Омонье выглядела озадаченным этим вопросом.
— Какой другой мужчина?
— Человек, чью голову вы велели мне вернуть, — ответила Талия.
Голос Омонье оставался ровным, ее поза уравновешенной и неподвижной, почти ни одна часть ее лица не двигалась, кроме губ. — Состояние мужчины было далеко за пределами того, что могли бы вылечить местные медики.
— Мы даже не позволили им попытаться.
Спарвер Банкал улыбнулся, или, скорее, изобразил самое близкое к улыбке подобие, на какое только способен гиперсвин. — Речь шла не о том, чтобы убить или спасти его. Речь шла о сохранении улик.
— Это был просто припадок, — сказала она, переводя взгляд с одного лица на другое в поисках подсказки. — Что-то пошло не так в его мозгу, и у него начался какой-то приступ. Почему это нас вообще касается?
— Вы молодчина, — сказала Омонье, как будто они только что вернулись к началу разговора. — Вы можете продолжать свою работу с ядрами голосования в соответствии с согласованным графиком.
— Прошу прощения, мэм, — сказала Талия. — Но вы ожидали этого, не так ли? Вот почему этот контейнер был на моем корабле, до того момента, когда им воспользуются. Вы ожидали, что придется отрезать кому-нибудь голову.
Она наблюдала за лицами остальных, оценивая их реакцию. Никто из них не выглядел довольным, но они делали все возможное, чтобы это выглядело как обычное дело.
— Позвольте мне быть откровенной с вами, Нг, — сказала Омонье. — Сегодня вы коснулись периферии чего-то, что выходит за рамки вашего допуска к секретной информации. Не буду оскорблять ваш интеллект, предполагая обратное. Вы правы в своем предположении, что уже были приняты определенные оперативные меры.
— Что ж, мэм... — начала Талия.
— Послушайте, — сказал Омонье, смягчая замечание легчайшим намеком на улыбку. — Вам доверяют, Нг, и ожидается, что вы будете выполнять свои обязанности с должным учетом вопросов безопасности и секретности. Я уверена, что вы так и сделаете. Но просто чтобы не было двусмысленности, с того момента, как вы покинете эту комнату, не упоминайте об этом. Не обсуждайте это ни с кем, независимо от ранга; не затрагивайте это в самых расплывчатых выражениях; не задавайте никаких вопросов, имеющих отношение к этому делу в каком бы то ни было отношении. Вы имеете право на свое любопытство. Я бы хуже думала о вас, если бы вы не были любопытны. Однако сейчас вы будете вести себя так, как будто сегодня не произошло ничего необычного. Со временем получите больше информации — но не сейчас и не в обозримом будущем.
Значит, это что-то серьезное, — подумала Талия. — Что-то, чего они еще не выяснили. Что-то, насчет чего они не знают, когда с ним разберутся. Еще одно чрезвычайное происшествие, по порядку предыдущего...
— Если бы я могла помочь, мэм...
— Не можете, Нг, — сказала Омонье. — Или, скорее, можете, выбросив все это из головы. Это ясно?
Талия почувствовала давление других лиц, смотрящих на ее собственное. — Да, мэм, — ответила она, заставляя себя встретиться с ними взглядом, чтобы показать уверенность, а не трусость.
— Тогда это все, Нг, — подвела итог Омонье.
В помещении, которое они все еще называли лабораторией сна, лицо доктора Демихова маячило за искажающей поверхность тонированной стеклянной посудой. Он регулировал какой-то клапан или регулятор температуры на боку криогенного сосуда. Внутри сосуда, выглядевшая странно сморщенной, лежала отрубленная голова.
Старший префект Гастон Клирмаунтин и верховный префект Джейн Омонье стояли позади Спарвера Банкала, и их отражения призрачно возвышались над его отражением.
— Ну? — спросила Омонье после того, как молчание стало бесконечным. — Каков вердикт, доктор? Вы эксперт по головам, по крайней мере, так мне говорили.
