А зачем обзаводиться новыми махинами, ежели товар не находит сбыта? Ответ: приморские гильдии не могут отказать собратьям из Марди или Нурачара, когда они эти махины предлагают. Им хорошо, они сбывают орудия производства, а наши товары — в основном для частного потребителя. Почему же ткани, горшки и всякие бытовые махинки плохо покупают? Да потому, что население, хотя и растет, по-прежнему мало зарабатывает — в том числе и из-за частичной занятости... Замкнутый круг?
Наконец, третье мнение. Негильдейские сообщества имеют вполне разумные самостоятельные цели. Главная — преодолеть разрыв между руководством гильдий и рядовыми работниками. Объединить голоса при выборах гильдейских советов, продвинуть в советники рабочих. Цеховые мастера, политехники, освобожденные деятели гильдейского движения — хороши, спору нет. Только обычному слесарю, гончару, ткачихе некоторые нужды производства виднее. Как и нужды работяг. Конечно, гильдейское устройство с годами тоже усложняется, без надлежащего образования в нем нелегко разобраться — но и прикладного опыта никакая учеба не заменяет... Дальнейшие цели — наладить более крепкие связи между гильдиями и коронными учреждениями, в том числе и государственными заказчиками. По установкам своим МСТ и СРБ близки к "Дибульскому движению", куда входит в основном служащее дворянство. "Дибульцы" тоже толкуют о заветах Семибожия, о славной мэйанской старине... А еще достойная цель — преодолеть разобщенность гильдий по областям. Например, наладить переброску обученных работников в те края, где их не хватает. Если гильдиям недосуг этим заниматься — почему бы не пособить им...
"Доброхот" приглашает читателей к обсуждению вопроса.
* * *
7.
Пятнадцатое число, без четверти десять утра.
Восточный берег, Старая Гавань. Помещение для допросов в Старо-гаванском участке стражи.
Мэнгри Барданг, начальник Сыскного отдела.
Якуни Карадар, участковый стряпчий.
Стол похож на те, что ставят во дворах для любителей пива и шашек под вольным небом. Столешница — толстые некрашеные доски, боковины кирпичные, сложены прямо от пола. И такие же лавки — чтобы не сдвинуть. Больше в комнате ничего: посторонние предметы не должны отвлекать от разговора. Стены серые, в дальней стене окно с решеткой.
Стряпчий, хоть и несет присягу, на службу ходит в обычной городской одежде. В том вкусе, что зовут "Неподкупной Бедностью". Лицо под стать наряду: стриженая бородка, рыжеватого цвета глаза и волосы. Грамотейская кособокая посадка за столом — от привычки писать, имея перед собою книгу или другую грамоту, а не живого собеседника.
— Пока единственное, что связывает девушку с погибшей, — это храм.
— "Из изуверских побуждений"?
В голосе мастера Карадара слышится разочарование. Сотник качает головой:
— Если ты про площадь Ликомбо, то туда дело еще не затребовали.
Стряпчий продолжает листать бумаги, собранные по делу за прошедшие сутки. Молвит задумчиво:
— Гаммичи Нариканда, жених... Из родни того самого Нариканды?
— О, да. Племянник господина сотника Охранного отделения. Отец, сотников брат, служит в Марди в Богословском училище. Древние языки преподает.
— То есть тоже под присягой.
— Конечно. Теперь — что касается самой задержанной. Доброхоты семьи развили бурную деятельность. Насчет отпущения девицы под поручительство, ежели следствие сочтет сие возможным.
— При признании в убийстве?
— Не иначе, надеются, что она одумается и изменит показания.
— Запрос прислали?
— Пока нет. И стряпчего их гильдейского тут еще не было. Наставница девицына с утра пораньше сама ко мне с этим явилась. Исключительно гоноровая орчиха в почтенных летах.
— А о наемном стряпчем для барышни Магго речь уже заходила?
— Еще бы. Грозятся прислать. Самого лучшего! Не то — позор всей Ученой гильдии.
— Действительно, странно было бы ждать иного. Тем более, что и мать нашей барышни, похоже, в лечебнице у себя — весьма ценимая сотрудница. Тут про нее чуть ли не больше справок надавали, чем про дочку ее. "Заслуженный грамотей Объединения", двадцать семь лет безупречного труда...
— Когда успела? Вроде бы нестарая еще тетка. Как среднюю школу окончила, так нянькой в больницу и пошла?
— Получается, так.
— Вот и поглядим, как они мыслят себе предстоящую защиту. "Лучших стряпчих" на все руки не бывает. Ежели "на почве страсти" — это будет одно светило правоведения, если "из изуверских" — другое, и так далее.
Стряпчий Якуни молчит. Барданг добавляет:
— Не вижу повода скисать.
— Да я, скорее, наоборот... Ополчаюсь в бой с наидостойнейшим соперником, вот.
— Можно подумать, у тебя это первое дело.
— Не первое. Но и не сто пятьдесят первое, если брать убийства.
