Записки Красной Шапочки

Но мне бы себя спасти от позора, наконец-то решаюсь попросить, — Вулли, давай остановимся, мне нужно.

Почти заросшая колея уходит в лес. На нее натыкается Вулли, когда отходит чуть в сторону, наверное, затем же, зачем и я в кусты полезла.

Место, где мы с тропы в лес уходим, я стараюсь замаскировать, но получается плохо. Здесь магии вокруг меньше, чем у нас в горах, мне силы не хватает. Но я внутри ее коплю, если немножечко, то и не так больно, и траву примятую поднимаю.

— Я все спросить хотел, а кто тебя научил шарами огненными кидаться? — интересуется Вулли, вновь подсаживая в седло. Он очень бледный, еще бы, крови-то сколько вытекло. Я заставляю его глотать из бурдюка каждые полсвечки, но перед этим воду наговариваю. Ничего, остановимся, я травку поищу, отвар лучше поможет, чем просто вода

— Никто, я с детства это умела. Просто вот хочу, чтобы огонь был, и он появляется. Очень-очень злюсь и очень-очень хочу. И воду могла притянуть, а сейчас не знаю... Вулли, а ты возьмешь меня к себе жить? Мне, когда мы из леса в другую страну выйдем, жить негде будет. Я по дому могу все делать, и ем я мало..

Вул молчит. Только слышу, как, наклонившись, дышит мне в макушку. Потом говорит невпопад, — у тебя волосы тиной пахнут, водой речной.

Мы углубляемся в лес, все дальше и дальше от опушки. Прямо на дороге успели подняться кусты, давно по ней не ездили, колея поросла травой, слева и справа -сосны, больше чем в обхват толщиной. Если долго смотреть на их качающиеся верхушки, начинает кружиться голова. Но внизу ветра нет и уже совсем темно. Ночевать сегодня будем в густом орешнике. И недалеко от дороги, и нас не видно.

Возвращается к разговору Вулли уже на привале. — Ты так веришь — мы выберемся — что уже думаешь, где жить будем?

— Да, — ни капельки не сомневаясь, отвечаю я.

— Я попрошу родителей, они возьмут тебя в наш замок. Я же служу, а ты еще маленькая, тебе учиться надо. — Это мне совсем не нравится. Я не хочу без него, и еще неизвестно, какие такие у него отец и мать. Хотя если судить по сыну, должны быть добрыми. У меня еще тысяча вопросов, и что за замок, и почему замок, и как Вулли спрашивал у мужика, что тот ему все-все рассказал, и почему он кричал, но насущные дела заставляют отложить расспросы на потом.

Из трех бурдюков два пустые, ни ручьев, ни родников мы в лесу пока не встретили. Я подвешиваю котел над весело потрескивающим огнем, сейчас буду воду призывать. Сверху обрушивается хороший дождик, в основном льет над костром, но и нам достается.

Вулли отряхивается, — а можно в следующий раз только в котел? Или хотя бы предупредить?

...Я пою волка снадобьем из березовых листьев и кровавки, растворив в отваре сладкие тянучки. Вулли сказал, это конфеты, я до сих пор такого слова не знала. Сливаю остатки в бурдюк, котелок то у нас один на все про все, достаю крупу, варить буду, но волку бы мяса перед тем как пойдет проверять, есть ли погоня.

Решаюсь позвать лесовика. Кличу три раза подряд — не пришел. Ну что же, придется самой. — Вул, я сейчас приманю зайцев, они здесь точно есть, я видела их следы, — Вулли объяснять дальше не надо.

Мы добываем трех длинноухих, Вулли в сторонке их потрошит, и тут появляется он. Лесовик.

— Это кто вам в моем лесу зайцев бить позволил?

Старый, косматый и, видать, на ухо тугой. Я его три раза звала. Бабушка говорила, что лесовики ведьмам по завету матери-создательницы помогать должны. Напоминаю об этом деду, заросшему волосьями аж по самые глаза. Тот мерзко хихикает, это у вас там на севере в горах, там магии воот сколько, — чертит рукой где-то у себя над головой, — а у нас тут ничего вы, ведьмы, лесовикам не сделаете. — И еще грозит. — Хоть шишку без спроса возьмете — на себя пеняйте!

