Итрим. Книга - 5: "Завтра Война"

— Про гномов забыли, — буркнул бородач: — Гномий хирд насчитывает тысячу молотов и топоров, полсотни мортир и сотню стрелков.

— Уважаемый Ниргир, мы не забывали о доблестных гномах, но и требовать вашего участия не в праве.

— А нас спрашивать и не надо! Где война, там гном!!! Где слава и награда, там хирд!!! Где наша история, там весь подгорный народ!!!

— Благодарю за ваше желание помочь.

— Государь, — голос Борислава вынудил оторваться от бумаг на широком столе: — Время.

— Время? Для чего?

— Требуется твое присутствие. Как ты условился с ратниками о встрече сутра.

— Уже утро? День прошел? И ночь?

— Да, государь.

— А? — я ошеломленно глядел на всех присутствующих: — А чего никто не сказал?

— Так дело же делали, чего отвлекаться? — переспросил Истислав: — Никто и не устал особливо, дело ведь нужное, вон сколько всего порешили, наладили сколько!

— Ладно, все могут быть свободны, отдыхайте. Позже продолжим.

— Воля твоя, Государь, — все присутствующие тут же отчего-то поспешили удалиться, оставляя меня в компании караула, даже волки куда-то сгинули.

— Это что сейчас было? — спрашиваю сам себя, оглядывая опустевший зал, но молчаливый караул не ответил, а я не стал выведывать, службу ведь несут, чего за зря отвлекать: — Ладно, проехали, видать, все устали, и я тоже. Где там, говорили, на площадь выйти, ладно, выйдем, раз в гости сами не идут. Я не гордый, могу и на людях показаться, да и воздухом свежим подышать не мешает.

Дворец словно обезлюдел, если не обращать внимание на молчаливых караульных, лишь встающих по стойке "смирно", как только я подходил. Вот оно — воплощение кошмара одиночества наяву, остается лишь состариться в этой каменной тюрьме и умереть в забытьи. И вышел бы я из утопающего в тишине дворца с такими мыслями, если бы двери передо мной сами не распахнулись, впуская лучи восходящего солнца, принуждая зажмуриться.

Строгие шеренги играют солнечными зайчиками отражающихся от начищенных до блеска доспехов. Алые плащи опускаются с плеч до земли, лица воинов сияют. Караульные, изображавшие прежде статуи, вышли вслед за мной и побежали к первым коробочкам, сформированным братийниками, расположившихся первыми по порядку. Лишь волчья стая, смирно сидевшая необычно для животных ровными рядами перед крыльцом, внимательно глядела на меня, ловя каждое движение, ставшее невольно заторможенным.

Странно, но я не понимал, что происходит, видя перед собой построенную армию, среди которой были не только дружинники, но и ратники, стоявшие сразу же за братией. И лишь рядом со мной возник Воевода и Лера, как-то ехидно улыбаясь, мол, сюрприз удался, сумели удивить.

— Эм, всем доброе утро, — произношу чуть дрожащим голосом: — По какому поводу собрание?

— Привет, — Лера поцеловала в щеку и чуть шепнула: — Без тебя было холодно и одиноко.

— Прости, — отвечаю так же тихо.

— Становись! — раздался голос Воеводы, тут же подхваченный утренним эхом, разлетаясь над площадью: — Равняйсь! Смирно!!!

Построенные воины точь-в-точь повторили движения, как я когда-то в годы прохождения срочной службы, от чего тут же в груди екнуло, нагоняя воспоминания и принуждая застыть, вытянувшись по стойке "смирно". Воевода развернулся, обращаясь ко мне.

— Государь! Великий Князь Североси! Войско для принятия Присяги построено! Командующий Войском Воевода Истислав!

— Здорова, мужики! — вдруг неосознанно выкрикиваю.

— И бабы! — раздался девичий голос, тут же подхваченный дружным женским смехом, через мгновение поглощенным одновременным: — Здра-вия же-ла-ем, Ве-ли-кий Князь!

