Страсти по Матвееву

Дмитрий Филлипович Дрозд — Бонячевский, как и многие, делил людей на друзей и на врагов, на сторонников и противников того, что он называл "русской цивилизацией". Большинство союзников и сторонников, полагал он, обретаются внутри министерства, "угроза" же постоянно росла в самой России, в Великобритании и, безусловно, в Западной Европе. Убеждения генерала, монархиста, были хорошо известны начальству. Он выразил их как — то во всеуслышание: "Так называемая западная демократия насквозь прогнила, — сказал он, — и исчерпала свои возможности"...

Именно на кладбище Дрозд — Бонячевский встретился с Александром Игнатьевичем Молевым.

-Дмитрий Филлипович, почему люди, приближенные к неким таинственным сферам, любят выбирать для встреч такие уединенные места как кладбища? — спросил Молев, глядя на то, как кладбищенские воробьи вовсю веселились вокруг голых веток деревьев.

-Мне по сердцу версия с фэншуем, Александр Игнатьевич. — сказал генерал.

-Фэншуй — слово не русское, Дмитрий Филлипович. Однако...Любопытно. — хмыкнул Молев и скользнул по лицу генерала цепким профессиональным взглядом.

-Фэншуй пространства использовался при строительстве церкви. — сказал Дрозд — Бонячевский. — Церковь строилась на более возвышенном месте, поближе к богу, где сама природа помогала обрести единение с богом. Кладбища располагались недалеко от церкви, среди деревьев, чтобы подарить покой усопшим и душевное успокоение для людей, приходящих почтить память. Впрочем, эти места выбирались, не только следуя названным условиям. Для выбора места постройки дома звали людей, которые обладали даром видеть и определять пригодность таких мест. Они же указывали место для рытья колодца. Назывались они по разному "рудознатцы", "лозоходцы". Определялось три важных места — место для храма, кладбища и для жилых домов.

-А мы с вами, стало быть, рудознатцы?

-Стало быть. — кивнул Дрозд — Бонячевский.

-Занятно.

-Во всяком случае, есть что — то схожее. Может быть, опустим дальнейшие предисловия и поговорим о деле? — в голосе генерала вдруг явственно прозвенела сталь.

-Извольте. — кивнул Молев. — Я был бы счастлив, если бы мог заверить, что безопасность России находится в надежных руках. Давным — давно я не страдал бессонницей. Но последние горькие ночи я провел без сна, спрашивая себя: можем ли мы снова стать сильными? Ибо только в этом наше спасение. Чего бы нам это ни стоило, ценой каких угодно усилий и лишений, но мы должны восстановить свою мощь, чтобы держава могла защищаться.

-Совершенно согласен с вами. — сказал Дрозд — Бонячевский.

-Мысль, посетившая меня некоторое время тому назад, после нашей с вами встречи, была так проста, что в первый момент она скользнула в сознании, не оставив впечатления. Однако я возвратился к ней позже. Моя шальная мыслишка постепенно обрела очертания идеи. Я начал подкреплять ее штришочками размышлений, нюансиками и доводами.

-Мыслишка ваша, как я понимаю, для другого была заготовлена?

-Да. — Молев деловито кивнул. — Я задумывал действо супротив нашей политической эмиграции.

-Зубок на нее держите? Понимаю...

-С эмиграцией надо покончить решительным образом. Ну, или сделать так, чтобы она не представляла более никакой силы и не была бы интересна Западу, который уверен, что Россия умрет не сама собой, а потому, что существуют силы, противостоящие ей. Есть такие силы и в самой России. В этом основа надежд Запада. Нам следует прежде всего определиться, в вопросе, что для государства важнее — побольше уязвить неуступчивый и лицемерный Запад, взять реванш за односторонние уступки последних лет или попытаться укрепить собственную безопасность — при всех субъективных ограничениях, накладываемых текущей политической ситуацией.

-Глубоко...

-Итак, с полгода тому назад была обнаружена листовка, как водится, противоправительственного содержания. Листовка была исполнена машинописным способом, от имени якобы существующей "Организации социальных экстремистов "Народное Действие".

-В толк не могу взять, к чему клоните...

-В листовке содержались угрозы террористического характера, призывы к борьбе с существующим государственным строем. Розыск через некоторое время получил определенные результаты, свидетельствующие о причастности к изготовлению и распространению листовки некоего Гриднева, Федора Семеновича, двадцати двух лет, студента, разночинца и прочее...Студентик раньше уже попадал в поле зрения полиции в связи с политически вредными высказываниями. Дальнейшая разработка показала, что Гриднев настроен несколько радикально, болтает всякий вздор, а своим товарищам и знакомым он в доверительной форме сообщал о якобы существующей в Москве организации социальных экстремистов.

-И что же? — произнес Дрозд — Бонячевский. — Еще один болтливый дурак, да к тому же студент?

