Улыбка здоровая немного померкла. Он уже не казался таким весёлым.
— Он его признал.
— Это ложь, Юн Бо Гён, — едва ли не прорычала моя кормилица.
Она начала перечислять мои будни и то, как ко мне относились. Многое из её слов я не понимал, но общий посыл фраз уловить мог даже человек, не понимающий язык — происходило что-то неправильное. Не так, как должно было быть. Как я понял из её речей, о том, как проходили мои будни, она узнала не самыми, так сказать, честными путями.
Ой, да я это понял с самого начала, ребята. Сделали открытие, блин. Получается, они не знают, что мать моего нового тела убили? Посчитали, что просто не пережила роды, что ли? А акушерка просто ушла таинственно в туман, ага? Ну, я знал, что нахожусь в логове злыдней, однако кто же знал, что эти злыдни ещё и своих спокойно убивают, предают и подставляют. Думал, что традиции!
И, самое интересное, это делает здесь предполагаемая самая важная шишка. Прекрасно.
Главное зло, которое мочит и подставляет направо и налево своих подчинённых, заведомо хреновое главное зло.
Речи женщины погрузили в глубокие размышления не только меня, но и здоровяка. Он уже не улыбался. В какой-то момент просто поднял взгляд на луну, о чём-то серьёзно задумавшись. Для меня и кормилицы это были, наверное, не самые фееричные, но точно самые напряжённые минуты ожидания. Я чувствовал, как была напряжена моя кормилица, как едва ли не сводило её мышцы судорогой.
К сожалению, дипломатия не сработала.
— Даже если ты не врёшь, — вновь оскалился тупоголовый здоровяк, переведя с луны на нас взгляд, — то что с того?
Женщина едва успела увернуться от рывка здоровяка: казалось, что он буквально телепортировался к ней, нанеся удар кулаком. Он был такой силы, что едва не снёс ближайшее дерево. Если бы этот удар сейчас попал по мне, то и мокрого места бы не осталось…
И это понимал не только я.
— Ты… Как ты смеешь?!
Моя кормилица, спасшая меня только что от по-настоящему ужасной участи, шокировано смотрела в глаза здоровяка. Здоровяк, широко улыбаясь, сделал новый рывок. И вновь женщина едва увернулась. Наверное, не находись я в состоянии внетелесности, от плясок этих боевых магов меня укачало. Метафизические булки были сжаты до предела — не только потому, что я переживал за то, что один такой удар от меня мокрого места не оставит, но и из-за красноволосой.
Потому что если я ещё теоретически могу выжить, то она — нет. Я не был бесчувственной демонюгой, который может спокойно смотреть, как всё ближе приближается к смерти моя кормилица. К сожалению, что-либо сделать я не мог. По крайней мере, пока мне не дадут шанс.
К несчастью для здоровяка, мне его дали.
В какой-то момент женщина не смогла полноценно увернуться, и этим тут же воспользовался здоровяк, мгновенно поменяв однотипный удар на захват ладонью. Громила, возвышающийся над красноволосой женщиной на целую голову, голой рукой вцепился в её шею, подняв над землёй.
Тело кормилицы задрожало в конвульсиях, из её рта начал доноситься болезненный хрип.
—
* * *
**, — презрительно ухмыльнулся здоровяк. — Твоя
* * *
слишком
* * *
**. Я всегда
* * *
* * *
*, что ты что-то скрываешь. Кто бы мог подумать… — лицо мужчины перекосило. — Кто позволил стать Чёрным
* * *
* * *
женщине?!
О-о-о, я хоть и не всё понял, но если бы этот крендель, пусть имея свои сверхспособности, посмел это ляпнуть в моём родном мире, особенно в какой-нибудь Америке, то его бы уже кастрировали. Дурачье.
Впрочем, я ему в какой-то степени благодарен. Бугай слишком близко приблизил своё лицо к лицу моей кормилицы, уже собираясь стянуть с неё маску, но он не подумал о том, что опасно близко приблизил к своей груди не только обессиленную женщину, но и меня. Не знаю, смогу ли я хоть что-то сделать, однако не попробовать не могу.
Не один раз живём, в конце концов!
Чёрное сердце, ставшее энергетическим продолжением основного сердца, забилось в каком-то подобии детского восторга, словно на самом деле чувствуя возможность сделать гадость. Освежающая энергия прокатилась по телу, после чего собралась со всего тела в один пучок. Этот же пучок я, используя всё то, чему научился методом тыка в состоянии внетелесности, направил за пределы тела, прямиком в сердце расслабившегося бугая.
По идее, учитывая просто гигантский разрыв сил, дядька должен был подавить мою энергию чисто инстинктивно, однако, как я уже говорил ранее, был один нюанс…
Моё чёрное сердечко было штукой довольно страшной. И это опуская то, что сам дядька, пока нас преследовал, порядочно потратил энергии. И, что самое главное, он расслабился — в этом его основная ошибка. Даже покинув пределы моего тела, сверхъестественная, в моём восприятии по-настоящему зловеще-чёрная, энергия, ещё какое-то время чувствовалась, позволяя понять, что я сделал. Словно голодный злой зверь, она начала разъедать чужую энергетику, эффект был мгновенный — лицо промежуточного босса буквально перекосило.