— Шишку? — А вот тебе шишку, кидаю я метко, попадаю зловредному козлоногому карлику прямо в лоб. — Вон пошел!

Вул откладывает заячьи печенки и сердца отдельно на лист конского щавеля — это лекарство, для восстановления волчьих сил, перекидывается, слизывает сочащиеся кровью потроха. Он линяет, шерсть висит на боках клочьями. Глажу лобастую голову, шепчу, — осторожнее, пожалуйста.

Вулли недолго бегал, я только вытащила мясо и засыпала в бульон крупу, как он вернулся. Погоня, человек двадцать, три собаки. Совсем рядом, лиг пять-шесть от нас. Спим немного и выходим до рассвета. Вул говорит, надо принимать бой лишь только найдем место для засады. Жаль, луки большие, мне из такого не выстрелить.

Едем неспешно, полумрак, только светает, дремлю, привалившись спиной к Вулли. — Агни, — я впервые слышу, как у волка дрожит голос. — Тебе к ним в руки попадать нельзя. Я лучше сам, будет совсем не больно.

Странное чувство, как будто нечто липнет ко мне, цепляется и начинает стаскивать с коня. И конь тоже в движении забирает в сторону обочины. Окончательно просыпаюсь — магические нити, тонкие, извивающиеся щупальца. Липучка. У нас в лесу липучки жили, только совсем маленькие. Охотились на жуков и мышей, те, которые пару локтей в размере, могли и белку или зайчонка поймать. Но чтобы на лошадь со всадником напасть, это какая же она быть должна? Вулли уже смекнул, дело неладно. Я бью по схватившим нас нитям огоньками, стряхиваю с пальцев маленькие жалящие шарики. Нити отпускают, взлетают кверху, переплетаясь, извиваются, пытаясь унять боль от ожогов. Вулли разворачивает коней, мы вырвались. Ударяю огоньком по последним, цепляющимся за нас ниточкам. Липучки обычно живут семьями. Та, в которую мы въехали, огромна — ее рот в тридцати локтях чуть сбоку от дороги. Осторожно движемся вперед, обходя опасное место по кругу, я внимательно осматриваю обочины дороги. Вот и еще пара с одной стороны, и три с другой. — Здесь засада у нас и будет, — говорит Вулли, — эта нечисть нам поможет. Он не видит липкую хищницу, вижу только я, даже когда веки закрыты, магической частью зрения, но это не зрение, конечно, как назвать, не знаю. Волк признается, перед липучкой ему было не по себе, как холодок по спине прошел, спрашивает, — а ты? — а я позорно проспала опасность.

Привязываем лошадей, скрыв в кустарнике. Сами встаем за почти сросшимися соснами-близнецами. Волк втыкает в мох стрелы, — когда кончатся, еще подашь из колчана.

Если бы не собаки, все прошло бы без сучка, без задоринки. Но животные слегка чуют магию, собаки в особенности, они останавливаются и рычат, затем начинают метаться и одна из них тянет в сторону, туда, где мы сошли с дороги.

Вулли ругается, — твари, сейчас обойдут, — и бьёт, быстро выпускает стрелы. Два пса и человек с поводками падают, третий пес вырывается и мчится сломя о голову куда-то в лес. В нашу сторону летят стрелы и арбалетные болты. Приседаем, Вулли прикрывает мне голову, прижимая к себе, с дороги — вопли и ржание лошадей — попались! Вулли осторожно выглядывает из-за сосны, потом быстро встает, и опять вжих, вжих, вжих — поёт тетива. Нас накрывает ответная лавина стрел, наверное, с другой стороны сосны похожи на ежиков.

Еще двоих снял — говорил волк. — Осталось их с десяток, но они к следующим липучкам идут.— Опять крики и ржание. На этот раз не спастись никому.

Один из воинов почти выбирается из тенет, но Вулли поднимает лук, две стрелы — и все, только далеко позади воет собака. Вул настораживается, — Дикие! — Поясняет, — это не собака, волк.

Дела у нас не так хороши, как казалось на первый взгляд. Сами не пострадали, но одна из наших лошадей убита. Вулли просит отвернуться и не смотреть, он свежует тушу, вырезает огромные пласты мяса, набивает ими мешок, сделанный из плаща. Торопится — надо уйти подальше, пока стая не подвалила к трапезе. Поживиться волкам есть чем — на той стороне стонет человек и бьётся лошадь со сломанной ногой. Волк выпускает еще одну стрелу — добивает лошадь.