-Не совсем так...Организация действительно есть. Происхождение ее таково. В Москве, с сентября 1926 — го года, существовал кружок интеллигентов и студенческой молодежи из восьми человек, к которым иногда присоединялся девятый, Гриднев. Семь из них по своему основному воззрению были либеральными демократами, двое остальных к ним близко примыкают. Первые собрания имели целью поделиться информацией, наблюдениями над тем, что происходит в стране, сообщить свои впечатления. Один из участников кружка назвал организацию "Народное Действие". Другой, в шуточной форме назвал кружок "Лигой наблюдателей", — мол, такое название собраний может при телефонных разговорах или при назначении дня собрания привлечь к себе совсем нежелательное внимание полиции, и его следует отбросить. Его никогда больше не употребляли. Организацию стали называть "Лигой наблюдателей". Возникла идея...

-"Подстава"? — разочарованно бросил Дрозд — Бонячевский. — Александр Игнатьевич, сколь раз уж такое было...

-Сколько раз было, но такой не было...Глубина, размах, охват, время...Спервоначалу комбинация задумывалась мною как очередная провокация, на которую мы горазды. Но внезапно меня озарило, комбинация заиграла новыми красками и обрела очертания, без ложной скромности скажу, стратегической. Да — с.

-Даже так?

-О братии любовнии! Не дивитесь начинанию, но зрите, каково будет скончание. — с ухмылочкой ответил Молев невесть откуда взявшейся цитатой.

-Не мне вам объяснять, дорогой мой, что любая комбинация, а уж стратегическая и подавно, изначально имеет узкие места. — возразил Дрозд — Бонячевский — И самой узкой частью является конечная цель.

-Канал по дезинформации.

-Как?

-Люди уходят из миpa, начав что — то и часто очень важное и значительное. — ответил Молев. — Где же они кончают начатое? Если бы историки задавались вопросом — иначе писалась бы история.

-Прошу, перестаньте заумничать.

-Понимаете, многие люди, а в особенности те, кто носит сюртуки и мундиры, в значительной мере реагируют на обстоятельства. А мы...Мы эти обстоятельства творим...И это будет нечто особенное. Эта комбинация будет очень серьезно задумана, хотя, в порядке личной критики должен сказать, что план в основе своей, не лишен некоторой наивности, и зиждется на определенных нюансах, так свойственных русской интеллигенции. Меня всегда поражала легкость национального обезличения нашей интеллигенции и ее "умение" раствориться без борьбы, без вскрика, молча утонуть, словно с камнем на шее. Этот факт сам по себе обличает и предупреждает грозно о будущем. Знаете, кто первые русские интеллигенты? При царе Борисе отправлены были за границу — в Германию, в Англию, во Францию, — восемнадцать молодых людей. Ни один не вернулся. Кто сбежал неведомо куда, — спился, должно быть, — кто вошел в чужую жизнь. Один даже стал в Англии священником реформированной церкви и даже пострадал от пуритан за стойкость в своей новой вере. Осуждать их? Несомненно, возвращение в Москву означало для них мученичество. Подышав воздухом духовной свободы, трудно добровольно возвращаться в тюрьму, хотя бы родную, теплую, но тюрьму. Эти первые "интеллигенты", первые отщепенцы русской земли, непривлекательны, вы не находите?

-Пожалуй. — Дрозд — Бонячевский пожал плечами. — В эмиграции все больше поют про ямщиков, причем непрофессионально, и все больше евреи...

-Хе — хе, тонко подметили. В самый корень зрите. Но вы, верно, все же наслышаны, что русская эмиграция в некоторой степени даже по — своему героична.

-Что?

-По — своему героична, говорю...У нее есть изгнание с поддержкой и сочувствием, пусть и мнимым, всей Европы. Но нет особливой поддержки и сочувствия здесь, в России.

-И, стало быть, эмиграция ищет выходы и контакты здесь? — уточнил генерал.

-Разумеется. Отечественным отщепенцам мы дадим организацию. — сказал Молев и зевнул. — Политическую, разумеется. Ее сильный козырь, помимо связи с русской политической эмиграцией, знание того, что происходит в России. Это для сливок политэмиграции весомо, это может стоить денег и внимания Запада.

-Вероятно...

-Не секрет, что русская эмиграция, даже наиболее организованная и решительная ее часть, ничего не сможет поделать с кремлевским режимом, не войдя в контакт с кем — либо из заинтересованных лиц в правительственных учреждениях Запада. Русский государь так силен, что повалить его, уповая на силы эмиграции и немногочисленного и распыленного подполья, никак невозможно. Поэтому, в нашем случае речь в первую очередь пойдет все же о политической игре с зарубежными игроками. И, стало быть, понадобятся игрокам новые колоды, которые они будут использовать для продуманных тактических ходов, вариантов игры. Охотники на информации найдутся где угодно. Америка, Франция и Англия — конкуренты, которые бдительно следят друг за другом. Предположим, ну разве нельзя будет сказать французам, под большим секретом, конечно, что организация имеет осведомителей, чьи сведения могут идти без контроля со стороны англичан? Или наоборот? В общем, схема такова: мы должны заставить иностранцев поверить в существование в России новой, дотоле неизвестной мощной и осведомленной организации, а руководителей русской политической эмиграции — поверить, что мощная организация в России, разумеется, революционная и радикалистская, остро нуждается в опытном, авторитетном вожде. В интересах большего правдоподобия мы для верхушки политэмиграции соорудим парочку громких террористических актов, генерал Матвеев для этого более чем подходящ. Все будет по — настоящему. Взаправду. Будет пахнуть очень натурально. Во всех смыслах. Генерал Матвеев — полено. Обычное березовое полено. Мы бросим его в огонь, и он должен сгореть. Прогореть без остатка. Но так, чтобы от него шло тепло и к нему тянули руки.

