Ролевик-Алкоголик. За честную сталь!

Обрамляющий тропу кустарник погустел, а затем резко оборвался. Поле-поле, кто тебя затеял. Дальше кустики были практически выкошены почти на километр. Оно и понятно, дров-то взять негде, а тут вот. «Тут» было нечто вроде плетёного балагана крытого мхом. Понятно, что больше не из чего. Потянуло дымом и... какашками. Ну а как вы хотели-то? Я сдуру попёрся прямо к сооружению, через выкошенные кустики. Пройдя десяток шаког всё проклял. Срезанные кустики бодро повыпускали свежие побеги, стелющиеся по самой земле, и увешанные мелкими и тупыми, но весьма прочными колючками. Сразу не заметно, а когда начинаешь по ним идти... Был бы в другой обуви вся бы тут клочьями и осталась. Продолжая чертыхаться, выбрался обратно на тропу, мрачно посмотрел на исцарапанные голенища. Пришла вдруг мысль, что ближайший обувной магазин днём с огнём не сыскать, и обувку-то надо поберечь. Заковылял дальше. Усталость, копившаяся последнюю неделю, видимо решила, что «пора». Ноги как свинцом налились, только и думка, что добраться до жилья и завалиться на нормальную кровать... Ага. Уже почти добравшись, сообразил, что во-первых, веду себя как идиот — а ну как по здешним обычаям незваных гостей положено пулей привечать? А во-вторых, как-то уж очень тихо. Да и дымом... Не дымом, а скорее гарью засторелой. Ух! Наконец-то халобуда вот она! Чего уж теперь осторожничать?

— Лююди!

— Аааууу!

А в ответ — тишина. Обошёл по кругу. Действительно конструкция плетёная. Эдакая корзинка перевёрнутая, метра три-четыре в диаметре. И мхом обложена. Причём плети мха похоже подшиты колышками из веточек. Оригинальная конструкция. Вход-то где?

— Эй! Есть дома кто?

А нету. Вход нашёлся. Кусок плетня, сплетён отдельно и такими же колышками пришит к «корзинке». Аккуратно, чтоб чужую работу не ломать, отодвинул в сторону. Мдя... Нас тут не ждали. Пусто. Пол отсыпан песочком, по центру кострище. Старое. А гарью пахнет, потому, что костёр не сам прогорел, а водой залили. По периметру ветки уложены. Притоптанные, видимо вместо лежанки. А больше и ничего.

Вышел, походил кругами. О как! Тропа здесь разветвлялась. Еле-заметная шла дальше вдоль болота, а от неё вбок уходила почти настоящая грунтовка. Во всяком случае следов тележно-лошадиных гораздо больше. Ясно-понятно. Видимо эдакий вариант «гостиницы самообслуживания». Что, кто, куда и кого кушать не понятно. С другой стороны переночевать — дело полезное. Хоть дождя можно не бояться.

Чтобы нарезать веточек для кипячения воды, пришлось изрядно помучаться. Эти кустики как из кевлара какого, кинжалом пилить — только мучаться. Снова задавила печаль-горе-огорчение за утопленную секиру. Поймал бы жабу — убил бы! И съел... Ну и что что уже. А ещё раз! Сидя в потьмах над пустым кипятком, снова истерически пустил слезу по отсутствию мелкого. Щас бы прижался сбоку и курлыкал, почти как кот. Иииэээх судьбинушка! Куда занесла.