На тело накатила безумная слабость, меня непроизвольно выкинуло из состояния внетелесности, возвращая обратно в тело, из-за чего стало ещё хреновее, но я был доволен. Уставшее чёрное сердце внутри меня, казалось, было и того счастливее меня, посылая в тело импульсы уже начавшей восстанавливаться силы.
Громила, закашлявшись, ослабил свою хватку, свободной рукой схватившись за грудь, где сейчас хозяйничала моя сила. На долго её не хватит, речь идёт о жалком миге, однако и это в реальном бою, особенно бою боевых магов, безумно много. Моя кормилица не подвела: открыв в себе уже, наверное, дыхание эдак третье, достала из рукава припасённый кинжал, который смачно засадила в горло не успевшего прийти в себя бугая, после чего отпрыгнула от него, едва сама не упав.
На лице волосатого бугая застыло непонимание, перемешанное с болью. Продолжая стоять на одном месте, он дотронулся рукой до рукояти кинжала, его руки задрожали. Уже чувствуя, что по чуть-чуть отправляюсь в сон, увидев глупую морду будущего трупа, освещаемого сквозь густые деревья светом луны, заливисто засмеялся. Засмеялся так, как умеют только маленькие дети, которых злобные родители решили пощекотать.
Моя кормилица, уже находившаяся на грани обморока, обняла меня, начав гладить по голове. Я же продолжал смеяться.
— Т-ты…
Это было последнее, что сказал бугай, прежде чем упасть навсегда. И я готов был поставить свою коллекцию башен из спичек, что он смотрел прямо на меня. Смеясь, толком и не обратил внимание на то, как почувствовал новый прилив сил. Толку от этого прилива, если мозги уже совсем не соображают, но благодаря нему я почувствовал новую порцию иррационального счастья, чем, как мне показалось, даже напугал свою кормилицу.
От накатившей эйфории плохо запомнил, что было дальше. Мы выбрались из леса, за его пределами нас уже поджидала какая-то группа людей, состоявшая из какого-то совсем низенького старичка с метлой и ещё пары человек в белых одеждах. Находясь в неадекватном состоянии, я умудрился хорошо запомнить, как они смотрели на мою кормилицу: как на опасного зверя. Все, кроме седого старичка с метлой.
Счастливого и точно неадекватного меня кормилица с ощутимым нежеланием передала, напоследок, немного дрожа, поцеловав в лоб, не забыв сказать то, что я, даже пожелай, не смог бы забыть. Сказано явно в никуда, без надежды, с пониманием, что младенец не то что хрен запомнит что-то, а в принципе поймёт:
— Живи, молодой глава, Ан Хаян.
Это было последнее, что я услышал, перед тем как окончательно вырубился.
Моя жизнь, кормилица, обещала быть весьма стрёмной…
Глава 5
Сомнения в правильности выбора кормилицы у меня возникли ещё в тот момент, когда я впервые пришёл в себя после длительного сна: ой ли, как тут не возникнуть сомнениям, когда ты просыпаешься мало того, что на полу, так ещё и вокруг тебя сидят какие-то пожилые люди в белых одеждах со странными, чуть вытянутыми шляпами на головах. Словно этого мало, находился я в каком-то небольшом храме и не сказать, что это меня как-то воодушевляло. Надеюсь, предполагаемые добряки (белые же одежды!) на алтарь во имя кого-то там меня не кинут.
Как оказалось чуть позже — я был прав: ничего хорошего меня правда не ждало.
Старые бабуины о чём-то долго спорили, иногда осматривали меня, а иной раз и запускали внутрь меня свою энергию, пытаясь исследовать, какого хрена со мной происходит. Как ни странно, но «источник проблемы» они нашли сравнительно быстро. Реакция у пожилых почитаемых мастеров была выразительной — кто-то начал ругаться, кто-то от меня буквально отпрыгнул, словно я источник какой-то крайне опасной болезни, кто-то завопил что-то про какую-то «тварь» или «демона». Увы, интерпретировать слово вроде как и получилось, но как-то неполноценно — желательно было бы услышать этот звук, а главное — посыл, который в него вложили, хотя бы ещё пару раз. В общем, контекст визга был отнюдь не положительный.
Какая-то старуха так вообще предложила меня прибить. Самым здесь было страшным, что «добряки» над этим все крайне серьёзно задумались, видимо, уже начав придумывать для своей совести отмазку. Вмешался стоявший где-то в сторонке «собрания мудрецов» всё тот же неизменный низенький старичок с метлой в руках.
— Мы обещали.
Пожалуй, он был единственный, кто смотрел на меня с жалостью, а не как на гигантский источник проблем.
Мои мозги всё ещё работали не очень хорошо, поэтому запомнил их споры я плохо. Одно могу сказать точно: я вновь был на волоске от смерти, и, если бы не голос низенького старичка, одним бабуинам известно, какая судьба меня ждала. В конечном итоге они пришли к какому-то компромиссу и…
Начали каким-то образом купировать чёрное сердце!
