уже не совсем понимая, что со мною, и где я нахожусь, пробормотала.

— Нет, Стемба... Мне теперь всегда будет плохо... Потому что мама никого не узнаёт, а папы нет, и Мики тоже нет... А ещё... — и тут жар неожиданно подкатил к моим глазам и из них градом покатились слёзы... Я смутно помню, что отчаянно плакала, дрожала, прижималась к "Лису" и непослушным языком пыталась пересказать ему пережитый мною ужас... Что именно я смогла ему рассказать — не помню, но одно знаю чётко: когда отчаянные всхлипы начали потихоньку стихать, Стемба взъерошил мне волосы и прошептал.

— Люди, малявка, они разные бывают — и хорошие, и не очень, но те, кто приходили к вам — не люди, а твари! Они людьми лишь прикидываются — не суди по ним о других...

А потом была густая, непроницаемая чернота...

На следующее утро мне опять было плохо — сильно кружилась голова, а при одном только взгляде на еду меня ещё и начинало тошнить, но Стемба оказался заправским лекарем. Он отпоил меня кислым молоком, а потом ещё вытащил на прогулку, и вот на улице меня как то незаметно отпустило... С этого дня и началось моё настоящее выздоровление — наконец-то пролившееся слёзы облегчили лежащий на сердце камень, и в окружающий меня мир снова стали возвращаться краски и движение. Лавка у окна была покинута мною без всякого сожаления, ведь теперь каждый день заполняло множество занятий — я помогала Стембе перебирать крупу и чистить коренья для супа, накрывала на стол, мела пол, вместе с "Лисом" чистила половики на снегу... А потом добралась до куклы, и, переплетши ей волосы и содрав с неё парчу, соорудила ей другой наряд из остатков своего пропаленного платья — лишившаяся мишуры красавица получилась какой-то более домашней и доброй, став для меня напоминанием о Мике...

Прабабки не было долго, и вернулась она совершенно неожиданно. Стемба как раз латал прохудившийся сапог, а я, расставив еду на столе, вернулась к своей кукле, когда дверь отворилась и в комнату вошла прабабка в запорошенном снегом плаще.

— Здравствуй, бабушка... — Нарсия повернулась ко мне и, откинув капюшон, молча, воззрилась на мою по-мальчишески остриженную голову. Брови её грозно нахмурились, лицо потемнело...

— Стемба!.. — прабабка развернулась к "Лису", уперев руки в бока. — А ну подь сюды, мерзавец!..

— Госпожа Нарсия! — "Лис" подскочил со своего места, так и не надев сапог. — Я всё объясню!

— Объяснит он!.. — прабабка медленно двинулась вперёд и Стемба, прихрамывая, поспешно ретировался от неё за массивный стол. — Я тебе что, паршивцу, наказывала — расчёсывать и настойку втирать, а ты что сделал, чудище рыжее?!!

— Так ведь не помогала эта настойка... Ой!.. — прабабка уже достигла стола, и "Лис" с трудом увернулся от запущенной в него деревянной миски.

— Да если б просто остриг, а то ведь обкорнал вкривь и вкось, поганец криволапый! Ну, я тебе покажу, цирюльник самозваный!.. — Теперь в поспешно отступающего Стембу один за другим полетели подхваченные с блюда сырники, а он, безуспешно прикрываясь от метко пущенных снарядов, отчаянно вопил.

— Да вы хоть выслушайте сперва!.. Да что ж вы едой то!..

Я, конечно, знала, как моя прабабка умеет браниться, но вид крошечной Нарсии, коршуном преследующей вокруг стола довольно таки рослого и плечистого Стембу, всё же на несколько минут поверг меня в замешательство... К счастью, недолгое — я поняла, что "Лиса" надо спасать, и срочно, пока Нарсия не добралась до более тяжёлой утвари!

— Бабушка! Не смейте! — громкий окрик заставил Нарсию развернуться ко мне.

— Что ты сказала, Энейра?!! — перекатам, прозвучавшим в голосе прабабки, позавидовал бы и сам Хозяин Грома, но я, выпрямившись и замирая внутри от собственной дерзости, что было силы сжала кулаки.

— Не трогайте Стембу, бабушка, а не то... — Я на мгновение запнулась в поисках подходящей угрозы. — Я тоже рассержусь!

Несколько мгновений прабабка ещё грозно смотрела на меня, но потом, повернувшись к Стембе, махнула рукой.

— Прощаю... Вот за этот её взгляд, за слова — прощаю!..

"Лис" же, поняв, что гроза миновала, выбрался из-за стола и мстительно сообщил:

— Сырники, между прочим, Энейра впервые сама испекла, а вы их теперь не попробуете!!!