Легкая тень веселья промелькнула на лице Демихова с вытянутой челюстью, когда он выпрямился, оторвавшись от сосуда и множества медицинских систем, окружающих его. — Обычно я предпочитаю работать с головами, у которых есть хотя бы небольшой шанс на возрождение.
Голова держалась вертикально, закрепленная в каком-то подобии ошейника жизнеобеспечения, окруженная столбами поднимающихся пузырьков. Она выглядела восковой и инертной, больше походя на слепок, чем на то, что совсем недавно принадлежало живому человеку.
— Как это выглядит? — спросил Спарвер.
— Обычная каша, префект Банкал. Просто немного менее прожаренная, чем остальные.
— У тебя такая деликатная манера обращаться со словами, — пробормотал Клирмаунтин.
— Ничего, что можно было бы восстановить? — спросила Омонье.
— Я еще не вскрыл его. Но снимки говорят мне все, что нужно знать. Нейронные структуры искажаются до неузнаваемости, а импланты превращаются в несколько микрограммов металлического шлака.
— Это наш лучший шанс на сегодняшний день, — сказала Омонье. — Если в этой голове есть хоть что-то, хоть малейшая зацепка, нам это нужно.
— Я выполню все необходимые действия, — покорно сказал Демихов.
— Один вопрос, — сказал Спарвер. — Нам что-нибудь известно о пострадавшем?
Он услышал недовольное фырканье Клирмаунтина. Что-то отвердело в и без того напряженных чертах лица Омонье, прежде чем она заговорила. — Этим гражданином был Антал Броннер. Восемьдесят два года. Родился и умер в веретене Шига-Минц, менее десяти лет прожил в других орбиталищах.
— Судимости? — спросил Спарвер.
— Выглядит чистым, — сказала Омонье. — Частный торговец внесистемными товарами, специализирующийся на экзотическом искусстве. Никаких скандалов, никаких крупных банкротств — только взлеты и падения, как у любого мелкого брокера.
— Живые партнеры? — спросил Спарвер.
— Одна жена — Гизелин Броннер. Ей сказали, что ее муж умер в результате внезапного медицинского происшествия. Несомненно, у нее возникнут вопросы, но мы не сможем предложить ей ответы на все вопросы.
— Мы могли бы изолировать ее как важного свидетеля, — сказал Клирмаунтин.
Омонье резко покачала головой. — Нет, сейчас главное — тактичность. Я устрою мягкое собеседование на ее территории. Ровно настолько, чтобы понять, не скрывает ли она чего-нибудь.
— Вы всегда могли бы отправить Нг, — предложил Спарвер.
— После того, как я ясно дала ей понять, что она никому не должна говорить об этом ни слова? — спросила Омонье.
— Вы должны были это сделать в целях безопасности. Но это только потому, что ее не взяли на борт. Если бы она понимала ситуацию, она бы так же, как и все мы, стремилась сохранить это в тайне. Если бы ей сделали укол панголина, она могла бы войти в курс дела к завтрашнему дню, нам позарез нужна еще одна пара глаз и ушей...
— И еще один риск утечки, — сказал Клирмаунтин.
— У нее не больше шансов на утечку информации, чем у нас с тобой, Гастон, — сказал Спарвер. — Если только ты все еще не веришь, что Джейсон Нг не был полностью оправдан в своих проступках?
— Я никогда не упоминал о ее отце, — сказал Клирмаунтин.
— Тебе не нужно было этого делать — ты дал понять настолько ясно, насколько это возможно, что никогда не позволишь Талии выйти из его тени.
— Джентльмены, — мягко произнесла Омонье. — Давайте не будем препираться. Однако факт в том, что Гастон прав: до сих пор мы сохраняли это в тайне, придерживаясь самых высоких стандартов безопасности, включая нашего хорошего коллегу доктора Демихова. Талия вполне может заслуживать доверия — я в этом не сомневаюсь, — но привлечение каждого дополнительного оперативника сопряжено с риском случайной оплошности. Нужно ли мне напоминать вам, что наши противники — оппортунисты вроде Девона Гарлина — кружат вокруг, как акулы, ожидая именно такой возможности?
