Выйдя на улицу, где стоял нужный мне дом, огляделся. Летний день. Время рабочее, на улице, залитой солнечным светом, никого не было. Навестить Луку или нет? Если сейчас кто-то наблюдает за домом, то меня сразу вычислят. Постояв с минуту, решил, что овчинка выделки не стоит и повернул обратно домой, а спустя пятнадцать минут прибежал Степка с новостями.

— Уф! Совсем замаялся, дядя, но так и не догнал.

— Бог с ними. Что-то слышал?

— Извозчик ее назвал... вроде как... паной.

— Пани.

— Точно! Пани Ядвига и еще что-то сказал, только не по-нашему.

"Поляки? — слегка удивился я. — Польская разведка? А почему бы и нет? Да и какая мне разница!".

Несмотря на это мысленное заверение, мысль о девочке все равно сидела во мне занозой. Залез в карман, отсчитал полтора рубля и отдал парнишке.

— Благодарствую, дядя.

— Давай, беги отсюда, племянничек.

Зайдя в свою комнату, проверил сохранность своего саквояжа и понял, что здесь мне делать нечего.

"А не навестить ли мне Таню? — сразу возникла мысль. — В ресторан сходим, погуляем. А там видно будет".

Адрес девушка мне дала, когда мы расставались на вокзале, а вот по поводу фамилии своей родственницы ничего не сказала, а я этот момент как-то упустил. Сейчас я стоял перед дверью, где на висящей рядом со звонком фанерке было написано восемь фамилий. Ради эксперимента, решил на этот раз не звонить, а потянул за ручку двери, которая, к моему немалому удивлению, открылась. Не успел я войти, как из ближайшей двери вышла женщина в неопрятном домашнем халате, лет сорока пяти, с увядшим лицом. Она удивленно посмотрела на меня, потом спросила: — Вы к кому, мужчина?

— Сюда девушка недавно приехала. Зовут Таня. Я к ней.

— Вы не вовремя пришли, — женщина как-то нехорошо усмехнулась. — Но раз пришли, проходите. В самый конец коридора.

"Что значит: не вовремя? — подумал я, но уточнять не стал.

— Спасибо, — сказал я и пошел в указанном направлении.

Проходя мимо ряда дверей, из которых одна была открыта, невольно бросил взгляд внутрь комнаты. Треть помещения занимала железная кровать с одеялом, из разноцветных треугольников, и множеством подушек, сложенных горкой. В двух шагах от нее стоял комод с гипсовыми фигурками животных, а рядом, на стене, висела увеличенная супружеская фотография, засиженная мухами.

В конце коридора, у дверей одной из комнат, собралась небольшая толпа из дюжины человек и тихо шумела, видно, таким образом, реагируя громкий и резкий женский голос: — Граждане, вы знаете, что в центральных городах нашей страны, сейчас проводиться чистка от тех элементов, которые тормозят и затрудняют жизнь нашей страны и трудящегося пролетариата. Органы рабоче-крестьянской власти не могут терпеть такого положения! Поэтому всем социально вредным элементам громко сказано, что им не место в нашем социалистическом обществе! Как вы знаете, дорогие граждане, домовым комитетам даны права по выявлению таких элементов. И вот такой вредный элемент живет рядом с вами! Я всегда утверждала, и дальше буду говорить, что Булиткина — не трудовой человек. Мало того, что она была в экономках и путалась со всякой дворянской сволочью, так и теперь занимает непомерно большую площадь, когда в нашем городе тысячи пролетарских семей ютятся в сырых и холодных подвалах. Товарищи, предлагаю создать прямо сейчас пролетарскую комиссию! И на основании ее решения, мы будем решать, что делать с жилплощадью гражданки Булиткиной! Кто хочет высказаться?!

— Да чего тут говорить?! — раздался хриплый мужской голос. — Выкинуть ее на улицу, а вместо нее поселить настоящих пролетариев, которые кровь проливали за советскую власть!

— Сенька, ты, что ли пролетарий? Да ты пропойца! — раздался из толпы задорный женский голос. — Тебе бы только зенки твои поганые залить!

