Думать не получалось, хотя сквозь полупризрачные торопливые капли перед глазами появлялась одна и та же картинка: идущий навстречу высокий подросток накидывает на голову капюшон. Что-то зловещее было в этой картинке. Может, длинные патлы правнука бабки Петровны? Может, широкий и глубокий капюшон — отличная маскировка для человека, не желающего себя афишировать? Может, странное выражение лица, эти опущенные долу глаза — и усмешка на разбитых губах? А может, просто у Лёхина, "тихо шифером шурша, едет крыша не спеша"? Не в первый и, наверное, не в последний раз... И чего именно эта картинка пристала к Лёхину, когда он должен бы вовсю заниматься пропавшей девочкой? Беседа с бабкой Петровной была уже после отъезда Егора Васильевича — скорее всего, она и перебила впечатление от спецзадания.

С магазинного крылечка Лёхин сошёл в полном убеждении: исчезновения подростка и девушки взаимосвязаны. Притормаживало лишь одно. Родители Ромки — люди, конечно, с достатком, но где уж им тягаться с богатством Егора Васильевича. И что же? Похитители — судя по всему, целая шайка! — не брезгуют и мелочью?

Дошлёпал по ручьям до подъезда. Под навесом, ссутулившись, курила мокрая чёрная фигура. Сквозь ширму-капель с крыши Лёхин прыгнул рядом и только-только начал разворачиваться закрыть зонт, как из стены за чёрной фигурой высунулись Касьянушка и Дормидонт Силыч. Оба в ужасе вылупили глаза "Ой, что случилось-то!" и, дружно ткнув пальцами в чёрную фигуру, пропали.

Внутренне подобравшись, Лёхин неспешно закрыл наконец зонт и обратился к неизвестному:

— Добрый вечер!

— Добрый, — ответил неизвестный и поднял голову взглянуть на Лёхина.

При виде смуглого лица с проницательными глазами Лёхин здорово пожалел, что заговорил, а не удрал сразу домой.

Профессор Соболев собственной персоной! Именно его испытующий взгляд заставлял Лёхина не ходить к Ане в гости, а назначать ей встречи где-нибудь в городе. Её старшего брата он побаивался из-за истории с месяц назад, когда неконтролируемые в момент смерти эзотерические способности профессора впустили чудовищ в человеческий мир. Рядом с Соболевым Лёхин всегда держался настороже: профессор почему-то напоминал ему склад боеприпасов, в двери которого застрял кончик бикфордового шнура. Только спичку поднести...

— Я за хлебом выходил, — попытался завязать разговор Лёхин. — Вы, Дмитрий Витальевич, наверное, поднимались, в квартиру звонили?

— Свет горел, — тихо сказал Соболев. — Я подумал, вы не хотите открывать.

— Ну, что ж, вот он я. Давайте зайдём? Вы ведь не просто так приехали? По делу?

— Заходить не буду. Поздно уже. Анюта будет беспокоиться. Да и дело моё к вам на два слова. Алексей, возможно, человек вы хороший. Но я всё-таки вас очень прошу оставить мою сестру в покое. Пожалуйста, не приходите больше и не звоните. Это всё, что я хотел сказать. До свидания.

Он приподнял плечи, машинально защищаясь от дождя, и стремительно зашагал к машине, приткнувшейся слева от приподъездной площадки... С обеих сторон от Лёхина повеяло неопределённым движением, и голосом Дормидонта Силыча прошептали:

— Обалдеть! Ишь, герцогА каке нашлись!

Перед сном привидения уговорили Лёхина перечитать последнюю запись в тетради, чтобы приснилось продолжение приключений Джона Гризли. Особенно настаивал на чтении призрак когда-то безымянного агента.

— Поверьте профессионалу в данной сфере жизни, — вещал Глеб Семёнович. — Сны должны иметь логический конец!

Слушая его, Лёхин почему-то не мог отделаться от ощущения, что агент просто-напросто увлечён Лёхиными сновидениями, как хорошим сериалом, и ждёт не дождётся продолжения. Остальные три призрака, кстати, того же желания и не думали скрывать.

Черти настырные... Глаза закрываются, а они — перечитай.

