— Они действительно говорят, что скакуны становятся больше похожими на своих наездников, а те становятся больше похожими на своих скакунов, — продолжил Хатан, — и поскольку мы с Гейрхэйланом оба были немного несносными еще до того, как встретились...
Он пожал плечами, и на этот раз смех был еще громче.
— Несмотря на все это, однако, — всадник ветра продолжил через мгновение, его тон, по крайней мере, стал немного более серьезным, — он действительно просто показывал свой характер, каким бы нелюбезным с его стороны это ни было.
— О, не бойся, Хатан! После этого у меня никогда не было ни малейших сомнений на этот счет! Я видел боевые топоры с клинками менее впечатляющими, чем зубы твоего огромного друга. — Базел покачал головой. — Именно тогда и там я принял решение не навещать его — или Датгара, если уж на то пошло, — без официального приглашения.
— Как нехарактерно мудро с вашей стороны, — пробормотал Брандарк слегка злобно-провокационным тоном.
Базел сделал ему грубый жест, но правда заключалась в том, что спутники Теллиана и Хатана продолжали относиться ко всем градани, но особенно ко всем градани-Конокрадам, с глубокими оговорками. Учитывая, что скакун был одним из очень немногих существ на земле, которые могли превратить Конокрада в такое большое количество окровавленного, растоптанного желе, он был в высшей степени готов дать им столько места, сколько они пожелают, и столько, сколько они этого захотят. Какими бы великолепными они ни были, и как бы быстро градани ни исцелялся, теперь, когда он наконец увидел их вблизи, он предпочел бы, чтобы его кости не были сломаны.
— Не сомневаюсь, что у нас более чем достаточно других вопросов для обсуждения, милорд, — продолжил он, возвращая свое внимание к Теллиану. — Просто для начала, отец говорит, что они с Килтаном обсуждали вашу идею трехсторонней торговли на Откосе, и он склонен согласиться, что вам пришла в голову отличная идея. Но у меня также есть несколько дел, которые нужно сделать для Ордена, и у меня есть сообщения от Вейжона для Хартанга. Может быть, он и Керита находятся где-то поблизости отсюда?
— Никто из нас не ожидал, что ты вернешься раньше завтрашнего дня, — ответил Хатан за барона, — и этим утром они вдвоем отправились в храм. Они еще не вернулись, но мы, конечно, можем послать им весточку, чтобы они поторопились, если это срочно.
— Ну, что касается этого, — сказал Базел, отодвигая свой стул и поднимаясь на ноги, — я думаю, что нет необходимости будить одного из ваших людей, чтобы отправлять сообщения. Мне самому нужно заскочить в храм, так что, если вам все равно, милорд, — он кивнул Теллиану, — я просто направлюсь в ту сторону.
* * *
— Ой! Прости меня, принц Базел! Я тебя не видела.
— Ничего страшного, — мягко сказал Базел, поддерживая девушку на ногах. Она вышла из полускрытой арки с большей скоростью, чем требовали приличия, но его рефлексы были достаточно хороши, чтобы поймать ее до реального удара, который сбил бы ее с ног. Ее горничная суетливо спустилась по лестнице следом за ней, затем с визгом остановилась, увидев, как пара рук размером с небольшие лопаты без особых усилий возвращает ее подопечную в вертикальное положение.
Горничная — кажется, ее звали Марта, если он правильно помнил — была явно не в восторге от этого зрелища, но она не выглядела особенно удивленной. Как и Базел, на самом деле. Одна вещь, которую он рано обнаружил в дочери своего хозяина, заключалась в том, что ей совершенно не хватало той скучающей вялости, которая, по-видимому, была нынешним, тщательно культивируемым идеалом большинства аристократичных молодых сотойских дворянок. Возможно, называть ее собственный привычный темп стремительным было бы чересчур, но не очень.
