Небо шамана. 2 часть

— Двенадцатый! Иди на базу, скоро догоню! — Гордеев щёлкнул выключателем рации и, не смотря на темноту, качнул крыльями, стал поворачивать, хоть и не знает, что я его в темноте хорошо вижу.

Пусть пока Лёха идёт к нашим, а у меня ещё один заход и нужно бомбы точно уложить, что скорее лотерея, чем мастерство прицеливания. А может попробовать из пушки, уж очень сложно бомбы уложить точно в основание моста. И в пикирование низко не зайти, с запада высокий берег прикрывает, цели не видно, с востока перед обрывом надо машину подорвать и суметь выйти наверх. Внизу начало разгораться пламя там, где были сгрудившиеся грузовики, думаю, там хватало горючих грузов, а если среди прочего ещё и боеприпасы, то может рвануть очень сильно и туда близко лучше не соваться. Пламя подсветило поднятую пыль и дымное облако вставшее над переправой. Если Гордеев что и видел, то ничего конкретного сказать всё равно не сможет. Зенитки не стреляют, но я запомнил два места, откуда они вели огонь и сейчас как раз удобно довернул в ту сторону. В темноте сквозь дым вижу, что у двух зенитных автоматов копошатся расчёты, упёртые ребята. Вести огонь они могут и либо выжидают, либо просто не видят куда, скорее всего первое, вот и не нужно оставлять у себя за спиной непонятные вопросы. Всего две очереди из трёх-четырёх снарядов в каждую и вместо зенитных установок остались коптящие, мерцающие в темноте островками тлеющих ошмётков ямы. Перескочил через бровку обрыва, довернуть в начало моста в этом заходе не получилось, пришлось закладывать разворот уже над левым берегом и выйти точно на основание разворачивающегося по течению моста поперёк стремнины, пушки — это не бомбы, тут можно и поперёк цели заходить. Для надёжности положил очередь из десятка снарядов из каждой пушки. После разворота убедился, что мост поплыл целиком, теперь можно и бомбы. Широко развернулся, лёг на курс примерно по линии изогнутого дугой моста, прошёл на бреющем из пушек и пулемётов, а ближе к середине сбросил бомбы. Не страшно, если они рванут под водой, главное, от моих снарядов понтоны должны прийти в полную непригодность, ведь после этого ещё четыре раза обстреливал мост из всех стволов, а на выходе добавлял по обоим берегам где радостно горела уже переправившаяся и ещё только готовившаяся к переправе техника. Там в дыму даже пяток танков разглядел, а веселья добавляли рвущиеся в кузовах снаряды...

Оставил за собой горящие искорёженные остатки частью затонувших понтонов наплавного моста. И полетел догонять Гордеева, который не должен был успеть слишком далеко улететь, до посадки должен догнать. После посадки на докладе я изложил версию, что один конец моста оборвало одной из бомб Гордеева, когда он произвёл заход и бомбардировку этой стороны моста и сгрудившегося там транспорта. А я в несколько заходов отбомбился по длине моста и по его противоположному концу. С зенитками удалось расправиться реактивными снарядами и пушками, да и не стреляли они почти, наверно не видели нас в темноте. То есть приказ по уничтожению переправы выполнен, хотя темнота и фотофиксации сделанного нет. Бурдужа выслушал, долго молчал, барабанил по столу пальцами, потом вынес своё решение:

— Завтра с утра летим бомбить переправу... Если вы там с Гордеевым так удачно всё разнесли, то просто отметимся, ведь наверняка немцы работы начнут, место слишком удобное. А если это всё вам привиделось, то выполним приказ. Заодно Морозов с Иваном снимут на камеру результаты вашей работы. Сами говорите, что темно и не видно почти ничего из-за дыма и пыли. Так! Всё! Орлы! Докладывать сейчас ничего не стану, утром посмотрим! Сейчас оба на ужин!

Когда вышли Лёха почти обиженно начал бухтеть, что он по мосту не бомбил, а высыпал все бомбы, как я и велел по подсветке. На что ему резонно заметил, что подсветка и была после того, как я попал наверно в склад боеприпасов, который взорвался. А про разброс бомб он и без меня знает, вот ему и повезло, что одна бомба точно в основание моста легла. Он же не видел, куда бомбы попали, а я сбоку летел. Мне пришлось только другой конец моста подорвать, заодно прошёл и высыпал бомбы по всей длине. А я всё разглядел уже, когда он улетел, там разлитое горючее загорелось...