— Я все еще говорю, что она могла бы быть ценным приобретением, — сказал Спарвер.
— И со временем она вполне может им стать, — допустила Омонье. — Но на данный момент вы должны отбросить свои личные чувства покровительства по отношению к Нг. Это могло быть любое другое подразделение, которое должно было вернуть эту голову. Стали бы вы так стремиться привлечь к расследованию кого-то из других, если бы не работали с ними в тесном контакте при Дрейфусе?
Спарвер знал, что лгать не стоит. — Возможно, вы правы.
— От нее требовалось выполнить задание при исполнении служебных обязанностей, — дополнил Клирмаунтин. — На этом для нее все заканчивается. Она компетентный оперативник, но, в конце концов, это просто другая сфера деятельности. Это не вызовет никаких трудностей, не так ли, префект Банкал?
— Вовсе нет, — ответил Спарвер.
— Вы действовали без моего разрешения, — сказала Омонье, даже без символической попытки пошутить.
Дрейфус посмотрел на нее через стол. Он пришел прямо из стыковочного отсека, даже не потратив времени на то, чтобы пройти через моющую перегородку.
— Ваши полномочия не требовались, — ответил он. — Когда я иду в хоспис навестить Валери, я делаю это как свободный гражданин. Этот случай ничем не отличался.
— Не спорьте со мной о законах. Девон Гарлин — не наша забота. Не ставьте нас в положение, в котором он становится таким.
— Думаю, мы уже прошли этот этап.
Омонье изучала его с легким оттенком раздражения, свидетельствующим о том, что ее высокие ожидания могут оказаться подорванными всерьез.
— Сепаратистское движение Гарлина потеряет обороты. Потребуется всего лишь небольшой кризис, незначительный экономический спад, чтобы эти орбиталища-изгои вернулись в лоно общества.
— Два года назад вы бы так не сказали.
— Все меняется.
Дрейфус наклонился вперед. — Гарлин — не просто еще один хвастун, которого можно поджарить на сковороде. Эти восемь орбиталищ не спешат присоединяться к нам. И еще по меньшей мере двадцать находятся на грани отделения.
— Это небольшие цифры.
Дрейфус протянул раскрытые ладони, под ногтями у него все еще оставались следы желтоватой грязи. — Я хотел увидеть его по-настоящему, а не только на компадах и экранах. Чтобы получить представление об этом человеке.
Омонье медленно вздохнула, ясно сознавая, что ее втягивают в разговор против ее воли.
— И какие жемчужины прозрения вы привезли с собой?
— Главным образом потому, что мне не нравятся самозваные мужчины из народа, которые молчат о том, что родились в одной из богатейших семей в Городе Бездны.
— Там были не только розы. Ему было всего шестнадцать, когда умерла Алия. Тяжело для единственного ребенка, особенно учитывая то, как Марлон угасал, теряя контроль над происходящим. И все же Джулиус взял себя в руки, проложил свой собственный путь за пределы поместья и Города Бездны и нашел для себя роль в жизни.
— Крушить и разрушать.
Полуулыбка изогнула ее губы. — Мне не обязательно должен нравиться этот человек или верить в его цели, чтобы видеть, что он добился чего-то большего, чем просто фамилии Вой.
— Здесь происходит что-то еще. Я не сделал ничего, чтобы привлечь к себе внимание, ничего, что выдавало бы мое присутствие. И все же он знал, что я был там.
— Знаю. Я видела это в общедоступных лентах. "Броня посылает шпиона подслушивать общественные собрания".
— Он все это время знал обо мне. Хотя я едва показал свое лицо. Я отправился в Стоунхоллоу гражданским шаттлом. Никто не удостоил меня второго взгляда ни на одном этапе моего путешествия.
— Что вы хотите этим сказать?
— Он все равно почувствовал мое присутствие. Почувствовал, что на этом собрании был кто-то чужой.
