Услышав характерный шлепок дерева по коже, предположил, что Аристарх не избежал моей участи, однако упавший вниз черенок и довольное кхэканье матерого солдата опровергли мою догадку. Я попытался ладонью разогнать алый туман, собирающийся перед глазами. Бандана промокла насквозь, и едкий пот попал в глаза и в ранку. Как же непривычно тяжело без Слезы и помощи Ральфа! Вот встрял!

— Дуреха, отставить! Свои мы! — донеслось, будто не со второго этажа, а с другой планеты.

— Какие это свои? Белорецкие? Линейские? Кто? — выпулила, шурша сеном при отступлении в угол, невидимая девица.

— Богдана Романова воины. Из ущелья Рока вчера вышли. Село ваше обороняем! Не дури, красавица! — в два голоса обрабатывали упорную селянку Акинф с Аристархом.

Поднялся на второй этаж, частично служивший сеновалом, осмотрелся, отметив про себя, как Пуре по жесту Аристарха присел у окна, готовясь продолжать войну. Видно же, что страшно мужику до одури, адреналинит его от понимания, что чудом вражьего штыка избежал, а все равно готов труду и обороне. Оправдывает оказанное доверие изо всех сил.

— А с чего ты взял, мастер, что мы для нее свои? — мелкую месть замаскировал под бдительность. — Обыскать мерзавку!

Подчиненные с недоумением полуобернулись ко мне. Заодно и рассмотрел причину своих злоключений — блондинку среднего роста в расшитой красными узорами 'ночнушке'. На первый взгляд наряд типичной селянки никаких выдающихся достоинств не скрывал, лица же толком не разглядел. Чувствуя неправоту, все же попытался объяснить свой приказ:

— А если пырнет в спину? В руке у нее что?

Девушка переводила лезвие зажатого обеими руками ножа с одного подступавшего бойца на другого.

— Асень с вами! Поклянитесь, что свои! — потребовала селянка дрогнувшим голоском.

— Брысь в угол, пока в овцу не превратил! Прах и пепел! У меня там люди, может быть, гибнут, пока тут с тобой лясы точим! — Несмотря на повышенные тона, бой за окном окинул хладнокровным взглядом. Внушил себе, что насмерть перепуганной женщины с ножом в двух шагах не существует. — Акинф, присмотри за входом. Аристарх, твои пусть будут внимательнее! Не хватало еще подстрелить кого из граничар, да наши сейчас подойдут...

Резкий выстрел внизу прервал фонтан моих распоряжений. Касим, занявший позицию у входа, приземлил очередного гада. От избытка эмоций зибир поцеловал свой штуцер, выкрикнув фразу на родном языке. Как же я тебя понимаю, парень! После мушкетоподобной дербанки марксман практически сам в цель бьет.

Из торцевого окна открылись страшные результаты работы Акинфа и Ковальского: залитые кровью стены и булыжники мостовой, тлеющие ошметки, завал из тел убитых, пара умирающих с воплями агонизировала среди палой листвы и примятой травы в соседнем саду. Крики, вой, стоны, неразборчивая чужеязыкая скороговорка, заглушаемая частой стрельбой в белый свет. Едкие клубы от взрывов смешивались с дымом пожаров, закрывая половину обзора полупроницаемой пеленой.

С позиции Пуре разглядел копошение в переулке — полудюжина врагов трудилась над возведением баррикады из подручных средств. Зря они выставились ростовыми мишенями. Сделал зибиру приглашающий жест, пальцем указал ему цели. Еще две 'зарубки' на прикладе. Шучу-шучу, подруга с клеймом росомахи, пылинки с тебя сдувать, да отборным маслицем потчевать за такие результаты следует.