— Заткнись, Машка! Не тебе, шалаве, за мои подвиги говорить!

— Ты про какие свои подвиги говоришь?! Когда свою Маруську колотишь?! — снова раздался тот же женский голос.

В толпе засмеялись, потом раздался мужской голос: — Товарищи! Я считаю, что это как-то неправильно! Где представители власти? Где представитель домкома? Получается просто самосуд какой-то! Почему....

Но договорить ему не дала командная дама: — Товарищи! Товарищи! Призываю вас всех к порядку! Сначала мы выберем комиссию из жильцов, потом составим акт, а после предоставим наше решение председателю домового комитета. Я предлагаю начать голосование...

— Слушай, Колотова! Ты чего здесь раскомандовалась?! — снова раздался тот же женский голос, как я определил для себя, местной активистки. — Тебя завмаг Синюшкин, что ли, купил?! Для него стараешься?!

— Ты, Осокина, свои провокаторские замашки брось! Опять лезешь, куда не надо! Николай Игнатьевич, наведите порядок!

— А ну всем молчать! Следующий, кто пасть раскроет, рыло начищу! Вы меня знаете!

Толпа сразу примолкла.

"О как! Интересно, — и я, расталкивая недовольный моим продвижением народ, стал протискиваться вперед. Оказавшись на пороге комнаты, быстро оббежал взглядом помещение. За столом сидела пожилая полная женщина с бледным лицом и страдальческими глазами. В них читалось отчаяние. Рядом с ней, прислонившись спиной к шкафу, стояла поникшая Татьяна, но стоило ей меня увидеть, как девушка сразу взбодрилась. В двух шагах от них стояла перезревшая женщина, лет пятидесяти, в ярко-желтом платье. Она была раскрашена, не хуже индейца в боевом походе. Чуть сбоку от нее стояли два мужика, как я понял, изображая силовую поддержку. Один из них, с отечным лицом алкоголика, был одет в майку-алкоголичку и заношенные галифе. Второй, дюжий мужик, был в мятых, неопределенного цвета, брюках и рубашке навыпуск. Я сделал еще шаг вперед и оказался в комнате.

— Вы кто, гражданин? — тут же потребовала от меня ответа крашеная дама.

Я окинул сначала ее пренебрежительным взглядом, потом двух, стоящих рядом, мужиков и только после этого ответил:

— Кто-кто. Конь в пальто. Лягну, и не встанешь, сучка крашеная.

Несколько секунд она смотрела на меня недоумевающим взглядом, пока до нее дошло, что ее только что оскорбили.

— Я не позволю...

— Пасть захлопни, воняет, — я развернулся к толпе. — Люди, а что тут за сборище?

На мой вопрос сразу откликнулась миловидная женщина лет тридцати, в длинном домашнем халатике с пояском, который подчеркивал ее точеную фигурку: — Да Лизка Колотова хочет отобрать квартиру у Марь Иванны.

— Николай Игнатьевич, восстановите порядок! — раздался командный голос, наконец пришедшей в себя, крашеной дамы.

— Да я тебя, паскуда, щас тебя...

Угроза была так себе, да и удар с замахом, дюжему мужику видно в деревне ставили. Легко уйдя в сторону, я ударил сам, в печень. Когда он утробно взвыл, согнувшись напополам, его выставленная челюсть очень хорошо подошла для быстро выброшенного вверх колена. Он хрюкнул, после чего, завалился на пол, как подрубленное дерево.

— Ты, как тебя там, ветеран, ходь сюды, — я сделал жест, подзывая его к себе второго мужика в майке-алкоголичке.

— Не-не-не, я здесь не причем. Это все она, Лизка Колотова. Говорит, бутылку поставлю, ежели за меня скажешь, — при этом ветеран, выставив вперед руки, словно защищаясь, стал мелкими шашками отступать вглубь комнаты.

— Лизка, это ты? — я ткнул пальцем в побледневшую женщину

— Товарищи! Надо срочно вызвать милицию! Это же какой-то форменный бандит! Това...

