| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Холм плавно переходил в широкую долину, окруженную стеной могучего леса. И люди с замершими сердцами наблюдали, как потоки серой нежити ручьями выплескиваются в долину и, образуя единую реку, двигаются в сторону, перегородившего путь несметной орде, маленького войска. Хруст ломаемых деревьев возвещал, что через лес боем пробивается гигант тролль и вырвавшись на свободу, он с мощным рыком вскидывал дубину над головой.
Ливень прекратился. Но черное небо по-прежнему заволочено свинцовыми тучами. И складывалось впечатление, будто разверзлись адские недра и выпустили на белый свет армию самого дьявола...
— Лучники!!! — воскликнул Олежич. Сидя на боевом коне, он сам взял лук и длинную, больше походившую на тонкое копье, стрелу.
Около сотни стрелков вскинули в небо луки, затрещали натянутые тетивы. По мощному приказу Олежича в небо взвились десятки острейших стрел и рассекая наполненный влагой воздух они по широкой дуге устремились в сторону орков.
Стрела Олежича вдвое длиннее остальных. Она с громким свистом опередила сородичей и молниеносно понеслась в движущуюся серую массу из стали, явно неся кому-то неизбежную смерть.
Старый вояка с удовольствием отметил, как стрела по наклонной врезалась в зеленомордую толпу. Тяжелым булатным наконечником пробила сразу троих и повалила их на спины. Тут же, в том месте образовалась давка, но в мгновение ока брешь заполнили новые орки, вминая убитых сапогами в грязевую жижу...
Лучники русского ополчения еще семь раз успели порядить ряды орков, прежде чем зеленомордая лавина настигла плотный строй русских воинов, встретивших неприятеля гребнем из острейших копий...
Раздался хруст сухого крепкого дерева — это ломались копья, под напором тысяч безжалостных орков. Русичи тяжко охнули, но выдержали неистовый натиск врага.
— Молодцы, братцы! — разнесся над головами тех и других, бодрый голос Олежича. — Не посрамим — Русь матушку! Покажем отродью зеленомордому, где раки зимуют!
Олежич, в окружении еще десятка русичей на боевых конях, врубились в орчью орду — неся заморской нечисти скорую погибель. Тяжелые булатные клинки, в богатырских руках, порхали словно перышки, рубя и круша все на своем пути.
Орки на некоторое время даже опешили. Привыкшие с легкостью повергать любого противника, они вдруг наткнулись на силу способную противостоять их нечеловеческой ярости. Первые ряды, от сумасшедшей прыти русских витязей даже отхлынули. Но подталкиваемые задними, они против своей воли шли вперед и погибали от смертоносного булата храбрых русичей...
Ивашка находился в самом центре русского ополчения и с замершим сердцем он наблюдал, как протекает кровавый бой. Спереди, самые крепкие мужчины из их войска, сдерживали натиск многочисленных орков плотной стеной. Слышны только боевые возгласы и оглушительный звон стали и булата. Справа, Олежич и его лучшие витязи, крушили закованных в доспех орков...
Но Иван с содроганием в душе отметил, как бы хорошо ни сражались русичи — на место павшего орка вставало два. А малое войско людей неизбежно попадало в окружение. И спустя какое-то время русичи сомкнули щиты по всем четырем сторонам. А несметное полчище орков продолжало идти вперед, словно и не было по пути помехи в виде русского ополчения.
— Мы все умрем! — возопил Федор, с безумием в глазах он завертел головой, ища место, куда сбежать. Но путей отхода не было. Повсюду велось сражение и постепенно ряды русичей редели, а в местах неистовой сечи росли горы трупов, как орков, так и людей. Поняв, что жить осталось не долго, он беспомощно схватился за голову.
— Бросьте слюни пускать! — крикнул отец Ивана — слова мужчины с трудом пробились сквозь шум битвы: — Не пристало русскому воину терять достоинство. Даже перед лицом смерти!