* * *

Утро туманное встречало мерзким дождиком и сырой подстилкой. Вроде шалаш изнутри сухой и мох "на полу" сухие, а подстилка вся в капельках росы. Я что-ли надышал? Холодно и голодно. Хорошо, что вчера запас несколько веточек-былиночек, щас разожгу, хоть лапки погрею. Лапище если точно. Может у меня от "вселения" восприятие мира съехала, но я воспринимаю свои гномские "лопаты" именно на уровне "кулаки-то у меня ВО!". Верз... Людей ещё не видел, памяти толком нет, но эмоциональное восприятие почему-то — "люди это верзилы мелкие". Тьфу! Так не только картина мира, но и крыша целиком скопытится. Что? Былинки всё? Прогрев окончен? Мать-мать-мать, раздавалось над болотом. Делать мне нефик как по утреннему колотону всяких собак и кошек. Хоть бы лягушек каких — пожарил бы. Хотя, если честно, меня от диеты уже и на сырых как-то... положительно. В тумане не видно почти нихрена и окрестные куски сырые. Но всё равно соберу, как сушить и разводить костёр в насквозь мокром лесу, я и человеком знал. Веточка, к веточке, тростинка к тростиночке... А ну кто это у нас тут такой шевелится — жЫрный! Здоровенная зелёная ящерица флегматично посмотрела на меня и лениво почапала по своим ящеричным делам. Куда! Бросив "дрова" кинулся ловить. Ящерица не дёргалась — видно промёрзла, еле шевелится. Я уже практически схватл её прямо за наглый длинный хвост, как она... Пыхнула! Вернее вспыхнула кислотно-жёлтым сиянием. Прямо как неоновая лампа. Я с перепугу затормозил всеми двумя, споткнулся, полетел кубарем, тормозя уже четырьмя. Чудом избежал столкновения с рептилией, влетел в неободранные ещё кустики. Мать! От бы хватанул. Запомните дети правило — "яркое, значит ядовитое! А вот и пример, посмотрите на Машеньку..." Нет эт не отсюда, хотя в целом правильно. Ящерица, между прочим с варана размером, щас бы хватанул и ага... Привет семье до следующей жизни.

Чертыхаясь и отплёвываясь от колючек выдрал свою тушку из кустиковых объятий, погрозил кулаком, неторопливо-удаляющейся ящерице, и... понял что заблудился. Туман такой, что метров на десять видно и всё. Вдох-выдох, успокоился, двинулся по спирали, наткнулся сначала на колею, по ней вышел обратно к шалашу. Пока пытался сообразить нафига я к нему припёрся, туман успел рассеяться. Посмотрел ещё раз по сторонам, вздохнул тяжко о жизни незадачливой да голодной и потопал по колее.

Вообще очень похоже, что здешние "покосы" — это что-то вроде сезонных сельхоз-угодий. Ну кустики окрестные крестьяне тут косят, или лягушек корзинами собирают. А может "мелких" приманивают или напротив жёлтых ящериц изгоняют в болото. А как холода настают, так собираются и валят по добру-поздорову, к горячему семейному очагу в родной деревне.

Тропка-дорожка въётся себе, я по ней топаю гудящими короткими ножками. Пару раз в дорогу вливались "второстепенные" тропы-колеи. Мох поверх песка содрался и весь испещерён следами тележных колёс. Видимо я вышел на здешнее "шоссе". Буквально через несколько километров дорога запетляла между холмами, под ногами перестало чавкать. Быстро повышается. В холмах туман ещё не разошёлся, хотя уже пожалуй и день за середину перевалил. Пить хочется. И есть. И присесть. На кроватку. Ага-ага. Из-за тумана и холмов, на толпу народа я вылетел совершенно внезапно для себя. Для народа — нет. Народу моё появление было пофик, ибо народ, был занят. Важнейшим для цивилизации делом. Торговался. Кто там с кем торговался пока непонятно, но выглядело занятно. Классический кулак-мироед угнетает классического трудового крестьяна. Вокруг, крестьяне-болельщики. Ор и гул стоят такие, что слов не разобрать. Фоном служит примерно такой-же плетёночный сарай, как моя ночная "гостиница", только раз в пять больше. Вокруг десяток телег груженных этим самым крестьяством, охапками кустиков и горшками в корзинках. Ну точно — накосили и забили.

Попытался вслушаться, всё равно гул, хотя вопли о "...сиротинушках по миру пойдут... ...а моих тебе не жалко..." прорывались. Подошёл поближе. Пару крестьян на меня оглянулись с безразличным интересом. Типа "о — ещё один". Пхнул в бок верзилу постепенней:

— Чего орут?

— Да Чернух Лобатому желтушку торгует.

Ничего не понял. За спинами не видно, прыгать — как-то несолидно. Крестьянин оглянулся на меня, видно что удивился, но не сильно.

— О! А гн.. эмм.. что здесь уважаемый делаете? Вроде тут руд нету...