Большую часть мяса мы жарим на углях, изводим на готовку почти всю соль, оставшееся Вул жрёт сырым, перекинувшись волком и оттащив за кусты. Он очень деликатен, никогда не ест при мне в волчьем обличье. Я чищу извазюканный плащ как могу, собираю воду в котелок, наполняю бурдюки. Один пришлось разрезать и устроить поилку для коня. Стая пока не преследует нас, но это лишь дело времени. Одно счастье, — говорит Вулли, — они боятся огня, а пуще огня, оборотней. — По голосам мой волк насчитал диких не меньше десятка.

Отдыхаем, и я прошу, — расскажи мне сказку.

— В черном-черном лесу, на черно-черной скале стоит черный-черный замок... И живут в нем волки. Папа волк, граф, мама-волк, графиня и дети, три волчонка. Старший сын пошел служить в волчий легион и однажды встретил маленькую ведьму, которую звали Огонек...

— А если папа — граф, то сын кто? — спрашиваю.

— Виконт. Ты будешь жить в замке с моими папой и мамой, пока не вырастешь. Будешь учиться грамоте, и всему, что благородной госпоже знать полагается.

— А магии?

— Девочек магии не учат, но благородные леди могут заниматься целительством и хозяйственной волшбой.

Вспоминаю, — Вул! Тебе шкуру вычесать надо.

Вулли покорно превращается в волка. Я с сомнением гляжу на расческу, — надо было две купить, а лучше три.

Спим, закутавшись в плащи, меня согревает мягкий теплый пушистый зверь.

Продолжаем идти по дороге. Двигаемся очень осторожно, я всё время смотрю "магически". Находим еще пару липучек, одну огневку и мороки, которые в ямы, бурелом и болота заводят. Но с ними у меня разговор короткий — грожу — развею! И они сами убираются. Гадкий лесовик продолжает пакостить понемногу. То корень под ногами у Вулли поднимется, так, что он падает, то вдруг сук с сосны вниз срывается, едва успеваем отскочить, то муравьи в мясо заползают.

...Еду верхом — Вулли учит держаться в седле. Говорит, что в замке меня научат ездить как леди — бочком.

— Вулли? А тебе сколько лет?

— Мне в феврале исполнилось шестнадцать. А тебе?

— Ой, а какое сегодня число?

С самого начала путешествия Вулли ставит на палочке зарубки, отсчитывает десятинки. Получается, сегодня двадцать девятое месяца зорь.

— Мне двадцать первого девять исполнилось.

...В день мы проходим не более десятка лиг, дорогу то и дело загораживают поваленные огромные сосны, мох становится таким пышным, что ноги коня тонут в нем по бабки.

...Через день нас находят волки. Молодая волчица и три самца. Вулли встречает их в волчьем обличье и я понимаю, насколько он больше и мощнее диких. Мне кажется, или за время путешествия волк возмужал и заматерел. Даже башка стала больше. Я смотрю на зверя, не скрывая восторга — какой красавец! Волчица, видимо, такого же мнения, извиваясь всем телом, подползает к Вулли, поворачивается хвостом. Вул презрительно фыркает и издает низкий, утробный рык. Волчица униженно скулит, но Вул непреклонен. Волки поворачиваются и убегают. Вул опять человек.

— Чего она хотела? — спрашиваю я.

Вулли мнется, подбирает слова, не знает как ответить.

... Лес стал суше и чище, появились дубы. Вулли считает, мы уже почти на границе с Энцем, именно туда и должен нас вывести старый тракт. Этим вечером мне все время кажется, за нами наблюдают. Тень мелькает в кустах на обочине, красные огоньки глаз. ^Еще не совсем стемнело, свет пробивается сквозь высокие кроны деревьев. Из-за кустов выходит огромный пёс. Он стоит неподвижно, замерев черным обелиском в последних лучах закатного солнца. Длинная тень ложится перед ним на дорогу, и от этого кажется он еще больше, чем есть на самом деле. Вулли давно уже волк, ощетинившийся, скалящийся, и, вот удивительно, поджимающий хвост. Хвост живет своими, неподвластными разуму волка, инстинктами.