— А кстати: которое по счету?
— Одиннадцатое.
— За три года — немало.
— А что еще известно о семействе Магго?
"Еще" — это значит, помимо папки с бумагами, предоставленными в распоряжение Королевской Стражи. Перед началом работы самое время сверить и эти сведения.
— Кое-что о старшем сыне мастерши Магго. Погиб в четырнадцатом году. В матросы пошел сразу после средней школы и в первое же плавание — в заграничный рейс. Как сумел? Точно пока не знаю, но и здесь, и в Пардвене он встречался с людьми из храма Барра Справедливого. Как я знаю, у здешних Черных Братьев этот Чани Магго теперь — вроде мученика за веру. Сестра же его, Минору, — честная семибожница, в хор на Чайную площадь ходит...
— Я смотрю — сплошь положительные отзывы о девушке. Всех занятий — учеба да пение. По-Вашему, мать и наставница обе чего-то существенного о ней недоговаривают?
— Скорее, девица успешно вела свою жизнь, тайную от них.
— И от жениха тоже?
— А от него, может быть, и нет.
— Тогда я вижу два расклада. Или господин Нариканда при деятельной помощи своей юной родни раскрыл некий семибожный заговор. В это вписывается мастер Райлер из Семибожного Рабочего Братства. До поры СРБ не трогали, но вот, раскопали, наконец, нечто, что можно ему по-серьезному вменить. Но тогда непонятно, почему дворник с Обретенской вызвал стражу, а не сразу наряд из Охранного. Мог же он какие ни на есть благовония из-за двери учуять, обрядовые песнопения услыхать...
— В квартире ничего похожего не нашли. Ни подозрительных веществ, ни крамольной писанины, вообще ничего, что на "Братство" указывало бы.
— А хотя бы какие-то приметы того, что там живет жрец? Я не знаю: пестрое облачение, "Богословие Халлу-Банги", утварь для обрядов?
— Нету. Только у барышни Магго в сумочке сборник песен досточтимого Байканды. Издан в Марди, цензуру прошел.
— Или же наоборот, кому-то крепко надоел сотник Нариканда. И ему пакостят таким способом: втянувши молодежь из его семейства в изуверские радения. Тогда, конечно, первой на месте должна была оказаться стража, чтобы дело сложнее было замять.
— Понимаешь, почему сам я не тороплюсь с запросом в Охранное?
Карадар кивает:
— Собственно, мастер Райлер еще вполне может оказать Короне любезность и добровольно явиться сюда.
— По крайней мере, до конца праздников я хочу погодить. Вдруг да и вправду явится? Или попадется нашим ребятам.
— Данных о времени и причине смерти пока нет?
— Жду. Так что не взыщи, если дело и вовсе обернется "естественной" или "несчастным случаем". Правда, на нашу долю и тогда остается шарфик. Глумление над мертвым телом.
— И самооговор?
— Может быть. Если барышня сейчас нам не заявит, что имела в виду нечто совсем другое. Видишь ли, завязан узел так, что если бы спящая хоть слегка дернулась вправо-влево, то от изголовья шарфик бы отвязался. И ключ... Очень похоже на то, что дверь заперли не изнутри, а из коридора.
— А между коридором и лестничной площадкой дверь была открыта?
— Настежь. Она там, по словам Ганикки, вообще не запирается.
— А двери из подъезда на улицу?
— Тоже. Заходите, сограждане, когда хотите, к кому хотите. За это безобразие дворник у меня получит, конечно. Ну, как: зовем девицу?
* * *
8.
Пятнадцатое число месяца Целительницы. Половина десятого утра.
Загородная усадьба госпожи Маррбери к Северо-западу от Ларбара.
Мохноног Венко, истопник.
Благородный Таррига, гость.
Госпожа напрасно тревожится. Сокровище — тут, никуда не делось.
Большое окно в виде арки с деревянным подоконником. В богатом доме праздник: комнаты ярко освещены. Скорее всего, чародейскими светильниками — только они дают такой ровный зеленоватый свет. Да и не похоже, чтобы хозяин польстился на обычные свечи. Господин боярин не чуждается суетной мирской славы. Баллуская шапочка с серебряным шитьем сдвинута набок — по последней тогдашней моде. Черный бархат рукава завернут небрежно и пышно. Меховая оторочка кафтана, кружева на шелковой рубашке. Да что — наряд? Что светильники? Какие пиры устраивает он у себя!
Вот и нынешний, видимо, удался. Судя по покрасневшему лицу, выпито и съедено уже немало. Отвлекшись от гостей, хозяин подошел к окну — полюбоваться закатом. Ему слегка за сорок. Волосы, когда-то густые и кудрявые, на лбу уже поредели. Впрочем, это мелочи. А округлое пузо и второй подбородок и вовсе не могут испортить высокородного боярина — когда это полнота считалась некрасивой в Мэйане? Господин Маррбери очень доволен жизнью и собой. И не заходящее солнышко привлекло его внимание, не верьте! Не глядят на закаты с такой улыбкой. Должно быть, хорошенькая служанка, чуть-чуть приподняв подол, переходит мокрую улицу. Или разносчица пирожков ругается вслед забрызгавшей ее карете, а сама, хотя и простолюдинка — ах, что за женщина...