Но перечитал. И пока читал, все четверо с живым интересом висели над ним и тетрадью, как будто не знали его личного сна наизусть. Этакий портрет в интерьере получился: кровать, торшер, крупным планом Лёхин с тетрадью, склонившиеся над ним тени гигантскими вопросительными знаками.

На последних строках, с корявым от спешки почерком, Лёхин мягко ткнулся головой в подушку. Елисей некоторое время прислушивался к сонному дыханию хозяина, потом шёпотом велел:

— На кухню все! Касьян, закрой рот! Лексей Григорьича разбудишь.

Домового слушались. Улетучились быстро. Касьянушка, правда, промычал что-то жалобное сквозь крепкую ладонь Дормидонта Силыча, но особо не трепыхался.

А Елисей стянул тетрадь с постели, донёс до письменного стола. Потом ещё раз оглядел комнату с хозяином, погрозил кулачишком коту, выключил торшер и тихонько ушёл, неслышно топая валенками.

Первой к Лёхину съехала с торшера "помпошка" и деловито устроилась на ухе человека. Затем на кровать мягко прыгнул Джучи, сначала обнюхал лицо хозяина, потом Шишика и, уверившись, что все свои, привалился к животу Лёхина. Здесь коту тепло и уютно, а во сне — Джучи знал — человек ворочается редко. Не задавит.

" ... Джон Гризли стоял очень неудобно — широко расставив ноги над лежащим Крисом. Несмотря на вкрадчивые уверения Боба Кувалды, Джон знал, что рейнджера под присмотром бандитов оставлять нельзя ни на секунду. И ещё охотник знал, что Кувалда не сможет драться по-настоящему и сподличает. И всё это не оттого, что лучшие годы бандита позади. Нет, Кувалда сам дал себе слабину. Когда-то он был хорошим бойцом, а кулак какой был!.. Настоящая кувалда!.. А сейчас обрюзг, хотя, наверное, и не замечает...

Кувалда двинулся вперёд медленно и даже с ленцой. Правила поединка просты: кого с ног собьют, тот и проиграл. А уж что ты в ход пустишь, защищаясь или нападая, — дело твоё. Можешь кулак, а можешь — холодное или огнестрельное оружие. Не возбраняется. На всё остальное — табу. Поэтому Джон Гризли только шевельнул бровью, приметив в приоткрывшихся пластинах Кувалдового бронежилета лучевой зарядник. Забавно. Пустит ли бандит в ход припрятанный бластер? А если пустит, как отреагируют его подчинённые? Или на сей раз он отобрал в команду откровенных подонков?

Размышляя обо всем, Джон Гризли слегка покачивался, машинально копируя движения противника. Охота на крупного зверя. Если перед тобой опасный враг, главное — вовремя уловить миг, когда он начнёт атаку. Зверь думает, что внезапен. Пусть думает. Закон охотника — начать движение вместе с противником, и тогда противник — дичь.

Кувалда резко выбросил вперёд руки с короткоствольным автоматом. До поры до времени оружие таилось в боковых ремнях. Короткая деловитая очередь заткнулась в самом начале: опередив явление автомата, из рукава Гризли выстрелила серая металлическая змея, цапнула оружие и свистнула обратно, в рукавное укрытие.

Движение противника за оружием для Джона Гризли началось с момента, когда лицо Кувалды напряглось. Так что кинуть охотничью сеть-ловушку чуть раньше не составило труда. Вообще-то, несколько озадаченный Джон Гризли легко читал и с лица, и с фигуры бандита, потому и озадачился: то ли он, Гризли, стал Великим охотником, то ли Кувалда сдал гораздо больше, чем видно на первый взгляд... А вдруг он притворяется?

Но Кувалда не притворялся. Он, кажется, слишком привык полагаться на подчинённых и стал менее сдержанным. Вот и сейчас он отметил удачу противника раздражённо-яростным воплем... Прежний Кувалда, напротив, затаился бы, перестал бы слишком откровенно двигаться. Но сейчас, пока он вопил, отмечая свою потерю, Джон Гризли насчитал на нём около двенадцати единиц оружия, которые противник выдал нечаянным прикосновением плохо контролируемых рук. Мда, расслабился некогда опасный и непредсказуемый поединщик.