Неожиданно дюжина крепких русичей по левой стороне разлетелись, как тростинки. В плотное построение ворвался яростный тролль. Время словно остановилось, и Иван, сумел рассмотреть каждую деталь в чудовищном существе. В два человеческих роста, монстр выглядел серой скалой посреди людей. Огромная дубина в мускулистых лапах тролля, больше походила на ствол могучего дуба и беспощадно крушила русских витязей, заодно доставалось и самим оркам, случайно оказавшимся на пути взбесившегося чудовища.
— Лучники!!! — возопил кто-то беспомощно в толпе людей.
Десяток стрел незамедлительно истыкали не прикрытое никакой защитой тело тролля. Одна попала точно в глаз огромному чудовищу. Но монстр не умер, только еще яростнее начал махать зверской дубиной. Русичи прикрывались щитами, но тяжелая дубина с легкостью проламывала защиту, и тогда воин падал замертво, либо искалеченный с перебитыми костями.
— Дорогу! — громом раздался мощный голос Олежича.
Старый воин, прошедший десятки битв и вышедший из них победителем, с пятидесяти шагов метнул в тролля свое богатырское копье. Со свистом разрезая воздух булатным наконечником, крепкое древко угодило неистовому монстру точно в тот глаз, куда до этого попала стрела. Пробив череп, копье наполовину вылезло из затылка. Тролль дрогнул, окровавленная дубина выпала из ослабевших лап, и гигант повалился на спину, давя зазевавшихся орков грузным телом.
— Ура! — приободрились русичи. Поспешили восстановить из-за тролля образовавшуюся брешь в строю людей. Но туда, так же хлынули орки, и в этом месте возникла особенно жестокая сеча.
Олежич, словно бог войны, крушил врага одного за другим. В кураже схватки не замечал полученные раны и не чувствовал боли. Но постепенно силы оставляли богатырские руки, и удары выходили не достаточно быстрыми и сильными, чтобы с одного взмаха повергать врага. Орки увидели это и усилили натиск на великого русича.
Иван, увидев, как Олежича скидывают с коня, со скрежетом сжал зубы. Даже юноша ни разу не участвовавший в битвах понял, если Олежич погибнет — то придет погибель и всему русскому войску.
— Спасай воеводу!!! — воскликнул Иван и устремился в ту гущу, где сражался Олежич.
— Не оставляй меня! — услышал Иван позади беспомощный голос Федора.
Но Иван даже не обернулся. Лучше умереть, сражаясь рядом с великим воином, чем сдавшись, сдохнуть как свинья на убое.
Русичи, единой волной хлынули спасать воеводу. Крики, стоны, лязг железа усилились вдвое. Сам воздух раскалился от разгоряченных тел, а в небо подымался белесый пар, испускаемый мокрыми после дождя доспехами...
Многотысячная армада орков-завоевателей шла и шла. А в одной точке отчаянно сражалась горстка русского войска, оказавшаяся белым пятном на черном полотне заморской нечисти. Но с заходом солнца, чернота одержала верх и полностью захлестнула светлый кусочек сопротивления...
Продолжение следует...
Поединок седьмой. "Иду на вы!"
Собрал князь Владимир войско русское. Вышла сила непомерная, каждый русич, способный держать оружие, встал под стяги киевские. Добры молодцы выходили из родных домов с бравадами и шутками, для них грядущая война виделась как богатырская забава, где можно силушку показать да врага наказать. Старшие мужи вливались в войско с хмурыми лицами и молчанием на устах, для них война виделась по-другому — многим уже не раз приходилось видеть смерть на поле брани. Они только хмурились, глядя на подвижных отроков. Молодые дружинники с ясными улыбками на чистых лицах, бахвалились удалью перед провожающими девицами. Многотысячное войско бурной рекой вытекало из южных ворот града Киева и, образуя полки, двигалось в сторону врага чужеземного...