Он улыбнулся ей сверху вниз — какой бы высокой она ни была для человеческого ребенка, для девочки-Конокрада она была едва ли миниатюрной — и с некоторым трудом удержался, чтобы не погладить ее по голове. "Она бы не оценила, если бы он поддался искушению", — сухо подумал он.
Хотя у нее были волосы и рост ее отца, она, к счастью, избежала ястребиного профиля Теллиана. В четырнадцать лет она только что вышла из стадии неуклюжести, хотя бывали моменты, подобные этому, когда у нее случались временные рецидивы. У нее было ненасытное любопытство в сочетании с явно острым умом, и она, очевидно, находила Брандарка и самого Базела экзотически интригующими, без сомнения, потому, что они были первыми градани, которых она действительно встретила. Он находил очевидную интенсивность ее любопытства забавной, но научился серьезно относиться к ее вопросам, несмотря на тот факт, что кто-то ее возраста остался бы намертво замурованным в классной комнате, будь она одной из его сестер. Мать и отец Лианы, с другой стороны, уже давно установили формальную опеку над ней как над своей единственной наследницей. Короткоживущие люди часто, казалось, делали что-то с головокружительной скоростью по сравнению с градани. Поэтому он еще раз напомнил себе, что Лиана Боумастер, очевидно, не считала себя едва вышедшим из-под контроля ребенком, которого он видел, когда смотрел на нее.
Тот факт, что она была милой, как корзина, полная щенков, ничуть не облегчал ему запоминание того, что она была — или, по крайней мере, думала, что была — старше, чем ему казалось. Однако... раздраженные взгляды, которые она бросала на него, когда он забывал, делали это. Поэтому он предположил, что это было что-то вроде стирки.
— С твоей стороны мило быть таким понимающим, — сказала она ему сейчас. — Но если бы я смотрела, куда иду, я бы никогда не выскочила с лестницы галереи и не столкнулась с тобой таким образом. Так что, если никакого вреда не было причинено, это был всего лишь вопрос чистой удачи. Пожалуйста, не говори маме, что я это сделала! — Она закатила свои зеленые глаза. — Она уже думает, что у меня манеры конюха.
— Теперь я почему-то сомневаюсь, что она выразилась бы именно так, — сказал Базел с усмешкой. — Не то чтобы она не была бы рада сказать несколько колких вещей, я уверен. Но она не услышит об этом от меня, миледи.
— Спасибо. — Она тепло улыбнулась ему. — И могу я спросить, как прошел ваш визит домой? — продолжила она.
— Чаще всего лучше, чем я надеялся, — ответил он и покачал головой в чем-то очень похожем на замешательство. — Отец и мать достаточно здоровы, хотя я бы никогда не подумал, что кто-то может быть так занят, как они сейчас.
— Я не удивлена, — сказала она и усмехнулась. — Просто поддерживать отношения со всеми твоими сестрами и братьями, должно быть, достаточно сложно, даже без решения всех политических проблем, с которыми сейчас сталкивается твой отец!
— Да, ты совершенно права, — согласился он. — Тем не менее, у них было более чем достаточно опыта управления всеми нами; остальные мои люди сейчас заняты своими делами. Моему папе нужно уладить множество деталей — и некоторые из них тоже неприятные, — но думаю, затем все немного успокоится. — Он фыркнул. — Конечно, это может быть так, но только после того, как осталось слишком мало людей, которым хочется спорить с ним о тонкостях. Вороны закончили пикировать на голову Чарнажа, а его сын Чалак проявил себя настолько глупым, что даже такие, как прихлебатели Чарнажа, не последуют за ним. Аршам — единственный из семьи Чарнажа, у кого хватило мозгов выбраться из грозы, и они, должно быть, достались ему от матери, потому что они не могли достаться ему от отца! И тот факт, что он незаконнорожденный, не так уж и важен, чтобы обвинять его в наследовании среди нашего народа. Так что теперь, когда он поклялся в верности отцу как князь Навахка, остальные Кровавые Мечи выстраиваются в очередь, чтобы сделать то же самое. — Он на мгновение взглянул на Брандарка с наполовину извиняющимся выражением лица и пожал плечами. — Если бы я был игроком в пари, а я им не являюсь, я бы поставил свои кормаки на то, что сражения наконец закончатся навсегда.