— Пасть закрой! Разговаривать будешь, когда я скажу! Поняла? — я сделал к ней пару шагов. Она отступила, прижавшись спиной к стене. — Не слышу.

— Не подходи ко мне, сволочь! — я сделал еще один шаг по направлению к ней. — Граждане! Убивают! А-А-А!

От страха потеряв голову и впав в самую настоящую истерику, женщина сейчас истошно вопила, пытаясь спрятаться за своим криком. Повернувшись к сгрудившимся в дверях людям, которые, с некоторой опаской, но больше с, написанным на их лицах, живым любопытством наблюдали, что происходит в комнате. Судя по всему, подавляющему большинству зрителей, все это, похоже, нравилось.

"Похоже, гражданка Колотова не в фаворе у народа. Продолжаем спектакль".

— Товарищи, да у нее самая настоящая истерика! — воскликнул я и с удовольствием отвесил ей две полновесные пощечины. Голова женщины мотнулась сначала в одну сторону, потом в другую, щеки налились нездоровой краснотой, но при этом она сразу прекратила орать. В толпе заахали, но при этом продолжили с еще большим вниманием смотреть устроенный мной спектакль. Я повернулся к толпе: — Вот так, дорогие граждане, лечиться женская истерика. Еще можно ведро холодной воды на голову опрокинуть. Вот только у меня.... Хотя извините, есть!

Схватив графин с водой, стоящий на столе, я вытащил пробку и опрокинул его над головой Колотовой. Вода хлынула ей на голову, стекла по волосам, а затем потекла по лицу, смывая пудру и краски, превращая его в жуткую маску. Народ дружно ахнул. Глядя на впавшую в столбняк женщину, я решил, что пора кончать.

— Все! Собрание закрывается! Гражданка Колотова, вы можете идти! А вы, товарищи, расходитесь! — попросил я жильцов уже сухим, казенным тоном.

Колотова, даже не пытаясь утереться, деревянным шагом направилась к двери. Шок еще не отпустил женщину, и она не совсем понимала, что произошло. Люди расступились перед ней, пропустили, а потом пошли следом. В дверях остались две женщины, которые сейчас вопросительно смотрели на меня.

— Это ваши мужья? — догадался я. — Не стесняйтесь, женщины, забирайте их!

Стоило мне так сказать, как мужичок в майке-алкоголичке тут же кинулся к двери.

— А ну, стоять! — тот остановился, повернулся ко мне, глядя на меня глазами побитой собаки. — Помоги женщинам тащить своего приятеля!

Когда за ними закрылась дверь, я поставил графин, который до сих пор держал в руке, на стол, потом повернулся к хозяйке квартиры: — Здравствуйте. Будем знакомиться. Александр. Лучше зовите Сашей. Татьяна, здравствуйте.

— Здравствуйте, Саша. Вы вовремя пришли. Не знала, что вы такой артист, так хулигана разыграть, уметь надо, — и девушка покачала головой.

— Спасибо вам большое, Александр, — поблагодарила меня хозяйка, у которой только сейчас стал восстанавливаться природный цвет лица. — Присаживайтесь, пожалуйста. Извините, так разнервничалась, что забыла поздороваться. Здравствуйте и еще раз большое-большое вам спасибо.

— Не за что. Вот пришел посмотреть, как Татьяна Владимировна живет, а тут у вас целая война за жилплощадь идет.

— Давно уже идет, но потихоньку, сапом, а сегодня Елизавета, как с цепи сорвалась. Все, больше не будем говорить о неприятном. Давайте, я сейчас чаю поставлю. У меня печенье есть, мягкое, рассыпчатое.

— Большое вам спасибо, но я хотел пригласить Таню на прогулку, если ни у кого возражений нет.

— Да мне как-то неудобно, право. Пришли в гости, помогли и сразу уходите, — стала сокрушаться хозяйка.

— Ничего страшного. Не последний день живем, зайду как-нибудь. Таня, вы как?

Неожиданно девушка смутилась, опустила глаза.

— Боюсь, у меня не получится идти. У меня тут встреча с человеком должна состояться, где-то, через час.