Лёшке я конечно мозги запудрил, а вот сам присел, поглаживая ластящуюся Тотошку, и задумался, чего это меня вдруг так занесло. Состояние накатило какое-то игриво суматошное, да и вообще, так действовать нельзя, мне просто крупно повезло. Меня может, и не сбили бы, а вот Лёшку мог подставить. Все заходы делал, как ходит пьяный биндюжник, слишком широко и боевые заходы далеко не самыми оптимальными углами. Можно и нужно было работать гораздо чётче и красивее! Мысленно отругал себя и дал себе обещание вести себя разумнее и особенно в бою лучше продумывать свои действия. Но при этом подумал, что немцы — профессионалы и возможно, если бы я действовал умно и правильно, меня бы уже на втором заходе зенитки сумели поймать. А возможности проверить, какой вариант правильнее, нет! Причину такого возбуждения нашёл в том, что долго не летал, а тут много Силы и всё сложилось и накопилось. И ещё, в вылете оказался один с Лёшкой, в котором уверен, то есть почувствовал свободу без необходимости оглядываться. Уже стемнело, в небе никаких опасностей, вот и сорвался...

Утром полетели всем полком смотреть и бомбить, если цель ещё есть. На семнадцати машинах, а это сурово! Четыре звена одно за другим, машина Морозова замыкает строй и две растянутые пары: я с комэском сзади и впереди командир с Ваней Бунько сверху. Строй ведёт комэск два — лейтенант Фролов. Зашли к цели с востока, подходили почти по Иловле, командир в режиме радиомолчания с Иваном поднялся выше и ушёл вперёд. Мы подошли, когда они уже круг над целью сделали. Пара зениток была, но не стреляли, только хищно хоботами орудий в нашу сторону повели. На переправе никаких работ не велось, только на широких выгоревших пятнах в овраге и на выезде с переправы на левом берегу, среди остовов сгоревшей техники копошились несколько десятков человек. Остатки понтонного моста наверно уже никогда не будут служить по назначению, если судить по торчащим из воды искорёженным фрагментам, даже не думал, что я его так измочалить умудрился.

Бурдужа повёл строй вниз по течению, где река делает правый поворот, и напротив песчаного яра наведена ещё одна переправа. На подходе пара с командиром и одно звено ушли налево заняться ПВО переправы, как и было по плану штурмовки. О том, что невидимая за поворотом переправа работает, можно было судить по тому, что на подходе и выходе с неё висели густые облака пыли от идущего транспорта, а над ней висят две пары "худых". Я с Цыгановым и Морозов ушли направо, наша часть с юга от дороги, но мы, проходя, выпустили половину эРэСов по северной стороне, пара ракет долетела до дороги. Потом началась нудная, но очень ответственная работа подавления зенитных точек, которые пытались плеваться в нас. Но как сказал как-то Цыганов, в дуэли пикирующего в атаке штурмовика и расчёта зенитки вторые очень редко выигрывают, что мы раз за разом подтверждаем. И тут дело даже не в том, что зенитчики трусы, просто попасть в самолёт в таких условиях почти невозможно и страшно. А мы работаем по удобной неподвижной цели на земле как на полигоне, хотя тоже действует на нервы то, что в нас ведь тоже стреляют. Когда отработали ПВО, отбомбились по технике у переправы и по самой нитке плавучего моста. Я издали ещё пострелял под шумок из пушек, а остатки бомб выложили по остаткам моста, но не из понтонов, а их собранных пакетов бревен, к которым для увеличения плавучести добавлены многочисленные пустые бочки. То есть его грузоподъемность меньше, чем у первого моста. То-то у этой переправы ни одного танка и тяжёлых грузовиков не видно. Ещё вчера первый мост был основным, а этот дублёром, потому у него и ПВО пожиже, чем у вчерашнего.

Бунько прошёлся и сделал панораму разваленной нами переправы. Морозов в группе, которая уже похромала домой. Там те, кто получил повреждения, в воздухе держатся пока все, а вот сколько сможет дотянуть домой неизвестно пока. Летим над немецкой территорией, напряжение не отпускает. Догнали группу наших подранков, но вроде все летят, хоть и здорово потрёпанные. Зенитки как мы не старались их вывести из строя, да и просто отвлечь их внимание, серьёзно противодействовали. Вообще зенитная оборона переправы на удивление ослабленная, вчерашняя была гораздо сильнее, но мне кажется, всё равно не дотянула до немецких стандартов. Или у немцев зениток не хватило, или они пренебрегли обороной от воздушного нападения, во что не очень верится. Кстати, обе пары, которые патрулировали над переправой, улетели после того, как пара командира и Бунько обозначила атаку на них. Пугливые какие-то попались... Впрочем, какая нам разница, главное нам удалось дело сделать без особенного ущерба и больших потерь...

