| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Поскольку праздник в Каликуте отмечался 25 декабря, отъезд Вартемы оттуда можно отнести примерно к началу нового 1506 года. Соответственно, отправляясь в путешествие на Молуккские острова с Суматры, он будет там в июне, то есть в разгар восточного муссона (55), когда уже вообще было невозможно [30/31] на таком маленьком и неповоротливом парусном корабле, как сампаны, совершить плавание против ветра и течения, не говоря уже о том, чтобы преодолевать большие расстояния таким способом, и даже за 15 дней (56), как утверждает Вартема, добраться до Банды со скоростью шесть узлов.
Там, где Вартема не приводит точную информацию, весь этот расчет основан на минимальных цифрах. Но даже если бы мы еще больше сократили все время стоянок, что для Бенгалии, где они распродали почти все свои товары и еще два дня ждали корабль, и для Педира, где им пришлось покупать и оснащать сампаны, уже представляется маловероятным, и если сократить продолжительность всего пути от Каликута до Паликата до месяца [31/32], чего явно недостаточно, мы все равно не выйдем из восточного муссона. Однако более вероятно, что мы посчитали все промежуточные остановки слишком короткими и что Вартема был в Педире не в начале июня, а позже, в июле. Об этом также свидетельствует примечание о том, что ежегодно 18-20 судов с длинным перцем отправляются в Катай (Китай), "потому что говорят, что там начинаются сильные холода", что может означать только то, что они отплывали в то время, чтобы придти на свою родину до сильного холода.
Поэтому отнюдь не правильно, что Вартема был на Яве в июне. Сам он не утверждает этого с уверенностью, поскольку, по его собственным словам, он потерял счет месяцам, а иногда и дням недели; но что он, однако, во время своих коротких путешествий и первых сношений с мусульманами в Малакке или впоследствии даже не смог подсчитать количество месяцев в обратном порядке по своим записям, вызывает удивление. Если оценить путь от Молуккских островов до Борнео в 10 дней, то от Педира до Явы он занимал не менее 42 дней, с не менее чем 18 днями отдыха, то есть около 2 месяцев, так что Вартема появился на Яве не раньше середины августа, а, вероятнее, в конце сентября или начале октября; в последнем случае даже его рассказ о том, что тень на Яве падает на юг, оказался бы ложью. Но если предположить маловероятный, но самый благоприятный для Вартемы вариант, то есть что он прибыл на Яву в середине августа, пробыл на Яве 14 дней и добрался до Малакки за 15 дней, его прибытие в последнее место могло произойти в середине сентября. Плавание к Коромандельскому побережью длилось 15 дней, пребывание там — 20 дней; итак, если отвести на пребывание в Малакке, где он попрощался с китайскими христианами и где его спутник купил и погрузил на корабль специи на колоссальную сумму в 5000 пардао = 70 000 марок, даже смехотворно короткий период в 8 дней, Вартема должен был отплыть к Короманделю в середине октября. Он пробыл в Куилоне еще 12 дней, оттуда для того, чтобы добраться до Каликута, ему потребовалось бы 10 дней; если бы мы отвели на путь от Короманделя до Куилона всего 8 дней, Вартема прибыл бы в Каликут в середине ноября. Но в Каликуте он, должно быть, задержался надолго; он рассказывает, как постепенно превратился в мусульманского святого, каждую ночь ночуя в мечети, что заняло не менее восьми дней. Затем он два дня лечил больного магометанского купца и еще восемь дней обдумывал, как ему сбежать к португальцам. [32/33]
Вслед за этим пришло известие, что португальский флот (57) прибыл в Канонор; на следующий день Вартема проповедовал, на следующий день притворился больным, а затем в течение восьми дней только тайно общался по ночам с христианами, и, наконец, в четверг, 3 декабря, он бежал. Итак, мы видим, что он пробыл в Каликуте по крайней мере 28 дней, а возможно, и намного дольше; поскольку, согласно описанию его путешествия, он не мог прибыть в Каликут раньше середины ноября, он не мог бежать 3 декабря. Но это относится только к непрерывной цепочке минимальных дат с большим количеством попутных ветров и с преднамеренным искажением муссонных условий, в то время как он смог бежать из Каликута только в конце февраля, на что указывает единственная дата, приведенная самим Вартемой в случае менее форсированного путешествия.
Соответственно, здесь мы имеем почти строгое доказательство того, что информация о его путешествии полностью неверна, что на самом деле времени было недостаточно для того, чтобы совершить указанное путешествие. Если, с другой стороны, мы исключим трехмесячное плавание из Педира через Банду, Молуккские острова, Борнео и Яву в Малакку, времени будет вполне достаточно, и мы сможем принять во внимание более длительные остановки в промежуточных пунктах, где он пережидал неизбежные препятствия, вызванные неблагоприятными ветрами и т.д.