Нарсия сбросила с плеч плащ, устало села на лавку.

— Значит, попробую следующие... Ну, давайте поужинаем тем, что от нашего сражения осталось, а потом я вам новости расскажу...

До Дэльконы прабабка добралась быстро и без помех, но знакомые жрицы из храма вначале воззрились на неё, как на поднятый из могилы труп, а потом сходу стали утешать и уверять, что всё когда-нибудь непременно образуется. Нарсия после такого приёма заподозрила самое худшее, и не ошиблась. Всего день назад жрицы получили из столицы известие о том, что наш Владыка лишил Мартиара Ирташа родового имени за то, что тот без боя сдал Реймет амэнцам. На главной площади Ильйо, при скоплении народа и в присутствии служителей всей Семерых Богов, герб Ирташей был вначале перевёрнут вниз головой и замазан чёрной краской, а потом глашатай объявил о том, что Мартиар Ирташ и все его потомки отныне лишены своего звания и привилегий, а их имущество полностью переходит к ближайшим родственникам. Кроме того, по главе рода Ирташей запрещены любые заупокойные службы в храмах — за проявленное малодушие от него отрекается не только земной Владыка, но и небесные Заступники...

— Но ведь это же всё неправда! — отстранившись от прабабки, я возмущённо тряхнула головой, а Стемба ударил кулаком по столу.

— Мы продержались дольше, чем это вообще было возможно!.. Главу оклеветали! Надо идти к князю и рассказать ему правду!..

Нарсия тяжело вздохнула.

— Не так всё просто, Стемба. Моего внука действительно оклеветали, но сделал это сам Владыка Лезмет, чтобы прикрыть чужим позором свой собственный... Когда я рассказала Солане о княжеском письме с обещанием помощи, и о том, что на самом деле произошло в Реймете, она списалась с некоторыми своими знакомыми из Ильйо — одна из её подруг является наставницей младших дочерей князя... Наш Владыка уже давно засватал свою старшую дочь за одного из сыновей Триполемского Владыки, и теперь приспело время свадьбы. Гулять решили в замке средь Гройденской пущи — Владыка Дормар известен своей любовью к охоте на туров, а в Гройдене дичи не счесть — недаром он заповедным лесом считается.

Но Владыки Триполема не только охотники — из века в век гуляет по Ирию поговорка, что Триполемских Василисков нельзя, ни победить, ни перепить!. Ну, а поскольку наш Владыка в ратных делах не особо удачлив и сам это знает, он решил превзойти Триполемского Князя в количестве выпитого, и, набравшись по самые венцы в первый же день гуляний, уже не трезвел... Привезённое из Ильйо письмо Лезмет получил, будучи если и не мертвецки, то очень сильно пьяным — его хватило ровно на то, чтобы самолично прочитав письмо Мартиара, в ярости швырнуть его в огонь, написать ответ и запечатать послание, а потом он забыл обо всём, как и всякий, хвативший лишку, человек...

Прабабка снова вздохнула и скорбно покачала головой. — В это трудно поверить, но это так. Владыка отличается невоздержанностью с юных лет, а выпив, всегда либо гневается, либо осыпает находящихся вокруг него милостями... За сломанную на послании печать тем, кто принёс такое, у нас режут пальцы и рвут язык, так что неудивительно, что и содержание письма моего внука, и ответ Владыки для всех остался тайной. Поскольку уже через несколько часов Лезмет больше не упоминал о письме, не менее пьяные, чем сам Владыка, царедворцы, сочли полученные известия не особо важными, а неожиданную вспышку гнева князя приняли за его обычное пьяное желание всех карать и миловать... Гулянья продолжались, как ни в чём не бывало — охоты чередовались с пирами до тех пор, пока приехавшие уже из Мероя вестники, увидев, что от Лезмета им ничего не добиться, пали в ноги к Триполемскому Владыке. Дормар же протрезвел при одном упоминании об амэнцах — у триполемцев с южанами тоже своя старая свара есть...

Именно Владыка Триполема вытащил нашего князя из-за пиршественного стола и пояснил ему, что в горящем доме свадьбы не гуляют!.. Вот только время уже было безнадёжно упущено — после падения Реймета амэнцы не только быстро подгребли под себя соседние вотчины, но и получив немалое подкрепление, закрепились на новых рубежах.

Южане в который раз показали всем свой волчий оскал, а наш Владыка теперь мог им только кулаком грозить — ты, Стемба, и так знаешь, что постоянное войско у князя небольшое. Разве что "Нетопыри" всегда при нём, а большая часть "Лисов" по гарнизонам в разных городах расквартирована: пока всех соберёшь, пока владетели из вотчин со своими дружинами подойдут, немало времени пройдёт. Потому Лезмет, несмотря на то, что Владыка Триполема обещал ему свою помощь, всё же пошёл на переговоры и заключил перемирие, а свою досаду и вину за произошедшее возложил на Мартиара. И теперь имя моего внука княжеские прихвостни на каждом углу поносят...