Назавтра смогли вылететь только восемь машин. Один Фролов из второй, остальные наши. Этими машинами мы выполнили два вылета. Во второй вылет пошли уже вшестером, без Фролова и Фимы. Работали по целям на подходе к рубежу на внешнем обводе Сталинграда. В междуречье между Волгой и Доном хозяйничают немцы, а в воздухе висит немецкая авиация. Наши войска откатились до рубежей внешнего обвода обороны города. Две наших получивших повреждения в первом вылете машины пострадали от истребителей. Как после этого вылета Цыганов Фролову голову не оторвал? Просто удивляюсь. Мы уже отбомбились и заканчивали работать, когда на нас навалились три пары сто десятых, а это противник очень опасный. Мы с комэском привычно стали играть невинных ягнят, и на этом успели двоих подловить и спокойно успевали выставить заградительный огонь, если бы кто полез к нашим. И тут Фролов командует атаку, а он впереди группу нашу ведёт. Наши хорошо знают, что пока мы с Цыгановым сверху, их дело телячье — обоссался и сохни, в смысле идти, как шли, чтобы нам не мешать их прикрывать. Ну, может чуть компактнее сбиться, если цель точечная, то её и защитить легче. А тут команда, все полезли в разворот, тем более, что не было команды куда крутить поворот и все посыпались в разные стороны, строй развалился. Из шести немцев мой уже упал, Цыгановский ушёл с дымом, а четверых мы вдвоём над рассыпанным строем никак удержать не сможем. Тем более, что наши расползлись в стороны, как тараканы. Ещё и команда подана криво, атака — это значит должна быть чёткая цель или команда должна быть ясной для выполнения. А такую кривую команду и начали выполнять каждый по своему разумению. Дальше всё слилось в мелькание и маневры, в которых от перегрузки даже у меня темнело в глазах. И воющий на полных оборотах мотор не мог заглушить стоны перегруженного набора машины во время очередных виражей и кувырканий. Если бы не моё ускоренное восприятие, то едва ли удалось бы вывернуться из ситуации, в которую нас Фролов втравил. Троих из этих "церштереров" я развалил в воздухе, одного вначале подранил комэск, потом второго завалил, и кажется, последнего ему тоже удалось зацепить, перед тем, как он удрал. Вроде бы удалось всех наших отстоять, все шестеро летят, только видно, что двоим здорово досталось. Всё-таки две пушки и четыре пулемёта в лобовом залпе сто десятого — это серьёзный аргумент. Не зря же ему дали имя "Разрушитель" и в книжке "Самолёты Германии" (Воениздат НКО СССР, 1941 год

* * *

), которую давали читать на курсах, он начинает раздел истребителей и даже описан в двух модификациях.

По рации Цыганов спокойно собрал группу и приказал идти домой. Судя по интонациям, говорил он, крепко стиснув зубы. Ну, я понимаю, злость на чужую тупость. Наверно меня бы трясло, если бы этот бой не вымотал все силы. После посадки я из самолёта сам выбраться не мог, мне Валя вылезти помогал, не считать же скачущую тут же Тотошку. Машина Фролова пострадала больше всех, и во второй вылет он не полетел, а Цыганов сходил к Петровичу и попросил не браться за его самолёт, пока все пострадавшие в этом вылете не будут сделаны. Чего Фролов вдруг полез командовать атаку и вообще командовать составом чужой эскадрильи, когда его взяли на вылет просто лидером, чтобы строй не разваливался? Неизвестно, сам лепечет, что затмение нашло. Эскадрилье банником комэск прочистил все места, отвечающие за понимание, за то, что они при наличии рядом живого комэска кидаются выполнять команды любого вышедшего в эфир! Нет, то, что мы всё время прикрываем своих — не значит, что мы не учим и не готовим их к выполнению любых действий в бою. Лёша Гордеев уже вполне готовый истребитель, Валера Нечай сам не рвётся пилотажить, а вот Фима не очень сильно отстаёт от Лёшки. Мы не раз отрабатывали фронтальную атаку всем строем, как в первый день завалили двух юнкерсов, оборонительный круг, построение с превышением, когда идущие сзади передних прикрывают, чётко перестраиваться из пеленга в колонну и обратно, много чего обсуждали, и каждый вылет разбираем, чтобы опыт набирался...

Наверно не слишком интересно читать однообразные описания, как каждый день взлетели, разбомбили и вернулись. Каждый раз одно и то же, лишь малыми штрихами вылеты отличаются один от другого. Но это и есть работа лётчиков-штурмовиков. Были бы мы транспортниками, каждый день бы возили грузы и пассажиров из одного места в другое. Вот только не принято об этом говорить и обращать внимание, что из любого вылета каждый из нас может не вернуться, ведь тем, кого мы бомбим это совершенно не нравится, и они прикладывают все усилия, чтобы нас сбить. Поэтому после вылетов многие самолёты возвращаются изодранные от попаданий, и долетают просто чудом, и неизвестно как удерживаясь в воздухе...