— К принесению Присяги приступить! — скомандовал Воевода, снимая шлем, прикладывая правую руку к груди и приклоняя колено, и войско дружно сделало то же самое, после подхватывая произносимые Воеводой слова.

Перед ликом славных Богов, именем моего Рода, я принимаю Присягу и торжественно клянусь защищать Северось от ворогов внешних и внутренних, оберегать родимую землицу от всяческих угроз и не нарушать заветов высших.

Мои губы самопроизвольно шевелятся, повторяя каждое слово, а в груди пылает благостное пламя единения с общей массой радующихся сущностей. Ореолы сияний наполнили площадь, сливаясь в единую сияющую массу. Никто не остался в стороне среди тех, кто стоял в строю, лишь редкие зеваки ошеломленно наблюдали за происходящим. Со стороны Храма донеслось будто бы журчание ручейка, переплетающееся с ударом молота по наковальне и лязгом кольчуги. И тут же нахлынула благодать, вливая пуды энергии, даруя не дюжие силы и просветление разума.

— Кажется, площадь надо расширять, — произношу, наблюдая, как принявшие присягу друг друга поздравляют, обнимаясь и пожимая руки.

— Это верно, а то не удобно парады будет проводить.

— Парады?

— Ага. Становись! — вдруг скомандовал Воевода, и разошедшиеся дружинники тут же обратно построились в строгие коробочки: — Равняйсь! Смирно! К торжественному маршу! Колоннами по десять! Отборный Братийный направляющий, остальные на-пра-вО! Шаго-Ом-Арш!

Площадь отозвалась звоном камня под ногами, сливающиеся воедино шаги перемешались с зазвучавшей откуда-то "Прощанием Славянки", и передо мной начался что ни на есть настоящий парад, разве что воины не имели при себе современного оружия, не ехали танки, не летели самолеты. Хотя, оружие для этого мира было что ни на есть современным, боевые группы новоиспеченных миротворцев имели в себе и спецназ, и разведку, и пехоту, и артиллерию, только все было более мобильным и не требовало тонн горючего, да и авиация была, точнее, пролетела, принуждая поднять головы в небо и ввергая в шок всех.

— Король Грифонов! — разнеслось над площадью: — Сам! Сам!

— Видят, — я улыбнулся: — Значит, все правильно делаем.

— А иначе не может быть, — отозвался Истислав, не отводя взгляда от пролетающего исполина.

Марширующие коробочки звонко отбивали строевой шаг, двигаясь четко по прямой и направляясь в сторону Храма Порядка, откуда исходило сияние. Больше всего очаровывали волки, облаченные в доспехи, мерцающие холодным светом металла, и я знал, откуда появилось сияние — Боги возблагодарили войско за преданность и клятву верности перед ними, даровав тем самым усиление не только доспехов и оружия, но и самих воинов, если те будут выступать в защиту земель или за правое дело. И я также был одарен благословением, ведь я не просто повторял слова, я мысленно обращался к Верховным, присягая им, как и моя жена, сейчас так чарующе сияющая подобно ангелу во плоти.

И на душе стало радостно, ведь именно сейчас я окончательно связал себя с этой землей, ставшей для меня новой Родиной. Именно здесь отныне и навсегда я вижу свою судьбу, именно здесь должны расти мои дети, именно здесь мы построим светлое будущее для наших потомков. И теперь я уверен, что не одинок своими желаниями, вокруг меня десятки, сотни, тысячи, может, миллионы людей, желающих также стать частицей этого мира, этой земли. И вот первые из них шли вместе с теми, кого раньше считали куклами, лишенными сознания, а теперь многие уже не только общаются и дружат, но образовали новые семьи, обретя свое счастье.