Итак, если ретроспективно обобщить все наши свидетельства, мы увидим, что географические, климатологические, этнологические, ботанические, а также навигационные и коммерческие сведения Вартемы о его путешествии по Малайскому архипелагу либо совершенно неверны, либо крайне маловероятны, либо запутаны, и что это путешествие было невозможно совершить описанным способом не только из-за внутренних трудностей, но также из-за условий ветра и недостаточного времени, имевшегося в его распоряжении. Последнее затруднение он, по-видимому, чувствовал и сам, и потому поддался искушению привести прямо лживую информацию. Если отбросить предположение, сделанное с оговорками, что его пребывание на Яве пришлось на июнь, хотя оно, скорее всего, могло произойти только через два, а может быть, и через три или четыре месяца, он однажды говорит о своем возвращении в Каликут, что четыре года не разговаривал с христианами. [33/34] Предположим, что он имел в виду европейских христиан, поскольку он всегда был вместе с индийскими и китайскими христианами; но даже в этом случае расчет неверен, потому что он покинул Европу самое раннее в конце 1502 г. и, как мы видели, в конце 1505 г. вернулся в Каликут. Он также говорит на обратном пути в Европу в 1507 году, что находился 7 лет вдали от своей родины, хотя на самом деле прошло всего 5 лет.
Как обстоит дело с любовью Вартемы к истине, нет нужды объяснять; то, что он часто преувеличивает, совершенно очевидно. Судя по всему, он был не очень образованным человеком, но авантюристом, которых немало породило его время. Он, несомненно, не вел непрерывный дневник, и многие из его ложных утверждений также могут быть связаны с этим: например, неточности в отношении реки возле Шираза в Персии, расстояние от Ормуза до Эри (Герата), некоторые ошибки, отмеченные Бертоном в арабском путешествии. Другие ошибки, вероятно, основаны на рассказах моряков, например, крыши из панциря черепах на Суматре, странная птица в Тенассериме, из верхней части клюва которой делают рукояти мечей (58). Насколько распространенное среди индусов, но не среди буддистов, сожжение вдов могло господствовать в то время в Тенассериме, сейчас невозможно решить, так же как нельзя отрицать странный обычай перекладывать риск primae noctis (первой брачной ночи (лат.)) на чужаков с самого начала, тем более что об Аракане сообщают и в более поздние времена, что эта дружеская услуга поручалась, в частности, голландским морякам. Точно так же утверждение, что более 1000 христиан служили в бирманской армии Пегу, вероятно, основано на путанице с буддистами, которые также поклоняются троице, хотя кажется странным, что не вся армия состояла из буддистов, поскольку буддизм вообще был в Бирме господствующей религией. Описание богатой христианской общины в городе Сарнау также выглядит несколько сомнительным. С другой стороны, однако, следует признать, что его наблюдения слишком подробны и слишком точны в своих основных чертах, и что они также слишком хорошо совпадают по времени с исторически подтвержденными событиями, чтобы можно было предположить, что путешествие вообще было вымышленным. Сначала автор полагал, [34/35] что может обобщить результаты, касающиеся путешествия на Молуккские острова, в том смысле, что вся книга была результатом расспросов и чтения, но это было бы ошибочно. Мало того, что стиль слишком жив, наивен и элементарно свеж, так еще и для ученого, особенно итальянца, в то время было бы абсолютно невозможно получить все эти сведения из регионов, по большей части еще не исследованных, и ни при каких обстоятельствах он не был бы в состоянии соединить их в таком правильном и гармоничном порядке (59).
Безусловно, лучшее доказательство этого предоставляют сами португальские историки. Например, де Барруш говорит (De Asia. Dec. I lib. 10, cap. 4): "Когда он (дон Лореншу д'Алмейда) был в Каликуте около начала (60) 1506 года, к нему явился итальянец (61) и сообщил о большом флоте, который был готов туда отплыть, и в то же время он предложил дону Лореншу услуги двух литейщиков пушек (бежавших от португальцев), о чем мы упоминали ранее". Эти новости побудили дона Лореншу отправить его к своему отцу. Дон Франсишку отправил Вартему обратно к своему сыну с инструкциями о том, что делать, и велел ему организовать бегство литейщиков. Однако сделать это ему не удалось, вместо этого саморин, обнаруживший их намерение бежать, велел их казнить: все это, конечно, описано Вартемой в рассказе о своем путешествии гораздо более подробно, чем было пережито им на собственном опыте.