Меня почему-то "гн..." зацепило, я внимательно посмотрел на мужика. Тот смутился чего-то и заторопился с непрошенным объяснением:

— Чернух-та, за прутьями полез у крынку, а там желтушка сидит! Здоровая! В ладонь почти. Ну Лобатый и вцепился "продай". Ащёб не продать! Он серебра даст, а желтушка — два веса золотом стоит. Понятно оно конечно, и Лобаст за стока не продаст, дык за то у светлости в закуп деревеньку возьмёт — это да, это запросто.

Я наконец решился и подпрыгнул. Не понял. Отодвинул какого-то тощего пейзанина в сторонку и влез на телегу. Опаньки. Между увлечённо-торгующимися мужиками стоит на телеге клетка. Из прутьев плетёная. А в плетёнке ящеричка. Мелкая. Зелёная. И при особо-удачных воплях спорщиков жёлтым пыхает. Блииииин! Хоть обратно беги!

— А... А не ядовитая?

— Да ты чего... эээ.. уважаемый, — боится меня, что ли? Но тон снисходительный.

— Это ж желтушка! Она сидит на потолке, да мух жрёт. А если в ладоши хлопнуть как лампа светиться! Верная прибыль.

— Нежто два веса золотом?

— Ну... Два-не два. В стольном-то граде и поболя можно. Только ты её ещё довези. Да вместе с головой!

— Блин...

— Чего?

— Да так.

— Ога. Лобатый тож не повезёт. Барону свезёт. Ейному светлости.

Похоже торгующиеся пришли к какому-то консенсусу, хлопнули по рукам, болельшики округ загудели одобрительно.

— О! Сторговались видать. Иех! За что Чернуху такая халява!?

— А! — слово "халява" диссонансом резануло слух. Откуда? Прокрутил фразу в голове, сообразил, что звучало это , как-то вроде "ронвата" — вообще-то так дикая свекла тут зовётся, но смысл практически тот же. Для крестьянина ронвату на поле найти — неделю похлёбку есть. Но в моих мозгах что-то перевралось и пожалте — родная "халява". Везёт же дуракам! А вот я умный и не повезло.

— Таки что уважаемый тангар тут оказался?

Я не сразу понял, что обращаются ко мне. Недоумённо посмотрел округ. В голове забрезжило ещё одно умное слово — "фактория".

— Ааа... Это вы тут летом... Того? На промысел?

— Ага. Мы-то да... — вопрос повис в воздухе.

— Иэх... А мне сюда в общем-то не надо...

— А как тогда?

— А... Вот скажи. Ты сейчас куда?

— Дык... Вот соберусь и домой.

— Пёхом?

— Зачём пёхом? Воз у меня.

— О! Вот и меня с собой бери. По дороге и расскажу, что да откуда. Тебя как звать-то... эээ... уважаемый?

— Никофос я! — резко осолиднел дядька. Аж пузо выставил. Чёрт! А как же меня-то зовут!?!?

— А я... стало быть... Ээээ... Бормор. Да.

— А... Мастер Бормор? — мне показалось, что за этим скрывается какой-то подтекст, и решил не усугублять.

— Нннуу... — хитро прищурился я, — могу и смастерить чего. Кузнец-то в деревне есть?

— Есть! Как не быть... Хотя... Да...

Никофос (ох уж имечко дурацкое!) сделал какое-то своё умозаключение.

— Да и поедемо!

— Гоже! Может помочь чего? Если водичкой напоишь...

— А то переночевать не с кем? — ухмыльнулся в ответ мужик. Да уж эти заморочки походу не только интернациональные.

— А это буем посмотреть...

— Ну лады.

* * *

Игнорируя, вопросительные взгляды "коллег по полю", мы с Никоф.. Нике.. тьфу! Короче с мужиком этим телегу его откантовали. Вернее я кантовал. Оказалось, что гружёный воз я теперь одной... ну ладно. Двумя руками, но за один край, не особо напрягаясь могу приподнять и переставить. Наверное и лошадь — эдакую типичную крестьянскую "савраску" бы мог, но до этого дела меня не допустили. Бормоча, что-то вроде "...знаемо как гн... тангары лошадёнок обихаживают..." Никофос таскал под узцы её сам. Сбруя-то похоже у лошадёнки не кожаная, а берестяная. Ни каких железок, да в пасть лошади заталкивают не железку, а уже изрядно-погрызенную деревяшку. Не богато живут. Одёжка на крестьянах тоже не полотняная и не кожаная, а рогожа из той же бересты или из чего её тут плетут, у некоторых на подкладке из мешковины самого грубого вида. Штаны из той же рогожи, да лапти. Только не как у русских крестьян на картинках, а плетёные сапогом. Даже с подчёркнутыми и загнутыми кверху носками. Уж не знаю — понты так колотят или есть какое-то рацио.