Князь Владимир, с отборной своей дружиною, возглавляет войско русское. Молодой князь, сбросив царские одежды, облачился в легкий доспех. На широком, кожаном поясе висит одноручный клинок, а рукоять с вкраплениями драгоценных камней, магически поблескивает на солнце. Сменив корону на заостренный шелом, а мягкий трон на боевого коня, князь больше походил на обычного дружинника, и только уверенные движения и командный голос выдавали в нем молодого царевича.
— Как там Илья Муромец? — спросил Владимир.
— Ругается, — ответил Добрыня Никитич, мощно хохотнул. Литые щитки, прикрывающие широкую грудь, заходили ходуном. — Порывается пересесть на своего коня, и кричит, мол, пускай бабы на телегах передвигаются, а он мужчина, и должен ехать на войну верхом, как подобает настоящему воину.
— Хорошо если ругается, — сказал Владимир. — Значит, раны заживают быстро, и сабли ассасинов не одолели богатыря могучего.
— Как на собаке! — снова хохотнул Добрыня. — Говорит, что в прошлой жизни был диким псом, а может даже грозным волком, и любые раны ему нипочем. А эти, так, мелкие царапины!
Позади всадников, три крупных коня тянули крытую телегу. Вожжи держит бодрый старичок, длинные седые волосы сливаются с не менее длинной бородой и видны только одни блестящие задором глаза. Увидев, что князь обратил на него внимание, старичок расправил плечи, всем видом говоря, что сил полно, и он еще покажет себя на поле боя.
— Добрыня правду говорит, — сказал старичок участливо. — Муромец идет на поправку. Вон, храпит так, что вся телега трясется...
— Кто это храпит!? — послышалось за прочной тканью сильный голос. Подол навеса откинулся в сторону, и на свет показалась лохматая голова Муромца. Черные как смоль волосы взъерошены, глаза красные после крепкого сна. Увидев Владимира и Добрыню, Илья сказал мягким голосом: — Други мои, грешно издеваться над добрым человеком, будьте людьми, верните конягу моего. Не дюже мне зад на матрасах отсиживать.
— Терпи Илья, атаманом будишь! — сказал Добрыня, покраснел, сдерживая смех. Зная Муромца с детства, Никитич отлично знал, как Илья относился к езде в повозках. Когда Илья был совсем юным, его чуть не задавило под колесами дряхлой телеги, и он чудом выжил, только ноги страшно повредил. С тех пор богатырь Муромский испытывает страх перед повозками. И Илья лучше выбрал бы идти пешком, чем трястись на ужасе детства. Ему предлагали, из-за ранений, остаться в Киеве, но Муромец пересилил страх и выбрал лучше ехать на мерзкой телеге, чем остаться дома и одних отправить товарищей сражаться с чужеземным врагом.
— Только веление князя беречь силы, спасло тебя от гнева моего, — буркнул Илья Муромец, и скрылся за навесом. Телега, под грузным телом богатыря вздрогнула, деревянные колеса, обитые железом, надсадно скрипнули. Послышалось недовольное бормотание и чуть позже громкое чавканье.
— Аппетит, тоже хороший знак, — довольно кивнул Владимир.
— Княже, не волнуйся, — сказал Добрыня. — Когда увидим первого врага, Муромец будет как новенький! И первым ринется в сечу!
Небесное светило перевалило зенит, и начало клониться к западу. Войско русское растянулось от края до края во весь горизонт. Вместе с всадниками, поднимая тучи пыли, движутся коровьи стада, для обеспечения войска нужным количеством мяса, огромные волы тянут повозки с провизией и запасным вооружением. Тысячи пеших воинов идут налегке, побросав на отдельные телеги свою амуницию. С запада к русичам присоединились наемники лютые. Варяги шли в стороне от славянского племени, бородатые лица суровы как северный ветер, рыжие как огонь волосы сплетены в косы и торчат из-под темных шеломов. От варягов отделились три всадника и направились к голове русского войска, туда, где ехал князь Владимир.
Поравнявшись с князем русским и Добрыней Никитичем, массивный как сто летний дуб варяг, вскинул в приветствии руку.
— Приветствую тебя, князь Киевский!
— И тебе добрый день, достопочтимый Олаф! — ответил Владимир.