Джон Гризли распрощался с жизнью и прочёл молитвы всем богам за душу Криса, которого собирался пристрелить, чтобы не отдавать кровопийцам. Теперь, после продемонстрированного промаха, бандит и не подумает продолжать дуэль. Ишь чего! Срамиться перед подчинёнными! Ишь чего — время тянуть! Кокнуть сопротивленцев — и кончено дело!

Внезапно Кувалда скукожился, а рассеянная толпа бандитов мигом сбилась в плотную кучу.

Опасаясь подвоха, Джон Гризли скосился налево. Хрен редьки не слаще! Законники!

Огромная ракушка спиралью спускалась на более-менее ровное место за бандитской толпой.

Внезапно Джон Гризли вспотел. Ещё не соображая, что именно он делает, цапнул рейнджера за шкирку и бросился к своему катеру. Только через десяток шагов он сообразил, на что среагировал: ракушку законников отделяла от него команда Боба Кувалды, которая сейчас сомкнулась вокруг предводителя, — и путь к катеру оказался свободен!

На бегу закидывая Криса на плечо, Джон Гризли свистнул в птичий манок, висевший обычно на груди. Невидимая защита вокруг катера, сенсоры которого настроены на хозяина, исчезла ровно на тридцать секунд под воздействием ультразвуковой песенки, а дверной люк за пять шагов с лязгом въехал в пазы.

Джон влетел в катер, бросил на полу в "предбаннике" Криса и кинулся к пульту управления.

Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать!.. Мощнейшая защита вокруг корабля восстановилась. Джон прекрасно понимал, что этого мало. У законников свои методы раскалывать орехи, чтобы добраться до ядра.

Включённый визор-экран наблюдателя показал: двое законников надолго стреножили Боба Кувалду — тот эмоционально объяснял им ситуацию, тыча рукой в катер Джона Гризли. Трое уже бегут к охотничьему кораблю, но им ещё надо протолкнуться через толпу бандитов, а те расступаются неохотно. Да-а, им бы не хотелось, чтобы Гризли оказался в руках закона. Если Крис и в самом деле имеет ценность в их глазах.

Двигатели катера взревели. Законники, прорвавшись сквозь толпу, побежали к кораблю. Обмерев, в руках одного из них Джон Гризли узнал краскомёт. Если этот тип успеет выстрелить, катер придётся менять: краска законников не смывается, проедает любую другую краску, наложенную поверх. Но откуда взять кредиты на новый корабль?! Да и как Джон может искать другой, если, приземлись он в любом другом космопорте, его тут же арестуют? Краска позора светится и в темноте! Что же делать?! Как не подпустить краскомётчика на нужное расстояние?!

И Гризли решился на единственное средство.

Тычок толстенного указательного пальца в кнопку. Джон не видел, но знал, что из-под катера вырвались белые клубы шипящего пара. А потом и увидел: из волны пара, почти докатившейся до остановившихся законников, вынырнули жуткого вида белые волчары. Особенную оторопь вызывала в зверях их косматость. Оскалившись, белые волки медленно пошли на законников и завопивших бандитов.

Раскочегарившись, катер наконец оторвался от земли и взлетел.

На секунды откинувшись в кресло перед пультом, Джон позволил себе шумно вздохнуть. За невинную шутку-отпугивание его только оштрафуют, но не засудят, поймав с раненым рейнджером на руках. Белые волчары сгинут через... Он глянул на приборы... Уже через секунд двадцать. Ффу-у... Прощай, Боб Кувалда! Честное слово — ничего личного!

Теперь можно заняться и Крисом.

Джон быстро поднял рейнджера и донёс до каюты-кладовки, где среди прочего нужного хлама хранилась медицинская капсула, слава Господу, тщательно проверенная на последней посещённой им цивилизованной планете. Джону на той планете — как там бишь её? — здорово повезло: аборигены только-только отгрохали зоопарк экзотов и нуждались в огромном количестве инопланетных зверюшек. Сумму за свою коллекцию пойманного зверья он получил приличную и смог позволить себе многое из текущего ремонта.