Лиана задумчиво склонила голову набок. Большинство сотойи, возможно, сочли бы ответ Базела на ее вопрос немного странным. Леди — и особенно благороднорожденные, которые все еще были немногим переросли детский возраст — должны быть защищены от жестоких реалий сложных проблем и решений, с которыми сталкивались правители. Лиана, однако, только тщательно взвесила то, что он сказал, затем кивнула. Единственное, что в ней было совсем не по-детски, подумал Базел, — это ее очевидный глубокий интерес к политике. Или ее сверхъестественная способность понимать последствия нынешних запутанных политических проблем ее отца. Если уж на то пошло, ее понимание проблем, с которыми сталкивался отец Базела, было лучше, чем могли бы достичь многие вожди градани.
— Вы тоже думаете, что битва окончена, лорд Брандарк? — тихо спросила она после нескольких секунд раздумий. Она посмотрела на градани пониже ростом, и Брандарк долго смотрел на нее в ответ, его глаза были более задумчивыми, чем у Базела, затем пожал плечами.
— Да, я знаю, миледи, — сказал он. — И хотя не зайду так далеко, чтобы сказать, что я рад, что кучка неотесанных Конокрадов систематически выбивала ноги из-под Кровавых Мечей, это, конечно, не так уж плохо, если сражения действительно закончатся. — Он поморщился. — Мы убивали друг друга из-за того или иного воображаемого оскорбления почти столько же, сколько Конокрады и ваши люди делали то же самое. Как человек, который когда-то хотел стать бардом, я могу сожалеть об утрате всех тех великолепных, вдохновляющих на баллады эпизодов взаимного кровопролития и резни. Как историк и кто-то, кто своими глазами видел кровопролитие, о котором идет речь, я бы предпочел довольствоваться балладами, которые у нас уже есть. И все боги знают, что отец Базела бесконечно предпочтительнее кого-то вроде Чарнажа.
Он говорил легким тоном, но его взгляд был ровным, и она смотрела на него несколько мгновений, прежде чем кивнула.
— Вижу это, — сказала она. — Это забавно, не так ли? Все песни и сказки полны приключений, а не того, что на самом деле происходит на войне. И я слышала много песен о великолепных победах и несгибаемости даже при поражении. Но я не думаю, что когда-либо слышала хотя бы один случай, когда проигравшая сторона в конечном итоге признает, что лучше бы они не выигрывали.
Подвижные уши Базела насторожились, а одна бровь выгнулась дугой, но Брандарк просто кивнул, как будто не удивленный ее наблюдением.
— Это нелегко сделать, — согласился он. — И барды, которые пишут песни, предполагающие, что хорошо, когда их собственная сторона получила пинок под зад, как правило, находят свою аудиторию менее восприимчивой. К сожалению, это не значит, что иногда это неправда, не так ли?
— Нет, не думаю, что это имеет значение, — сказала она и снова посмотрела на Базела. — Итак, из того, что вы и лорд Брандарк говорите, принц Базел, звучит так, как будто вы, в конце концов, можете оказаться официальным послом короля градани.
Глубокий, рокочущий смешок Базела мог бы вызвать тревогу, если бы она не слышала его раньше и не знала, что это такое. Она склонила голову набок, глядя на него, и он ухмыльнулся.
— Теперь этого не будет. — Он покачал головой. — Во-первых, у меня нет ни малейшего желания быть чьим-либо "официальным послом". Во-вторых, миледи, я еще меньше представляю, как им стать! И в-третьих, единственное, чем мой отец, скорее всего, никогда себя не назовет, — это "король градани".