Как много можно вместить в один портрет. Да такой, где не видно ни комнат, ни улицы — только рама окна да лицо и одежда человека. А еще свет: из глубины помещения, снаружи, с вечернего неба, и из глаз господина. Современные художники не пишут так, не умеют. Впрочем, и во времена боярина Маррбери так работать со светом умел только один живописец: досточтимый Раббай из храма Творца Жизни в Ларбаре.
Сколько Вы ни глядите на эту картину, благородный Таррига, она действует всё так же. Дарит это редкое чувство — радости за чужое благополучие.
Портрет помещен ровно посередине пустой стены, затянутой дорогими ткаными обоями. Жемчужина домашнего собрания. На других стенах еще несколько небольших досок — художники того же десятого столетия. Но, разумеется, с Раббаем их не сравнить.
Изразцовая печка — на достаточном расстоянии от картин. Топит ее благообразный мохноног. Клетчатая рубашка, жилетка, кирпично-рыжие штаны. На спинке старинного кресла висит такая же рыжая куртка с бляхой: Тепловая Гильдия Приморья. Поддерживать должный уровень обогрева в доме, где хранятся столь ценные творения искусства, может только обученный мастер-истопник.
Во времена досточтимого Раббая изысканному кавалеру полагалось сидеть у ног своей возлюбленной, на особой низенькой скамеечке. Сколько раз сиживал так сам господин Маррбери! Говорят, что до второго возраста Исполинов — пока подагра окончательно не уложила его в постель.
Два века миновало, а подобная скамеечка в этом доме еще хранится. И все так же занимает ее блестящий кавалер. Русые кудри собраны в длинный хвост, одет просто, но осанка выдает выпускника Королевской школы. И лишь вместо дамы — маленький мохноног. Чтобы оказаться на одной высоте с ним, человек и предпочел разместиться пониже. Не столько ради учтивости, сколько ради удобства, если уж беседа обещает быть долгой. Не сразу заметишь, что теперь мохноног поглядывает на собеседника словно бы немного свысока:
— Тачи так сказал — особый уголь, противогазы заправлять?
— Уголь или еще какая-то другая смесь для газовых масок. Не такая, что применяется в обычных, бытовых противогазах, а с большей степенью защиты. Как он выразился, "промышленная". Я понял, что населению такую не продают.
— Да и зачем бы? Всё равно граждане заправку в масках меняют раз в десять лет, и то — ежели пожарный надзор очень уж прицепится.
— А нам, по его словам, нужны настоящие маски, не хуже, чем у стражников. Откуда-то он слышал, что скоро сходки наши будут разгонять дымовыми шашками. Послал человека в Мардийский край: договориться на предприятии, что выпускает ту самую смесь. Там тоже есть наши товарищи, готовы продать по приемлемой цене. Но только за наличные. По бумагам товар пройдет не как заправка, а как "средства пожаротушения". Насосы, рукава, багры и ведра.
— И песок! Тут у нас, на берегах Торгового моря, песка приличного не купишь, это — да.
— Я спросил, как мы объясним, почему рабочие приобретают пожарный припас за наличные, а не обыкновенным гильдейским порядком. Тачи ответил: скажем, что тут гильдии нашей должно быть стыдно — не озаботилась.
— И как Вы? Похлопотали?
— Да. Не так сложно это оказалось. Но что теперь получается: наградные рабочим гильдия выдала, деньги Тачи с них собрал, в Марди опять ездил наш гонец, на сей раз — Варрута. Основательный парень, не какой-нибудь обормот. Вернулся. Я его спрашиваю, как дела, из речей его понимаю: ничего он не покупал. И ни про какие маски не слыхивал. У нас секретность нынче такая, во избежание утечек? Или как я должен всё это толковать?
Истопник сочувственно вздыхает:
— А про оружие, выходит, Тачи Вам так и не сказал?
— Какое оружие?
— Да тоже — не хуже, чем у Стражи. Может, в чем-то и лучше. Не защитное, а наступательное.
— Ты о чем?
— Законным образом оно, что и не удивительно, тоже не продается. Только за живые деньги. И именно сейчас. Такие вещи, Вы ж сами понимаете, по два раза никто не предлагает.
Шутит? "Оружие"... Даже для мохноножьих шуточек — пожалуй, чересчур.
Слишком часто Вы ездите сюда к нему — советоваться о делах, не связанных с сохранностью картин госпожи Маррбери?
Такое славное, открытое лицо. Без обычного добродушия "честных приморских мохноногов": серьезное, порой насмешливое, и всё же...
Да и как бы Вы стали ему не доверять? Хотя, если задуматься — сравнительно недавнее знакомство. И доверие-то весьма условное, другого и не бывает при разнице племен...