Странные выверты получаются, видимо, именно к этому и шло человечество всю свою нелегкую историю. И не требуются дорогостоящие невообразимые исследования с не менее дорогостоящими воплощениями ради колонизации слишком уж далеких миров, затерявшихся в космосе. Достаточно просто создать игровой мир и всем вместе поверить, что тот реален...

— Эхе-хе-х, — вздыхаю, переводя взгляд на подходящую ко мне дружную делегацию, и обращаюсь к Воеводе: — Надо бы баньку растопить.

— Сделаем, Государь.

— Идем все, зови всех старших, нам надо много чего обсудить, пришло время жить едино.

— Баньку большую растопим, — Истислав улыбнулся: — Как раз строить закончили у холодного пруда.

— Вот все у тебя вдруг готово для каждого случая.

— Так, Государь, дело-то обыденное, да и что тут чудного? Люд помыться любит, а люда нынче больше и больше, вот и строимся, а так просто совпало, у нас еще три баньки строится. Но эта, — Воевода улыбнулся: — Особая — Братская.

— Ну тогда все идем в баню.

— По традиции, — поддержал Истислав.

* * *

Мироздание ахнуло, ощутив в одно мгновение всего Бытия выброс собранной в единый жгут мощи помыслов смертных, обратившихся к одной из вновь воплощенных высших сил. Единая клятва, обращенная к частице новорожденного мира, опекаемой одним из кругов богов, отразилась от Великого Зеркала Равновесия, возвращаясь к тем, к кому обращались, в десятикратном размере, наполняя очередной порцией божественной благодати. Мерцание над опекаемыми землями усилилось, преумножая окружающий их оберегающий заслон и принуждая обратить свои взоры других вновь воплощенных, занятых своими делами и междоусобицей.

Не успевшие набрать хотя бы миллионную толику прежней силы, иные, обретшие очередной шанс, воплотившись после призвавших их адептов, наблюдали своими изголодавшими астральными взорами за концентрирующейся такой желанной благостностью и желая отнять, отобрать, присвоить, ведь каждый из них был более достойным, каждый из них более известен и почитаем, нежели стремящиеся к праведности детища развоплощенного Архибога, чья суть, будучи разорванной на мириады осколков, рассеяна средь мириад миров Сущего и мириад теней Иного.

Каждая из божественных сущностей, не в силах противиться собственному голоду, потянулась к желаемому, оставляя без внимания доносящиеся молитвы, игнорируя мизерные жертвоприношения, забывая о посланных адептах, оказавшихся в смертельных ситуациях, схлестнувшись со слишком сильным противником. Именно эти мгновения позже могут вылиться в крупицы утраченной силы, но все эти потери ничто по сравнению с неимоверно огромной по нынешним временам благостностью, что так и звала к себе, маня астральным ароматом силы. Ни цвет стороны, ни некогда вменяемые богам характерные качества, идеализирующие их перед их последователями, не могли сдержать и тем более остановить. И Мироздание отреагировало, не в силах сдержать внезапно склонившиеся Весы Равновесия, вбрасывая в мир десятки малых звезд, устремляющихся наперерез тянущимся к чужому божественным рукам.

Небо озарилось десятками ярчайших вспышек в местах столкновения богов с запущенными в них семенами, способными не только даровать жизнь высшим сущностям, но и отнимать. И боги отступили, устремляясь в кажущиеся им безопасными их источники силы, сокрытые от глаз как своих врагов, так и союзников. Весы вновь пошатнулись, стремясь выправиться и приходя к равновесию. А яростно молящиеся адепты вновь ощутили божественное внимание, с радостью принимая крупицы милости, но люди не задумывались, с пущей силой принимаясь молиться и совершать службы.

И лишь только Хаос оставался постоянным, безучастно наблюдая за шевелением ничтожных сгустков Чуждого, продолжая питаться тем, что отторгало Бытие, и копя силы.