Я не замечаю мгновения, когда пес превращается в очень высокое существо. Серебристо-белый плащ с капюшоном, белая маска на месте лица, перчатки и, главное, что-то прозрачное, закрывающее глаза. — Я не сделаю вам дурного, дети. Почему вы бредёте одни через этот лес? Не пугайтесь, я сниму защиту, как только угаснет последний свет солнца. Даже такой, из-за горизонта, отраженный от облаков, он вреден мне.

— Оборотень и магичка, — продолжает это нечто, снимая маску и откидывая капюшон. Оно подвесило в воздухе несколько осветительных шариков. Ух ты, я тоже так хочу уметь, а то мои шары недолговечные и горячие, а эти светятся равномерным желтоватым теплым светом, но не обжигают. Трогаю шарик, такой смешной, я его могу подбрасывать как мячик.

— Не шали! — Говорит создание. — Ко мне можно обращаться лорд Ди-Куин.

Ага, значит, он все-таки мужчина — высокий, узкоплечий для своего роста, у него бесцветное лицо, совсем прозрачные белесые глаза и серебряные волосы. На пальцах на один сустав больше, чем у людей, это я замечаю, когда подхожу ближе. Он такой странный, но я его не боюсь. Наверное, потому что вижу исходящее от него магическое свечение, прозрачную чистую силу.

— Вульфберт Блайд, виконт Айсватерберх. А ее зовут Хагне.

— Просто Хагне? — удивляется Ди-Куин. Поправляет на голове корону. Ой, это не корона, я впадаю в ступор — это уши! Лорд расправляет тонкие полупрозрачные выросты на голове. — Вечно капюшоном приминаются — жалуется он. Шевелит этими ушами, ну просто как конь прядает. Только у коня это обычно, а здесь — красиво!

Лорд зовет нас в лагерь. Мы с Вулли идем, как завороженные. Почему-то доверие к этому незнакомцу — полное, и у меня, и у волка.

Шатер, или большая палатка, не знаю как сказать, по случаю теплой ночи превращен в навес, в центре сложенного из крупных валунов костровища горит огонь. Стол, кресла, но мы рассаживаемся вокруг костра на мягких, пружинящих матах. Спутника лорда зовут Лэндал, он более похож на человека. По крайней мере, роста почти человеческого, уши у него крупные, заостренные, но посажены как у людей, глаза синие, волосы серебряные, а кожа — очень смуглая.

— Я — илф, а он — гет.— поясняет лорд Ди-Куин.— На Роштайне нас зовут темными эльфами, но это неверно.

На поляне светло, как днем — по всему ее периметру развешаны магические огни. Пьем сладкий горячий травяной отвар, едим вареное мясо с хлебом и восхитительно вкусную кашу. От сытости и ощущения покоя и безопасности меня клонит в сон. Зеваю и кладу волку голову на колени, он гладит меня по голове. Последнее, что вижу — лорд щелкает пальцами и свет на поляне становится не таким ярким. Сквозь дрему слышу — Вулли рассказывает о нашем путешествии.

...Агни сказала, локтей шестьдесят в диаметре самая большая липучка. Она так тянула, что конь стал с дороги сворачивать

...Лесовика звала, не помог, пакостил по мелочи.

...Явилась и задом крутила... — в ответ хохоток...

вновь голос Вулли — а потом волкодлаки вырезают целые селенья. А винят нас, оборотней.

...голос Ди-Куина. Он здесь, подслушивает, сейчас я его.

Визг, от которого подскакиваю, мужчины смеются, посередине поляны в паре локтей над землей висит и пытается трепыхаться лесовик.

— Значит, нечисть в лесу развел, волков не воспитываешь, дороги не чистишь, — перечисляет прегрешения лесовика лорд.

— Да я же только чтобы людишки в мой лес не ходили и не гадили, — оправдывается тот. Лорд отрицательно качает головой. — Десятинку взаперти посидишь, пока я все проверю. Потом решать с тобой буду — развеять или в ссылку отправить. — Вижу, как вокруг лесовика сплетается невидимая клетка из магических нитей. Он бьется в нее, но выйти за пределы не может.