Уложив Криса в капсулу, Джон Гризли запустил установку.

... Здоровенная фигура космического охотника уплыла куда-то в сторону, а рядом с капсулой появился Лёхин. Спящий Лёхин очень удивился, но продолжал смотреть. Лёхин из сновидений наклонился над капсулой. Странно, куда делся высокий сухощавый рейнджер в окровавленной одежде, которую Джон Гризли так и не удосужился с него снять? И — у рейнджера, вообще-то, волосы короткие, а у лежащего в капсуле они разбросаны, как будто под головой подстелен тёмный платок... Лежащий резко открыл глаза — и Лёхин отшатнулся: вылетевший из капсулы кулак вдребезги разбил непробиваемый металлопластик!..

— ... Вы мне обещали драку! — возмущённо сказал Лёхин наутро. — А тут — ни разочка никто никого не стукнул!

За окном тихонько барабанил дождь. Время — четыре утра. Насупившийся Лёхин сидел за кухонным столом, откуда домовой торопливо подбирал книги призраков ("Читальный зал, ёлки-палки, устроили!" — опять возмутился Лёхин). Перед не вовремя проснувшимся хозяином поставили чашку свежезаваренного чая. Лёхин вздохнул и отпил. А ведь уютно же здесь, на кухне!.. Особенно в беспросветный дождь. Тихо, тепло, собеседники все солидные. Ещё и чаем угостили.

— Ну, Лексей Григорьич, звиняй, — нисколько не смутившись, провозгласил Дормидонт Силыч. — Уж за свои сны ты сам ответчик!

Касьянушка же, напротив, извиняться не собирался, а рвался в бой.

— Не дело ты, хозяин, говоришь! Хотел один сон увидеть — привиделся другой? Да ты глянь, Лексей Григорьич, как же может присниться тот же сон, ежели тебе вчерась уже столько привелось испытать! Вот драку-то мимо и пронесло. Чем же мы тут виноваты?

— Да не виню я вас! — буркнул успокоившийся Лёхин. Он сидел напротив посудного шкафа и следил в зеркальной стенке, как Шишик, сидя на его плече, внаглую и безостановочно зевает. — Просто вы сами сказали, что перечитаю — и увижу, что там дальше. А что получилось? Получилось, увидел начало почему-то не состоявшейся на этот раз драки и концовку с бабки Петровны правнуком.

— Ой, Лексей Григорьич, добрая же у тебя душа! — ахнул Касьянушка и облился слезами. — Уж так переживаешь! Так переживаешь, инда во сне душа твоя ранимая плачет обо всех и рыдает!

Он деловито перехватил крадущегося сбоку Линь Тая и тоже, обняв китайчонка, возрыдал на его груди. Перепуганный Линь Тай тоненько взвизгнул и, присев, вывернулся из рук бородатого плаксы. Дормидонт Силыч всполошённо глянул на свою жилетку и взлетел куда-то под потолок, поближе к тёмному глазастому пятну: Шишики собрались со всего дома, узнав, что здесь не спят и обсуждают интереснейшие вещи...

Только агент снисходительно улыбнулся, глядя на Касьянушку, который шумно сморкался и причитал что-то совсем уж невразумительное себе под нос. "Не плакса, а сморчок!" — вдруг подумал Лёхин. На его плече Шишик, отражённый в зеркальном шкафу, застыл, глядя хозяину, зеркальному же, в глаза; сонные глазёнки увеличились вдвое. "Чего это он? — встревожился Лёхин, потом сообразил: — А, это он "сморчка" услышал, юморист!"

"Помпошка" тем временем быстренько скатилась с плеча и по стене помчалась на потолок. Тёмное глазастое пятно сомкнулось вокруг неё, а затем уставилось на Лёхина, и тому почудилось дружное хихиканье. Лёхин поспешно отвёл взгляд от потолка. Всхлипывающий Касьянушка, кажется, ничего не заметил.

Елисей же усмехнулся в бороду и подвинул к Лёхину тарелку с плюшками.

— Давай, хозяин, ещё чашку чая — и баиньки. Вскочил ты раненько для серьёзной беседы. Вот отоспишься, а утро вечера всегда мудренее.