Путешествие на Молуккские острова теперь выглядит в произведении как инородное тело. В то время как в остальном Вартема дает обширные и характерные подробности о каждом городе, то, что он сообщает о Банде, Молуккских островах, Борнео и Яве, выглядит сбивчиво, фрагментарно и искусственно расширено за счет не относящихся к делу дискуссий с христианами или замечаний о навигационных подробностях. И [35/36] большая часть этого эпизода имеет реальную основу, даже если его неправильно понимают. Вартема, по крайней мере, не использовал художественную литературу; он не называет никаких островов, которых не существовало на самом деле, имеет, по крайней мере, общее представление о том, где они находились, что они производили и что за люди их населяли. Он не мог выдумать это и почерпнул лишь небольшую часть из более ранних описаний путешествий, которые существовали только для некоторых островов. При ближайшем рассмотрении можно даже заметить, что в описании обобщаются ответы на вопросы, поставленные в плановом порядке; вопросы для каждого острова вращаются вокруг расстояния, географического положения, размера, формы правления, внешности и одежды жителей, религии, юрисдикции, обычаев и образа жизни, а также торговли и продуктов страны, вопросов, на которые малайские корабельщики, конечно, отвечают поверхностно, с большими преувеличениями, по обычаю моряков, и которые также воспроизведены им. В Педире и Малакке Вартема, очевидно, достиг самой восточной границы своего путешествия, и то, что он говорит об островах за их пределами, вероятно, основано главным образом на сведениях, полученных от малайских торговцев, которых он там встретил, а возможно, также от настоящих китайских или сиамских христиан-несториан.
Таким образом, в сложившейся ситуации д'Абреу снова следует считать первооткрывателем Амбона и островов Банда, Франсиско Серрано — первооткрывателем Тернате и Тидоре, а Вартему следует окончательно исключить из числа претендентов на славу открытия Островов Пряностей.
Даже если того, что было сказано до сих пор, достаточно, чтобы показать, что Вартема не был первооткрывателем Молуккских островов, мы должны в заключение обсудить третье, очень своеобразное путешествие через Молуккские острова, которое при определенных обстоятельствах можно рассматривать как путешествие с целью открытий. Его можно найти воспроизведенным в приложении к часто цитируемой работе, предположительно написанной Дуарте Барбозой, которая в издании Хаклюйтского Общества названа по заглавию рукописи из Барселоны "Описание побережья Восточной Африки и Малабара"; это приложение отсутствует в итальянском переводе Рамузио, а также в португальском издании, с другой стороны, его можно найти как в испанской рукописи из Барселоны, так и в рукописи, хранящейся в Мюнхене.
Заголовок гласит: "Путешествие, которое совершил Хуан Серано, когда он бежал из Малакки с тремя португальцами и Кристовалем де Моралесом из Севильи на каравелле, которую он украл в Малакке, [36/37] и на которую он взял с собой некоторых малайских моряков, уроженцев Малакки, около года нашего Господа Иисуса Христа одна тысяча пятьсот двенадцатого" (62).
После этого странного, но сенсационного заголовка следует история, как капитан, которого зовут не Хуан, как в заголовке, а Франсиско Серрано, с тремя христианами (в том числе испанцем) и пятью уроженцами Малакки отправляется на каравелле в Пегу, где есть местные торговцы-христиане, которые ходят одетыми в камелот и бокассин (63) — в то время как король, идолопоклонник, носит другую одежду, доходящую до пят, и полную золотых колец, украшений и жемчуга. Драгоценные камни происходят из самого королевства Пегу, в трех днях путешествия вглубь страны. Когда мужчины умирают, женщины бросаются в огонь; король постоянно находится в состоянии войны с другими могущественными королями, будь то короли Камбоджи, Сиама или Кохинхины. — Отсюда они попали на остров Суматра, размером около 250 лиг, а именно в большой порт и густонаселенный город Педир. Согласно его положению, по свидетельствам лоцманов и древних географов, они решили, что этот остров был Тапробаной древних авторов, где правят четыре языческих царя: и здесь женщины бросаются в огонь после смерти своих мужей. Тамошние жители небольшого роста, белокожие, с большими лбами, серыми круглыми глазами, длинными волосами и плоскими носами. На острове производится много шелка, и он растет сам по себе в горах, где также растет множество стираксовых и бензоиновых деревьев. Покинув Педир и проплыв вдоль северного побережья, они повернули на юг и юго-восток и достигли другой страны и города под названием Саматра, где есть много торговцев, в одном только квартале проживает 500 менял. Здесь есть бесчисленное количество ткачей шелка, жители используют хлопок; они плавают на кораблях, сделанных из тростника, называемых "джунко", с тремя мачтами и двумя рулями. При сильном течении и встречном ветре на второй мачте поднимают дополнительные паруса. Дома в городе Саматра и на острове построены из камня и извести, низкие, и покрыты панцирями черепах. Каждый из этих панцирей по размеру равен двум или трем круглым щитам; они окрашены в свой естественный цвет, как и наши. Затем начинается путешествие на Молуккские острова, описание которого мы теперь хотели бы процитировать буквально.[37/38]
"Отсюда мы направились на восток к островам Бандан и обнаружили около того из них, который дал свое имя другим, 20 островов. Это — засушливая местность, которая приносит плоды; некоторые из этих островов населены, их жители похожи на крестьян Малабара и Каликута, которые называются "полиар" и "гиканалес" (64), живут они подобно дикарям и не отличаются умом. На Бандане можно найти прибыльный товар, а именно, мускатный орех, который произрастает здесь разных сортов и в большом количестве.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