— Тут я должен согласиться с Базелом, — согласился Брандарк с чуть менее раскатистым смехом, чем у него самого. — Князь Бахнак — это много чего, миледи, но одна вещь, от которой он удивительно свободен, — это что-либо, напоминающее манию величия. В отличие от Базела, он также очень умный парень. Что означает, что он точно понимает, как трудно кучке князей градани было бы воспринимать всерьез любого, кто называл себя "королем Градани". Я понятия не имею, какой титул он в конце концов придумает, но я уверен, что в нем нигде не будет слова "король".
— Возможно, и нет, — сказала она. — Но то, как он решит себя называть, не изменит того, кто он есть на самом деле, не так ли? — Ее тон был немного язвительнее, а зеленые глаза, смотревшие на двух градани, были немного жестче.
— Да, этого не произойдет, — согласился Брандарк. — Что, полагаю, и есть моя настоящая точка зрения. Точно так же, как он вряд ли утрет нос своим недавним врагам в их поражении, назвав себя королем, он не собирается еще больше осложнять положение твоего отца, прося его официально принять посла градани при своем дворе.
Глаза Лианы на мгновение расширились. Затем они снова сузились, еще на мгновение, прежде чем она кивнула.
— Это действительно имеет смысл, — сказала она через мгновение, и Брандарк задался вопросом, осознала ли девушка, насколько полностью ее задумчивый тон разрушил ее притворство о том, что она "случайно" столкнулась с Базелом. Она постояла секунду или две, как будто была уверена, что тщательно переварила информацию, затем встряхнулась и снова улыбнулась Базелу.
— Теперь я усугубила свою беспечность, столкнувшись с вами, заставив вас и лорда Брандарка стоять здесь и болтать, — извинилась она. — Кажется, сегодня днем я иду от триумфа к триумфу, не так ли?
— В некотором роде, я полагаю, — согласился он. — Не то, чтобы мы с Брандарком не получили удовольствия от разговора.
— Это любезно с вашей стороны, что вы так говорите, но я задержала вас обоих достаточно надолго. Марта? — Она оглянулась через плечо на свою горничную и окинула взглядом пожилую женщину. Затем она сделала Базелу и Брандарку быстрый, сокращенный реверанс и увела Марту по смежному коридору.
Глава третья
Табунный жеребец был великолепен.
Он был угольно-черным, если не считать белой звезды на лбу, и его телосложение было идеальным. Ростом чуть более двадцати одной ладони он был огромен для любого коня и со своей лохматой зимней шерстью выглядел еще крупнее, чем был на самом деле,. Но, несмотря на то, что на самом деле он был больше среднего роста для бегового жеребца, он не страдал тяжеловесностью, характерной для любой породы лошадей, которая хотя бы приближалась к его собственному массивному росту. Действительно, он выглядел почти точь-в-точь как боевой конь Сотойи, с такими же мощным крупом, покатыми плечами и глубоким обхватом, если бы не тот факт, что он был почти наполовину больше любого боевого коня, когда-либо рожденного. И все же, несмотря на все его размеры и великолепное присутствие, он двигался с тонкой точностью и грацией, которые нужно было увидеть, чтобы поверить.
Однако в данный момент эта точность мягкой походки была утрачена. Он стоял почти неподвижно на небольшом возвышении, под серым небом и прозрачными, колышущимися завесами дождливого ветра, только его голова шевелилась, когда он смотрел на свой медленно движущийся табун. Он не обращал внимания на дождь, но его взгляд был пристальным, а уши беспокойно шевелились. Здесь, на Равнине Ветров, была еще ранняя весна, и табун только недавно покинул свои зимние пастбища. Ему следовало бы быть занятым разбором бесчисленных деталей его возвращения к полной независимости, но кое-что другое занимало его внимание. Он не знал точно, что это было, но он знал, что это была угроза.