— Насколько вам известно, он не замечал вас до того момента, как вы повернулись к нему спиной. Тогда он запустил запрос на вашу личность и понял, что у вас не было имплантов. Отсюда всего лишь маленький шаг до того, чтобы догадаться, что вы были опытным оперативником.
— И оттуда он угадал мое имя?
— Нравится вам это или нет, но дело Авроры сделало вас кем-то вроде общественной фигуры. — Омонье склонила голову набок, выражая, по крайней мере, некоторую долю сочувствия. — Не придавайте этому значения больше, чем нужно. Пусть Гарлин будет моей головной болью, а не вашей.
— Как будто вам было недостаточно того, с чем нужно было справляться.
— Я так понимаю, вы слышали о маленькой миссии Нг?
Дрейфус кивнул, радуясь, что вопрос о Гарлине на время отложен в сторону. — Я видел Спарвера в стыковочном отсеке. Он рассказал мне, что произошло. Как вы думаете, это тот прорыв, на который мы надеялись?
Омонье выглядела двусмысленно. — Демихов не выглядит очень оптимистичным — даже для Демихова.
— Должна быть какая-то закономерность, причинно-следственный фактор. Мы просто еще этого не видели.
— Другими словами, больше смертей было бы полезно?
Дрейфус откинулся назад, оценивая рискованную идею, прежде чем облечь ее в слова. — Могу я кое-что сказать?
— Вы все равно собираетесь это сделать.
— Назначьте обновление ядра голосования по Процедуре Один и привлеките Талию Нг к полномасштабному расследованию смертей. Дайте ей подкрепление в виде панголина и выделите отделение, если понадобится.
— Я не могу так рисковать. Я уже обсуждала это с Клирмаунтином и Банкалом. Дело не в том, что я не доверяю Нг, но если хотя бы слово об этом просочится наружу, у меня начнется массовая паника.
— У вас уже есть свидетели.
— Гражданские лица, которые не уверены в том, что произошло, и которые не знают о какой-либо более масштабной схеме инцидентов. Так оно и останется, при условии, что мы сохраним нынешние меры безопасности.
Дрейфус знал, что лучше не спорить. — Полагаю, всегда есть шанс, что мертвые дадут нам что-нибудь.
— Вы действительно умеете обращаться с ними, — сказала Омонье. — Кстати, Ванесса Лор только что уведомила меня об этом. Пришел наш приказ о наложении ареста. У нас есть бета-копия Антала Броннера. Посмотрим, сможете ли вы вытянуть что-нибудь полезное из этого бедняги, ладно?
Дрейфус попытался подняться. — Вам когда-нибудь приходилось говорить кому-то, что он мертв?
— Нет, — сказала Омонье. — Я предпочитаю оставлять подобные вещи экспертам.
Спарвер ужинал в одиночестве за одним из угловых столиков. Казалось, он сгорбился над своим подносом, словно придавленный низким изогнутым потолком. Талия поставила свой поднос, не дожидаясь приглашения. На мгновение она позволила своему другу продолжать трапезу, пользуясь специальными столовыми приборами, которые были предусмотрены для гиперсвинов. Он ел придирчиво, делая маленькие глотки и тщательно пережевывая. Он даже засунул салфетку за воротник. Его очки для чтения лежали перед ним на столе, рядом с компадом.
— Я слышал, у тебя все хорошо с ядрами голосования, — сказал он. — Надо сказать, не совсем захватывающая работа. Но они не доверили бы это никому, кроме пары надежных рук.
— Как долго эта штука пролежала в моем катере?
Столовые приборы Спарвера звякнули. — Дрейфус задержит тебя на этом еще ненадолго. Но это только потому, что он знает, что ты проделаешь тщательную работу. — Он продолжал есть, кивая в промежутках между глотками. — На самом деле это не так уж ужасно. Тебе стоит попробовать это. Или, может быть, это не подойдет твоему базовому вкусу с твоим ограниченным диапазоном вкусовых рецепторов. — Он посмотрел на нее со смутным сочувственным интересом. — Как ты можешь так жить?