Больше мне добавить нечего, кроме одного — Дельконские жрицы, несмотря на княжеский запрет, справили службу как по Мартиару, так и по всем защитникам Реймета и обещают повторять её каждый год, в день падения города. Лейтена же, наставница княжон, написала мне, что Дормар на прощание при всех сказал нашему Владыке, что по части выпивки считает себя проигравшим. Дескать, во хмелю он тоже умом не блещет, но одним махом пропить четверть собственного княжества даже у него не получалось...

Прабабка замолчала, опустив голову — я снова прижалась к ней, а Стемба растеряно спросил.

— Так что же теперь делать то?

Нарсия погладила меня по голове, тяжело вздохнула.

— Жить, Стемба... Боги нашу обиду видят, но их суд хоть и верный, да не скорый — я его уже не увижу, а вот ты и Энейра — вполне. Что же до всего остального... Ни к родственникам Эльмины, ни тем более к князю, я на поклон не пойду — незачем мне на старости лет такой позор!.. Жрицы из Дельконы звали меня к себе, уверяли, что мне и малышке за толстыми стенами обители будет хорошо и покойно. В их словах я уверена...

При последних словах Нарсии я приподняла голову:

— Я не хочу в Делькону, бабушка...

А Стемба тихо заметил:

— Стоит ли малышку теперь прятать от неба да солнца, если жизнь её и так опалила?

Прабабка усмехнулась.

— Вы, как я погляжу, без меня тут совсем спелись!.. Впрочем, так даже лучше — я и сама в обители вряд ли усижу несмотря на преклонные годы. Конь на гербе Ирташей не зря узду рвёт — ему воля да простор нужны, а не тёплое стойло... Так что переберёмся куда-нибудь, где нас никто не знает, да начнём жить, как обычные поселяне — немного денег на обзаведенье я раздобыла.

Ошёломлённый таким решением прабабки, "Лис" вначале изумлённо уставился на неё, а потом даже открыл рот, намереваясь возразить, но Нарсия остановила его взмахом руки.

— Не смотри на меня такими глазами, Стемба — ни мои предки, ни я, показную роскошь не жаловали и никогда не стыдились мозолей на руках, будь они от меча или от другой работы, а парчу лишь по праздникам да на княжеские приёмы надевали, когда по-другому уже никак нельзя! И ещё, переставай звать меня госпожой — отныне для тебя я Нарисса, а внучка моя — Эрка, нечего людям думать, как у простых благородные имена могли появиться...

Стемба уважительно склонил голову.

— Как скажете... — и добавил вопросительно: — Матушка?..

Прабабка на это одобрительно улыбнулась...

Вот так мы ранней весной и оказались в деревушке, гордо именуемой её обитателями Большая Поляна. Она располагалась всего в половине дня пути от Эргля, но окружавшие поселение леса и болота сделали его глухим — даже сборщик податей, да переписчики появлялись в Большой Поляне в лучшем случае один раз за два года. Возможно, именно это и стало основным аргументом для прабабки в пользу того, чтобы закрепиться именно на этом месте, ну а дополнительными были богатый ягодами лес да маленькая — в одну горенку — пустующая после того, как хозяева перебрались в Эргль на заработки, хата с уже заросшим сорняками огородом и забитым мусором сараем. Хотя полянцы знали, что их бывшие земляки не вернутся в родимую глушь, хату занять никто не стремился, так что беженцам из захваченных амэнцами вотчин её уступили в прямом смысле слова, за медяки...

Впрочем, на этом дружелюбие наших новых соседей и закончилось — тихое помешательство матери сельчан откровенно пугало — они считали её одержимой и старались держаться от неё на почтительном расстоянии. Лишь Чернявая Кветка — ещё не старая и острая на язык вдова, зналась с нами без всякого опасения. Благодаря пусть хоть и не близкой, но многочисленной родне она удачно пристроила дочек замуж за мастеровых из города, часто и подолгу их навещала, а потому считала большинство своих односельчан недалёкими увальнями. Кроме того, прабабка как-то сразу завоевала её уважение, и Кветка помогла нам с обзаведеньем, отдав в нарождающееся хозяйство нескольких несушек, козу и часть необходимых в быту вещей. Денег за это она не взяла, заявив, что помогает нам от чистого сердца, а не для наживы, а потом ещё и частенько захаживала в гости — то с медком, то с творогом, и, помогая прабабке готовить обед, обстоятельно посвящала нас во все сельские дела.