Давайте пару слов не о войне. Тотошка самолёт готова с трудом терпеть только пока не заведён мотор. И когда от меня после вылета пахнет потом и специфическими самолётными запахами она фыркает и чихает, когда обнюхивает своего дурного хозяина. Я думал, что она ждёт моего возвращения на дереве рядом со стоянкой, с которого прыгает на меня, но оказалось, что ей гораздо удобнее ждать меня в медсанчасти и её там с радостью принимают. А узнал я про это предательство совершенно случайно. Валя Комолов повредил палец, и ему положили пару швов и деревянные шпатели вместо шин. Он честно ходил на перевязки, где и увидел изменницу Тотошку, которая ездила по медсанчасти на плече Ани Морозовой и ни она, ни доктор Веселов против не были. Я в это время был в воздухе, почему Валя и побежал успеть перевязку до моего возвращения сделать. Обидно немного, но решил из этого проблему не делать. Вообще, в приручении животных есть две цели или два пути. Одни добиваются абсолютно рабского подчинения, а другим скорее нужен друг и соратник, который просто согласился быть рядом. Вот я из вторых. Не делай с другими того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе!...

* — Многие и очень часто у нас обожают буквально упиваться нашим извечным бардаком, который царил в сорок первом и с момента Харьковской катастрофы до середины августа здесь на Северном Кавказе и в излучине Дона. Они ставят в пример чёткую связь и организацию немецкой армии и то, как благодаря этому немцы наносили нам страшные по силе и согласованности удары. И часто не за счёт численного превосходства, а за счёт своей маневренности, связи и координации, создавая локальный перевес при общем равенстве сил. Ежу понятно, что если хорошо координировать действия подразделений, то эффективность их возрастает в разы. У нас на тот момент ничего подобного не имелось, а старшие и высшие командиры были без хорошей базовой подготовки, которую не заменит революционный огонь в душе или ещё где-нибудь. Впрочем, дураков было не так много и необходимость устойчивой связи понимали все. Но вот то, что война ожидается маневренная, где телефонные линии не дадут возможности управлять, увы. Впрочем, давайте представим, что все прониклись и ещё до войны освоили радиосвязь. Вот только к сорок первому году единственный цех молодого ленинградского завода "Светлана" (Световая лампочка накаливания) ещё только осваивает производство громоздких, тяжёлых в производстве радиоламп и при всём желании обеспечить даже только войска первой линии на батальонном уровне хорошими надёжными радиостанциями не сможет, как и запущенный перед войной завод во Фрязино. А ведь кроме самих раций ещё нужны те, кто на них будет работать. А это тоже затея не из простых, подготовка хорошего грамотного специалиста связи не проще подготовки хорошего танкиста, да и не дешевле. Фактически для организации полноценной радиосвязи все предвоенные годы новорожденную радиосвязь следовало беречь, пестовать и лелеять. А главное, учить не только связистов, а ещё и командиров всех уровней, чтобы они научились формулировать приказы и обрабатывать оперативную информацию. А не использовали связь, как телефонную, когда трубки раскаляются от часовых зарядов биндюжного мата, в котором ноль информации, но такая прорва эмоциональной энергии, которой многие командиры того времени компенсировали свой недостаток знаний и умений. Но вернёмся к бардаку и неразберихе. По сути оба приведённых места и указанное время — это ситуация, когда рухнула спланированная оборона, и противник оказался в дыре фронта, громит тылы, устоявшиеся рокадные связи и наступает в условиях войскового вакуума. Дыру нужно затыкать, но противник уже не на линии прорванного фронта, он далеко в бывшем тылу, где нет войск, нечем управлять и командовать. И в глубине этой прорехи срочно нужно создать фронт, перебросить туда войска, которые должны в кратчайшие сроки превратиться в боеспособные соединения и части, которые смогут выполнять боевые задачи и встанут в глухую непробиваемую оборону на созданном на пустом месте рубеже. И есть наивные детишки, которые меня смогут уверить, что немцы (французы, китайцы, жители островов Кирибати) могут этот процесс провести без неразберихи и суматохи?! Тогда вспомните фактически марш наших войск через пол-Европы после середины сорок четвёртого, когда рухнул немецкий фронт и реальную оборону сумели организовать уже только на подступах к Берлину или где исторически имелись качественные защитные коммуникации вроде фортов Кенигсберга. Нет, немецкие части дрались, пытались удерживать рубежи, но их, как и наших в сорок первом наступающие советские войска спокойно обходили и шли дальше. Но мы ведь про чисто "русский" бардак и неразбериху...