* * *

Братская баня оказалась таковой во всем, вместив в себя полсотни разом, причем именно в парилке, где вся эта ватага сейчас сидела, млея от жара раскаленных камней, доставленных сюда гномами из глубоких недр. И вот сейчас один из представителей подгорного племени сейчас сидел возле самых камней, постоянно ворча, что не понимает сути процесса, да и не особливо томительно ему, ибо возле гномьих печей пожарче будет. Остальные же наслаждались, улыбаясь при бурчании гнома.

Впервые мои люди общались с побратавшимися ратниками, как с равными, и в такой обстановке, завершая древний, как корни многовекового дерева, обряд братания. Более не было ихних и наших, были лишь мы, более не было и секретов, особенно с теми, у кого на левом запястье мерцал отпечаток браслета перерождения, а такие сегодня были почти все, не считая изначально местных.

— Хорошо, как заново родился, — улыбнулся статный рыжеволосый мужчина непривычно худощавого телосложения.

— Да ты, Семеныч, и так заново родился, — подначил его сидевший рядом друг потелеснее.

— Ну я про парилку, а не сам факт.

— Ага, я так и понял, но все же не отрицай.

— А я и не отрицаю, что есть, то есть. Перестали прежние болячки мучать, да и сам помолодел, даже не думал, что когда-нибудь так себя буду чувствовать.

— Да и никто не думал, а вот нате вам, жизнь обернулась вспять.

— Товарищи генералы, — обратился к ним Седой: — Обсудить новую молодость можно и позже, а сейчас не мешайте наслаждаться.

— Да-а-а-а, банька, что надо, почти как в былые годы в СССР.

— Ты бы еще Буденого вспомнил, — раздался дружный смех.

— И вспомню, мужик же был нормальный!

— Так никто не отрицает.

— Вась, — обращаюсь к развалившемуся рядом здоровяку.

— А?

— Ты мне, как гражданскому объясни, чего это решили присягу принять?

— Очередной глупый вопрос от гражданского, — сидевший рядом Леха ухмыльнулся: — Вась, с тебя ящик, проспорил.

— Ага, — Василий улыбнулся: — Серег, ты вот хоть и гражданский, а вроде бы в тебе имеются такие важные качества в нормальном мужике, как чувство долга, любовь к Родине или земле, за которую сражаешься. Да и вообще, понятия того, что если надо, то надо. А присяга для военного ни что иное, как высшее выражение его стремления к защите земли.

— Это да, но как же присяга РФ?

— Обидеть пытаешься?

— Нет.

— Тогда чего спрашиваешь? Сам же понимаешь, что ту присягу отменило наше доблестное государство, отправив нас на все четыре стороны, оставив ни с чем. Мы присягали защищать, а нам сказали, что не нуждаются в нашей защите. Это все равно, что плюнуть в лицо, предварительно набрав слюны и соплей, долго-долго высмаркиваясь, как, сам знаешь.

— Это да.

— Вот и тебе да. Должен же понимать, каково нам после этого, а здесь..., — Воислав на мгновение замолчав, окидывая взглядом всех окружающих, внимательно его слушающих: — А здесь для нас и наших близких новый дом, и эту дорогу показал нам ты, вольно или не вольно, не важно. Главное, что все вокруг так близко, как никогда. Ведь все вокруг именно наше, русское, родное. Даже боги наши, не навязанные создателями, не выдуманные кем-то, но все равно смахивающие на ненаших. Да и вообще, дышится легко, хочется жить, жениться, родить и вырастить детей. И от нас никто ничего не требует, не заставляет, мол, сами решайте, чего желаете.

— И ты, — Леха как никогда глядел серьезным пронзающим взглядом: — Серег, и ты заставил нас вспомнить, кто мы есть такие. Знаешь, просто показав нам свою деревеньку, в которой жизни столько, что просто захлебываешься ей. Ты показал, как можно жить, не играть, не зарабатывать в игре, именно жить. А после открыл всем без исключения дорогу, в этот мир, ставший не менее реальным, нежели тот. И за это тебе от людей низкий поклон. Знаешь, сколько людей ты спас?