Клацнув затвором, вернулся к торцевой бойнице. Целился тщательно, давая время Акинфу перезарядить все шесть стволов. Снять меняющего позицию сквернавца не получилось — вражья пуля зло ткнулась в почерневшее дерево на пару ладоней от моей макушки. На сей раз виновника определил мгновенно — ловкач забрался на тесовую крышу бани, укрывшись за каменным дымоходом. Перевел прицельную марку на выступающую из-за укрытия тазобедренную часть вражьего стрелка. Штуцер лягнулся в плечо, которое некстати вспомнило все предыдущие выстрелы разом, отозвавшись ударом кинжала в старой ране под лопаткой. Вновь заплясали красные крапинки в глазах, предметы поплыли, а звуки замедлились. Уступил ординарцу право продолжить отстрел наименее осторожных бандитов. Потому как меня незамедлительно вырвало остатками завтрака. Нехорошая дрожь разобрала уставшее тело. Ага, понятно, амулет сосал магию как бешенный, да еще адреналин вены жег и вот результат. Спасибо родителям, здоровьем не обидели — посидел с минутку, утерся и дальше воевать.

Перестрелка от общинного дома сместилась на окраину села, туда, где по моим прикидкам находился пролом в частоколе. Все сложилось, как задумано, основные силы налетчиков собрались для расправы с дюжиной невесть откуда взявшихся русинских солдат. И когда сквернавцы собрались с духом для повторной атаки на воротный блокгауз и оккупированный нами шедевр сельского зодчества, Белов со свежими силами ударил им во фланг. Шквальный огонь, стремительная штыковая атака под громкое 'ура', кто оказался на пути, мало не показалось.

Мечущийся в панике черный наймит на секунду замер, высматривая что-то на южной окраине села.

— Молись своим богам, шакал!

В прицеле мелькнуло светлое раскрасневшееся лицо в тот самый момент, когда ярость в выпученных голубых глазах уступила место боли. Вот и кончилась твоя удача и заряд в амулете. Зря ты пришел сюда убивать и грабить.

Мозг причудливым образом сравнил расщепленные пулями доски окошка с подгоревшей творожной запеканкой, которую я так любил в детском саду. Почерневшее снаружи старое дерево желтело на сколах, демонстрируя внутри множество 'изюминок'. Стремясь сбить нас с превосходной позиции, сквернавцы обрушили на крышу сарая лавину свинца. Аристарху не повезло словить щекой пару картечин, а Акинфу срезали чуть не половину правого уха. Пуре тряс головой — очередному смертнику все же удалось закинуть в окно первого этажа шашку взрывчатки. Но за каждую каплю крови моих солдат они сполна рассчитались своими жизнями и теперь неподвижными тушками украшали пейзаж вокруг сарая, в соседних дворах и садах.

Последствия рвоты наждачкой драли мне горло, ноздри разъедал удушливый дым от взрывов и пожаров. Саднило натруженное плечо, кусалась ранка под опухшим глазом. Но душу распирала радость.

— Все, бойцы, мы победили! Трындец ублюдкам, — откинулся спиной на стену, наблюдая белозубые улыбки на потемневших от пыли и крови лицах соратников.

На поселковой площади перекрикивались беловцы и уцелевшие в общинном доме граничары, радостно обсуждая, сколько медовухи местные обязаны выставить пришедшим на выручку. На фоне трагической гибели части жителей это выглядело не слишком уместно, но такое уж у этих людей своеобразное восприятие смерти. Выжившие супостаты забились по щелям в комплексе хозяйственных построек, окруженном со всех сторон моими людьми и селянами. В окнах мелькали белые лоскуты на штыках и доносились призывы к переговорам на ломанном русинском. Интересно, на какое из чудес эти уроды рассчитывают?

Некто настойчивый ломился в дверь нашего боевого поста. Мой приказ: 'Не стрелять!' утонул в какофонии грохота, треска и неописуемого звука единения дубины и каски. Спустился по скрипучей лестнице вниз, сочувствуя, как никто другой оглушенному Буяну. Капрал наверняка рвался проведать меня, и наступил на те же 'грабли'.

— Прах и пепел! Да отберите же у девки дрын, пока она всю роту не перебила!

Яппар повесил штуцер за спину, освободив руки, и шагнул вперед.