— Этот человек, какого пола? Женского или мужского? — поинтересовался я.

— Мужского. Его Павел зовут, — Таня резко выпрямилась, посмотрела с вызовом.

— Если вы сейчас идете, то я могу вас немного проводить, если нет, то я тогда, наверно, пойду.

— Он сам за мной зайдет. Саша, вы на меня, пожалуйста, не обижайтесь.

— Да я не в обиде, Таня. Всего хорошего.

Девушка и хозяйка комнаты проводили меня виноватыми взглядами.

Выйдя из комнаты, я услышал громкий гомон человеческих голосов, идущий из общей кухни. Судя по обрывкам фраз, там собралось все население квартиры, которое довольно живо обсуждало, только что произошедшие события. Не успел я пройти половину коридора, как одна из дверей неожиданно открылась и на пороге показалась та самая, приятного вида, местная активистка. Она сделала, чисто женское, мягкое движение, высокая грудь пошла вперед, натягивая ткань, и одновременно полы халата снизу разошлись, отдавая на рассмотрение, начиная от середины бедра, стройную женскую ножку. Стоило нашим взглядам встретиться, как в глазах женщины я увидел озорных чертиков, отплясывающих сексуально-зажигательный танец.

— Вы торопитесь, мужчина?

Против такого натиска я не мог устоять, а если говорить честно, даже не пытался.

— Уже нет, прелестная незнакомка. Боюсь показаться невежливым, но может, вы меня пригласите в гости?

Уже закрывая за собой дверь, я успел услышать чей-то женский голос, в котором прямо звучала неприкрытая зависть: — Вот же, Машка-стерва!

ГЛАВА 3

Историческая справка. Через 16 лет после смерти Якова Свердлова, в 1935 году, сотрудники Кремля, занимавшиеся очередной инвентаризацией, обнаружили несгораемый шкаф, некогда стоявший в кабинете председателя Всероссийского ЦИКа. В свое время его не смогли открыть, но на этот раз для вскрытия сейфа вызвали специалистов. О богатстве одного из лидеров большевиков сегодня известно благодаря сохранившейся записке наркома внутренних дел Генриха Ягоды на имя Иосифа Сталина от 27 июля 1935 года. Согласно этому документу, в сейфе Свердлова были обнаружены золотые монеты царской чеканки на сумму 108 525 рублей, 705 экземпляров ювелирных изделий, кредитные билеты на 750 тысяч рублей, а также чистые бланки паспортов царского образца и несколько паспортов на различные имена (в том числе и на имя самого Свердлова). Нетрудно было понять, что в 1919 году, у большевиков было довольно шаткое положение, поэтому награбленные председателем Всероссийского ЦИКа богатства, лежавшие в его сейфе, были приготовлены на случай бегства.

Наша встреча была назначена на Патриарших прудах, одном из знаковых мест Москвы. К назначенной точке встречи мы подошли почти одновременно, только еще на подходе к месту я стал присматриваться к гуляющей публике. Я специально выбрал рабочий день, поэтому отдыхающего народа было сравнительно немного: мамы с детьми, пожилые люди и молодежь. Не обошлось, правда, без музыкального сопровождения. Мимо меня промаршировал, под громкий стук барабанных палочек, отряд пионеров в голубых майках и красных галстуках.

— Мое почтение, господа, — поздоровался я.

— Добрый день. Здравствуйте, Александр, — поздоровались со мной потенциальные компаньоны.

— Владимир Михайлович, как ваше самочувствие? — сразу поинтересовался я.

— Вашими молитвами, Александр, — усмехнулся Власов, который сейчас выглядел намного бодрее, чем в нашу прошлую встречу. — Если я не ошибаюсь, вы нам что-то хотели предложить?

— Прежде, чем мы начнем обсуждать какое-то дело, мне бы хотелось сразу вас предупредить, Александр. Если речь идет о каком-то заговоре, то мы, с Владимиром, в такие игры больше не играем, — сухим, не терпящим возражений тоном заявил мне Зворыкин.