-Полено...Именно поэтому вы сказали — очень хорошо, что генерал Матвеев решился сделать лесным дельцом?

-Это обстоятельство может оказаться немаловажным. Эдакий психологический штришок, но об этом потом...

-Хм — м, подставная организация... — Дрозд — Бонячевский, кажется, сомневался.

-Мы изобразим даже контакт этой организации с ее людьми в Москве. — азартно зашептал Молев. — Их достаточно будет здесь под нашим контролем.

-Поверят?

-Поверят. А поверят им в это тем легче, что они знают: революционеров у нас хватает. Естественно, что эта организация действовать не будет. Она — миф. Миф для нас, но не для иностранцев и политической эмиграции. И чтобы они этого не разгадали, нам надо работать очень умно и точно, наполняя миф абсолютно реальным, хорошо известным нам опытом деятельности подлинных революционных, радикалистских, подпольных организаций. Нужна правдоподобная метафора. Рассказывают, что в некоторых семьях марокканских евреев хранятся ключи от дверей домов, в которых их предки жили в пятнадцатом веке в Испании и Португалии. Эти реликвии остались, наверное, их единственной ощутимой связью с великим сефарским прошлым. Может быть, этих ключей никогда и не было, на самом деле, но даже в этом случае их можно понимать как интригующую метафору. Что нам нужно? Нам нужно разгадать и парализовать направленные против нас вражеские усилия. А другая конкретная наша цель — выманить сюда политических преступников. И судить их. Это нанесет удар по всей русской революционной эмиграции, внесет разлад в ее ряды, облегчит нам борьбу с нею.

-Хорошо, — устало прервал Дрозд — Бонячевский своего собеседника, — пусть будет так, как вы говорите, но какое же резюме всему, что я от вас слышал? В чем же смысл комбинации, Александр Игнатьевич? Вы хотите использовать студента Гриднева в комбинации? Но каким образом?

-Прежде всего: собранные сведения о Гридневе дают основание полагать, что при правильно избранной тактике бесед с ним, можно добиться установления психологического контакта и получить дополнительные данные о его деятельности, безусловно преступной, идейно разоружить его, оказать воздействие на подпавших под его влияние лиц.

-Не густо. Какие же обстоятельства дают возможность надеяться, что ваш студент воспримет как надо ваше воздействие?

-В деле Гриднева их, пожалуй, три. Во — первых, его враждебное отношение к власти сформировалось под влиянием некритического отношения к действительности, а решимость заняться враждебной деятельностью носит неустойчивый и даже противоречивый характер. Во — вторых, Гриднев очень болезненно переживает случаи пренебрежительного отношения к себе со стороны окружающих и, наоборот, старается показать себя с лучшей стороны, когда к нему проявляют внимание и замечают его положительные качества, такие, как хорошая память, эрудиция, чувство юмора. В — третьих, к моменту начала реализации дела он успокоится, полагая, что акция с листовкой прошла успешно и его не разоблачили.

-Витийствуете, в эмпиреях парите...Он вам внешнюю лояльность показывает. А внутри, небось, кипит недоверием. Вы все сложности выискиваете, психологические этюды ставите, а он прост, как пятиалтынный. Наверняка болезненный малый, чахоточный или чего еще, и родители излишне опекали. Читает много?

-Много.

-И что? Уверен, что он помешан на мистике. Одним словом, этот ваш студентик преувеличенного представления о собственной личности. Мусора в голове порядочно. А что же с генералом Матвеевым? Вы хотите впихнуть его в свою, долго вынашиваемую комбинацию?

-А что? Вы же желаете устра...закрыть вопрос по генералу, не так ли? Генерал Матвеев сыграет свою роль в комбинации. Героическую. Мало кто заслужил хотя бы ту эпитафию, которую ваш шеф в свое время составил для левых национал — демократов: "Они предпочли войти в историю жертвами, а не дураками"...Помните?

-Во всякой трагедии должен быть дивертисмент: слезы по поводу Дон Кихота должны перемежаться смехом над Санчо Панса. — пробормотал Дрозд — Бонячевский.

-Но пусть все идет естественным образом.

-Долго?

-Что долго?

-Идти естественным образом будет долго?

-Черт его знает, прикидок пока не делал.

-Наметки предстоящей комбинации у вас, стало быть, уже есть?

-Есть, конечно. И я готов их изложить. Я работаю по восемнадцать часов в сутки. — негромко сказал Молев.

-Немало.