— Нооо!

Тьфу! Чуть не остался, зевака дурной. С трудом запрыгнул на воз, перебрался как по качающейся палубе к водителю кобылы, пристроился рядышком и приготовился наслаждаться дорогой. Ага щаз! Возы кстати. Собраны не из досок, а из жердей. Причём жерди эти связаны полосками той же бересты. Из досок, причём тёсаных, со следами топора, только колёса. И вид у этих колёс, будто их уже столетий надцать из поколения в поколение по наследству передают. Амортизаторов разумеется ни каких, но это пока не трогает. А вот то, что сидеть-то даже не на доске, а на связке жердей! Йеть. Поёрзал, присмотрелся и сунул под задницу такую-же плетёнку из травы, как у Никофоса. Поезд отправляется! Ага-ага. Уже минут пять "за окном" тянется пейзаж гомонящей фактории. Пешком я быстрее ходил. Но... своими ногами. Будм лучше плохо ехать.

— Дык говори... эээ.. уважаемый.

— А?

— Ну рассказать обещался...

— А... Да, — родной. Что ж тебе рассказать-то? Про то как с колёсной лошади навернулся?

— Значит, дело было так... — мне показалось, что пара слушателей немедленно начали старательно прогуливаться параллельно. Никофос тоже заметил, молча выдернул из воза лозину почти двухметровую и по простому перетянул одного из благодарных попутчиков.

— А ну ухи подбери!

— Да ладно тебе дядька Никофос! — заныл в ответ ошпаренный организм, но отстал. Оба. Не самый простой "дядька Никофос".

— Вот теперича, можна! — и тут он совершил действо, преисполнившее меня немыслимой благодарности ко всему миру вообще и крестьянскому сословию в частности — протянул мне крынку с хитрой улыбкой и чем-то булькающим.

Нектар! Конечно, воняет похуже самого злобного самогона Семёновны. Но где тот самогон? А ЭТО — вот! Бульгрх! Эх! Щас я тебе родной просто песнь сложу!

— Эка-эка, мне оставь!

— Благорадствую дядько! Ох благодарствую!

— А то!

Мужик одним глотком (силён) усугубил остатки из крынки и зашуршал... Ага! Закусь! Копчёные полоски, похожие на... не знаю на что, но вкусно. Особенно с голодухи-то!

— Уфх.

Занюхал рукавом, Никофос одобрительно крякнул.

— Вот оно счастие!

— А то!

— Так дело было так. Мы... Пили...

— И?

— И всё выпили.

— Совсем всё?

— Да.

— И подрались?

— Не.

— Но всё выпили...

— А где?

— Не помню.

— ...?

— Двор был. А где не помню. А потом я поээ.. пошёл. Да. Точно пошёл. Куда я пошёл? Это я помню. За добавкой пошёл!

— Ну эт понятно, — ощерился в улыбке мужик. Стоматологов здесь тоже нет. Надо это запомнить.

— А потом?

— А потом не помню.

— Совсем? — нахмурился он.

— Не. Не совсем. Что было между не помню. А в потом было болото...

— Тарвейской!? — с сиплым благоговением вопросил Никофос.

— Вот это? — я ткнул рукой назад

— Ага.

— Оно родимое.

Он помолчал.

— И долго?

— Неделю почти шлялся.

Я думал мужик щас с телеги свалится. Так он дёрнулся.

— Врёшь!!!

— Зачем вру!? — обиделся я, — ну может дней пять если считать что по кромке топал.

— И тебя не съели?

— Ну... съели

Никофос с ужасом посмотрел на меня.

— Почти. Ели выскользнул.

— Скругги?

— А? Так оно называется? Здоровая лягушка такая с рогами и...

— Нее... — пренебрежительно отмахнулся он, — это Крогг, они бестолковые.

— Так погоди. Такая здоровенная лягушка с рогами, прыгает, меня съесть хотела, я из-за этой скотины...