С ужасом я наблюдал, как они, сговорившись, начали совместно вводить в меня свою силу, прямиком в область сердца, и подавлять начавшее бушевать от такой наглости сердечко. Для меня их самодовольные рожи вмиг обрели красную кожу и рога. Не стоит уточнять, что долго в состоянии внетелесности от такого насилия над собой я не продержался, вернувшись в своё тело, уже в котором полноценно завизжал, параллельно мысленно матерясь на всех известных мне языках с мыслями о том, как кормилице вообще пришло в голову меня передать этим садистам.
Когда же мой генератор сверхъестественной энергии был подавлен чужой, отдающей в восприятии синим, энергией, они успокоились, потратив на это минимум пару часов. По крайней мере, теперь у большинства бабуинов не было желания меня прибить… незамедлительно. Пережил я это насилие над собой максимально хреново, чувствуя, что меня лишили чего-то важного. В груди хозяйничала чужая сила, словно кокон покрывшая на каком-то энергетическом уровне уже ставший родным источник энергии.
И даже после этого всё не закончилось: старые скотины вновь начали над чем-то спорить, но услышать что-либо я уже не мог — замутило, голова закружилась, тело словно литр крови потеряло. Меня просто вырубало — это ОПРЕДЕЛЁННО не то, что должно происходить с младенцем! Клянусь треклятой коллекцией башен из спичек — если у меня появится возможность, я… Эх.
Чёрт с ними.
* * *
Яркая луна освещала весь небосвод, то и дело цепляя своими габаритами. В голове крутились мысли, что луна не может быть настолько огромной и яркой, но меня мало кто слушал — вероятно, даже сам я. Само небо приобрело какой-то тёмно-красный оттенок со странными вкраплениями голубизны, чем-то напоминая облака. Кровь под ногами тоже почернела и ещё больше загустела. Честно говоря, этих всех изменений мне уже хватает с головой, однако перемены коснулись не только окружения, а и меня самого.
Одежда почему-то поменялась — если раньше я был одет во вполне привычную мне одежду человека двадцать первого века, то сейчас красовался каким-то подобием чёрного недоханьфу. Всё же, стиль местных неправильных китайцев с ещё более необычными слуху именами мне был по душе — тело дышало, да и для общей атмосферы она подходила, вводя в какое-то подобие меланхолии и ощущения принадлежности к чему-то новому и неизведанному. Моя внешность тоже менялась — начали вытягиваться пальцы, становясь более… м-м-м, тонкими и длинными, менялся цвет волос — ранее светлые, они начали темнеть, но как-то странно — не полностью, отдельные пряди словно наоборот «обесцветились», делая раненную суровой реальностью голову частично седой. Какой человек и подумать может, что мои кривые ручонки решили взять в руки краску. В ранее же серые глаза словно баллончиком брызнули — красные, почти бордовые глаза меня откровенно напрягали. Насколько я понимал, каким-то образом приобретал взрослую внешность теперешней тушки с небольшой «кастомизацией» в виде вывертов подсознания.
Из ранее сказанного можно понять, что и черты морды подвергались изменениям едва ли не в режиме реального времени — незначительно, по чуть-чуть, но как-то неотвратимо и безжалостно для моей психики. Никогда не считал себя ранимым одуванчиком, но когда где-то внутри тебя произвольно меняются декорации, которые сошли бы за какое-то кровавое чистилище, а вместе с декорациями — и ты сам, то…
Блин, как-то оно попахивает какими-то отклонениями, нет?..
— Знаешь, — сокрушался я, поглощённый своими мыслями, — пока у меня создается впечатление, что я какой-то мешок для битья с гранатой внутри. Такое чувство, что меня хочет поиметь здесь каждый, за исключением пары человек, которые потом всё равно сдохнут. А мне и года нет! — чуть повысил голос я, схватившись за свою шевелюру. Мне нужно было кому-то полноценно выговориться. Всё же, я не хотел постоянно находиться за пределами своего тела, мне и «чувствовать» всё полноценно более чем нравилось. — Я такое только в женских романах встречал: есть что-то вроде «тёмного принца», которого все обижают и ненавидят, а потом он всем мстит, становится главным пугалом и в конце трагически погибает. Ну, — я чутка запнулся, почесав голову, — либо как полный неудачник. Основная проблема в том, что подыхать я не собираюсь, но совершенно точно не против потоптать ногой чьи-то лица. Как бы меня реальность молнией по голове за такое не ударила, а то тенденция уже настораживает. Что думаешь, как поступить?
— Гыа-а-а… — сравнительно глубокомысленно выдал дядька.
Наверное, он согласен со мной.
Закованный в броню воин уже не пытался на меня напасть, как и не пытались другие обитатели этого странного места. Всё же, когда я ляпнул, что местные стали для меня давними друзьями, то если и соврал, так это в том, что они «давние» — казалось бы, всего лишь искупался в крови (я даже догадываюсь, кого) да покричал немного, а столько общего. Их тела всё ещё находились в крови, однако они уже не издавали агонизирующие звуки, что, наверное, было больше хорошим знаком, чем плохим.