— Я тебе не девка, а честная жена! — боевая селянка сама отбросила увесистый кол и с вызовом уперла руки в боки. Протиснувший рогатую башку сквозь прореху в ограде барашек взялся жевать перепачканный пеплом от сгоревшей соломы подол, глядя на меня пронзительно глупыми глазами. Отличный бы демотиватор вышел на тему родства овец и блондинок, жаль фотик на Земле остался.

— Интересно, кому же так повезло в этой жизни?

— Ты его не знаешь! — парировала девушка, откидывая со лба светлые волосы.

— Огонь-баба! — одновременно булькая от смеха и покряхтывая, к нам присоединился Аристарх.

— Язык как бритва! — хрипло подметил Акинф.

— Буян, как самочувствие? — тронул опешившего русина за плечо.

— Маришка... — только и прошептал тот в ответ.

— Вставай, капрал. Ты что-то важное хотел...

Дальше произошло нечто невообразимое. Блондинка кометой бросилась на Буяна с воплем:

— Любый мой! Ярослав!

Буян подхватил ее за талию ручищами и закружил, нежно приговаривая:

— Маришка! Маришка!

Мы, грязные и окровавленные, невольно расступились, раздвинув собой серую жестокость войны, давая место прекрасному. Дошло: мы стали свидетелями воссоединения семьи, разлученной рекрутчиной, войной и огромным расстоянием. Надо же, я и предположить не мог, что разудалый Буян связан брачными узами. Стало радостно за них до соленой влаги в глазах.

Выждал положенную минуту, стараясь не слишком пялится на бурю эмоций, спросил-приказал:

— Буян, доложи, зачем пришел!

— Есть! Вашбродь, господин Белов зовет вас срочно прибыть. Поганые переговоров требуют. У них женщины и дети в полоне...

— Кому передашь капральство, Ярослав? — поинтересовался, отводя глаза от милого личика суженой Буяна.

— Да как же, Богдан Всеславыч! Как же так?! Я готов в бой! — вскинулся с обидой в голосе и на лице русин.

— Готов он! Нет, капрал, эта женщина под арестом! За нападение на твоего командира при исполнении. А раз ты мой самый надежный человек, то тебе ее и стеречь, чтобы не сбежала.

— Приказ понятен, капрал?

— Не сбегу я, господин хороший! — весело рассмеялась Маришка. — Куда я теперь от мужа своего?

— Точно так! — отозвался Буян, то ли на мой вопрос, то ли на ремарку своей суженой.

— Куда прибыть-то? — в атмосфере радости стало трудно соблюдать формальности и вообще думать. — Ау, капрал, где Белова искать?

Буян обернулся ко мне с растерянным видом.

— А-А! Да к дому старшины! Оркан там 'метлу' ладит и бомбометов своих расставляет.

— Ты уж объясни своей жене... — но пара уже не слышала моих слов, поглощенная исключительно друг-другом. — Да, в Бездну! Сами разберетесь. За мной, братцы!

Стрельба стихла. Вопли боли постепенно уступали горькому плачу, стелившемуся над крышами опустевших домов вместе с едким дымом пожаров. Сквернавцы не жалели ни стариков, ни женщин, ни младенцев. Немногим удалось ускользнуть и затаиться. Каждый двор Старого Места в тот день являл собой жуткую пародию на анатомический театр, каждый дом походил на склеп. По пути к дому старшины насмотрелся на всякое с избытком.

Судьба заготовила мне испытание страшнее городского боя с превосходящими силами, в тот день я увидел невозможное. Как рыдают мужчины. Как спокойные, рассудительные прежде люди превращаются в одержимых безумцев, как черная ненависть в поисках выхода заливает глаза, испепеляя душу и рассудок. Мальчишка, забивающий раненого сквернавца булыжником. Парень, режущий себе ладонь над телом невесты в подкрепление темной клятвы. Женщины, дети, старики, убитые и походя, и расчетливо и с невыносимой жестокостью. Глаза сирот, что спаслись ценой жизни близких. Нет уж, господа, мой отряд вы теперь ни за что не разгоните. Эта война, эта злющая тетка, мне больше не чужая...