— Мое войско готово служить тебе, как и всегда за уговоренную цену, — раскатистым голосом сказал Олаф, предводитель варягов. Олаф был одного возраста с Владимиром, но выглядел старше. Лицо под воздействием северных ветров ожесточилось, хищно заострилось. Голубые глаза, из-под прищуренных век, смотрят пронзительно.
— Не волнуйся друже, цена достойная будет тебе, — сказал Владимир. — Я рад видеть тебя в здравии! Как края родные? Все с англами враждуете?
— Да ну их, этих англов...— сплюнул Олаф брезгливо. — Скучно с ними биться, все какие-то лощавые, как бабы! Другое дело сражаться под стягами твоими, мир повидать, да себя показать, милое дело!
— Это да, показать себя нам еще предстоит, — сказал Владимир, покосился на гордого викинга. Олаф славился своим бесстрашием и неиссякаемым рвением в любой битве и при любом враге не отступит, будет сражаться до последнего. Но как поведет себя, повстречав орду заморскую и рожи мерзкие?
— Помнишь, как ходили ромейцев воспитывать? — сказал Олаф задорно. — Доплыли до земель их южных и встали войском под воротами Константинополя?
— Это когда я собирался содрать дедов щит с их ворот? — улыбнулся Владимир. Отчетливо вспомнились деяния молодости, когда кровь бурлила в жилах, а дурная голова не давала ногам покоя. Тогда, упившись вином, много глупостей творили.
— Ага! Они тогда еще откупились богатствами несметными, и дабы породнится с тобой втюхали царевну в жены.
— Было дело, — сказал Владимир, улыбнулся. Всплыл образ прекрасной Анастасии. Золотистые волосы юной девы небесным факелом горят на ангельском личике, глаза, как два изумруда, смотрят нежно и преданно. Первую встречу с принцессой, он помнит плохо. До сих пор стыд гложет. Тогда, после бочки выпитого ромейского вина он вел себя не совсем как подобает князю Руси Непобедимой. Скорее походил на холопа уличного, вдруг напялившего корону. С тех пор Владимир вина избегал и на своих знаменитых, на весь свет пирах, употреблял только слабенькую медовуху.
— Ну, рассказывай, какое горе движется на Русь? — спросил Олаф. — Ходят слухи, что врата ада распростерлись на юге земель русских? И сам сатана вышел на белый свет, дабы изничтожить святую Русь?
— Враки, — махнул рукой Владимир. — Наша ведунья говорит, что это нечисть заморская взялась захватить весь белый свет. Мол, свои заморские земли уже поработила, и теперь взялась за новые.
— Каким же образом добрались незамеченными? — сказал викинг. — На северных морях хозяйничаем мы, на юге византийцы плетут свои интриги.
— Колдовство, — коротко сказал Владимир. — Даже баба Яга в испуге перед неведомой силой. А в нашем мире ей нет равных в ведовстве колдунов и ведьм.
— Колдуны! — скривился Олаф. — Опять свары мудрецов разрешать острому булату? В прошлом из-за ссоры колдунов чуть небо не рухнуло, благо боги вмешались и надавали по шапкам возгордившимся ведунам! Теперь что, земля из-под ног уйдет?
— Не позволим, — строго сказал Владимир. — Еще не родилось тех воинов, которые погубят Русь матушку. Да и не родятся. Мы пламенным булатом изничтожим их отцов!
Двигалось войско несметное весь день, пока солнце не скрылось за виднокраем. Тогда встала рать славянская на ночлег и озарилась ночь кострами яркими. Отпугнули сотни светил земных, призраков ночи и наполнился теплый воздух песнями ратными, да голосами крепкими.
Возле самого большого костра расселись богатыри могучие. Илья Муромец, Добрыня Никитич, Олаф — вождь викингов, и Владимир — князь киевский. Отблески жаркого пламени заиграли на грозных, бородатых лицах. От сильного запаха жареного мяса ноздри богатырей запорхали в предвкушении.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