Вновь вспомнились счастливые дни, когда княжна забирала мою боль и скорбь, оставляя лишь холодную уверенность в правоте моего дела. Теперь же все всю дрянь и мерзость этого мира придется пропускать через себя, а каждое острое решение будет возвращаться снова и снова, отравляя сознание. Но все, что мне остается, это пройти этот путь до конца. С трудом переборол желание выпить чего покрепче и поядреней, удовольствовавшись последними теплыми каплями из фляги.

Едва завидев меня, Белов взялся докладывать о действиях его отряда. Приятно было слушать, как перекололи паникующих сквернавцев, но пришлось юношу оборвать:

— Евгений, вы замечательно выглядите в этом мундире, но, боюсь, представляете здесь хорошую мишень для засевших в сарае отчаюг. Пройдемте в укрытие.

Оглядел подворье старшины, похожее на бурлящий котел, наполненный моими солдатами, граничарами, верховыми куланами, пацанами и мелкой живностью. Оркан руководил обустройством позиции для 'метлы'. Трофейные команды приносили одну груду оружия и амуниции за другой. Харитон и Гусляр оказывали помощь раненым, не делая различия между русинами и граничарами. Под ногами у суетящихся людей то и дело рассекали, взметая мусор, пестрые шустрые курицы, придавая деловой суете нотку сельского колорита.

Шестеро пленных с перекрученными за спиной руками стояли на коленях, кому раны и побои позволяли держаться. Походя отметил, что четверо сквернавцев похожи как братья. Они находились в подобии ступора — ни происходящее, ни даже собственные раны, их не интересовали. Двое других, дрожа и стеная, ожидали своей участи. Выжили не все сдавшиеся; прежде чем Белов вступился, народные мстители зарубили нескольких на месте. На счастье пленных все дети и женщины оказались заняты тушением пожаров и иными делами, иначе на бандитов уже бы обрушился камнепад с добавлением кала животных. Нравы здесь просты, а прелюдия к виселице разнообразием не отличается.

Приземлился усталым телом на скамью в беседке, образованной виноградными лозами. Пригласил господина подофицера сесть и продолжить доклад. Итак, победа нам обошлась в четверых убитых и восемь раненых. Много это или мало, не так важно, как тот факт, что это результат моего и только моего решения. На острие удара Евгений поставил вооруженных до зубов ветеранов с защитными амулетами, иначе потери оказались бы серьезнее. Больше всех нашей крови пролили черные ландскнехты. Обычных же сквернавцев убивать получалось большей частью довольно легко; в перестрелке они становились легкой добычей моих стрелков, в рукопашной тоже уступали русинам, а лишенные командиров, при виде нашего превосходства быстро утратили желание сражаться. Большая группа, провожаемая нашими и граничарскими пулями, в надежде на спасение бросилась в сторону третьего пролома в палисаде. Евгений отправил для преследования восемь бойцов под командой свежеиспеченного сержанта Грома с предупреждением не увлекаться.

Другая часть противника, сохранившая командира, оказалась полностью блокирована в Г-образном одноэтажном хозяйственном строении. Врагов насчитывалось от восьми до двенадцати голов. Они захватили неопределенное количество женщин и детей, чтобы использовать их в качестве живого щита. Предварительное наблюдение обнаружило возможность одновременного штурма через две двери и крышу, но способа избежать новых жертв, ни я, ни Белов пока не увидели. В финале доклада Евгений сообщил, что в лагере развернут лазарет, а в селе действует перевязочный пункт, в скором времени для оперативной помощи должны подойти медсестры-асенитки. Для совместного прочесывания села посланы двадцать стрелков. Сбор трофеев поручен обозникам и легкораненым. Подсчет бандитских трупов еще продолжался, но можно с уверенностью утверждать, что вольная рота вновь на голову разбила более многочисленного противника.

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